время представления. Балашову-то понятно, почему государь так поступает: хочет подчеркнуть, что мы воюем не с Корнелем и Расином, а с Бонапартом. Вот только не у каждого найдешь такое благородство мыслей и столько рассудительности. Народу понятны простые девизы: «Бей французов!» – так всех, не разбирая. Да и если подумать, то какой-нибудь портной или кондитер в глазах обывателя не так вреден, как актер или учитель. Молодежь проматывает отцовское наследство за карточным столом, девицы торгуют своей честью, народ пьянствует, чиновники воруют, армия отступает – всё французы виноваты: это они развратили умы и души, навязали свои моды, язык и повадки! Изгнать французов, запретить их книги и газеты, закрыть Французский театр, опечатать модные лавки, не позволять никому учить детей по-французски – глядишь, и всё наладится, дух отечественный возобладает, добродетель восторжествует над пороком!
Вон, Ростопчин в Москве велит сечь подозрительных иностранцев плетьми и высылать в Тобольск и Нерчинск. Собрал четыре десятка разных учителей, фабрикантов, купцов, поваров, доктора, певца, книгопродавца, объявил их иллюминатами, посадил на барку и отправил тихим ходом в Азию по Москве-реке да еще просил благодарить его за оказанную милость, не то бы возмущенные обыватели их растерзали. Один из сосланных, виноторговец, жил в России уже восемнадцать лет и пять лет как принял русское подданство. А директор французской труппы Домерг нашел пристанище в доме шведского консула, но и это его не спасло: встретив его за обедом у графа Апраксина, московский градоначальник пообещал, что «выкупается в крови французов». Обыватели, кстати, не выказали никакой кровожадности, когда перепуганных ссыльных вели через город к пристани под охраной шести инвалидов: полицмейстер Волков пожал Домергу руку, и это сразу прекратило шум.
Неужели у графа нет более важных дел? Он забросал Балашова письмами о разного рода слухах и сплетнях, сочиняемых и распространяемых «мартинистами», раздул дело Верещагина чуть ли не в государственный заговор! Сам задумал целое театральное представление: чтобы изменника приговорили к смерти, а Ростопчин бы уже под виселицей зачитал ему высочайшее помилование, но приказал бить кнутом и отправить в Сибирь. Государь оставляет его воззвания без ответа, надворный суд приговорил Верещагина только к каторжным работам, но Ростопчин теперь пишет в Сенат, требуя ужесточить приговор, а почт-директора Ключарева своей волей выслал в Воронежскую губернию вместе с супругой за то, что он «посредством писем распространял страх и безнадежность внутри империи». Французов ему уже мало, он взялся за русских: студентов сажает в сумасшедшие дома и «отрезвляет» при помощи холодных душей и микстур (а выявляет этих «болтунов» вечно пьяный сыщик Яковлев); актера Сандунова, два года как оставившего сцену, обвинил в зломыслии и отправил в Вятку; причислил к мартинистам нижегородского епископа Моисея за его сочувствие к Сперанскому… Не зря государь опасался кипучей натуры графа Ростопчина и назначил его московским главнокомандующим с большой неохотой. Как это сказал Крылов в своей басне? «Услужливый дурак опаснее врага».
* * *
У подошвы холма, именуемого Валутиной горой, сходились несколько дорог, которые надлежало закрыть от неприятеля; тут встанет брат Александр – Тучков 4-й, с пехотным полком и конной артиллерией. По болотистой низменности, поросшей густыми кустами, надо рассыпать егерей; лес частый, но перед ним большое поле, уходящее к речке Строгани, – есть где развернуться кавалерии, поэтому там надо тоже поставить два конных орудия и эскадрон Елисаветградских гусар. Пленные вюртембергские гусары показали, что конница уже в сборе и ожидает только прибытия пехоты, чтобы начать атаку. Казаки генерала Карпова видели французскую армию, переходившую на правый берег Днепра по наведенным мостам.
Удовлетворившись занятой позицией, генерал Павел Тучков приказал отряду отдыхать; измотанные десятичасовым переходом солдаты валились на траву и засыпали.
Неприятель показался за час до полудня: занял противулежащие высоты и принялся палить из пушек по гусарам. Тучков послал сказать им, чтоб взяли орудия на передки и отступили за Строгань, разобрав за собой мост. Другой ординарец поскакал за помощью к Тучкову 1-му – старшему брату Николаю.
Артиллеристы вели убийственную дуэль, батарея с Валутиной горы брала верх над французской; неприятельским стрелкам не удавалось выгнать егерей из кустов. Когда французская конница выехала на рысях под огнем на большую дорогу, мост через Строгань оказался уже разобран, пушки, занявшие новую позицию, плевались картечью – кавалерия пустилась назад.
Приняв рапорт у Тучкова 3-го, Барклай-де-Толли взял командование на себя и приказал четырем кавалерийским полкам рассредоточиться до самого Днепра.
Настоящее дело началось в пять часов пополудни, когда все французские батареи заговорили разом, а маршал Ней двинул в центр несколько пехотных колонн под звуки барабанов. Однако к тому времени на помощь к егерям подошли полки Коновницына; нахлынувшая волна откатилась назад, наступило затишье.
…Генерал Гюден опустил зрительную трубу.
– Я советую вам, герцог, дождаться, пока генерал Жюно завершит обходной маневр, прежде чем начинать новую атаку.
– Я не нуждаюсь в ваших советах, граф, – отвечал ему Ней. – Я посылал к императору за солдатами, а не за советчиками.
Их взгляды столкнулись: серо-голубые глаза Нея из-под слегка набрякших век, карие глаза Гюдена под изящными дугами бровей – «Хвастун! Фанфарон! – Немецкий лавочник!»
– Сейчас вы увидите, как моя дивизия атакует позицию и займет ее!
Под сыпавшимися сверху ядрами колонна стальным долотом ударила в русский фронт, который треснул и разбился на несколько черепков. Рассыпавшаяся пехота пятилась, но не бежала; штыки окрасились кровью.
Четверо солдат, пригибаясь, несли кого-то на плаще; заметив эполеты, Даву подошел взглянуть. Гюден?! Одна нога генерала была оторвана по колено, другая изувечена. Скрипнув зубами, маршал отдал приказ штурмовать Валутину гору.
…Солнце клонилось к закату. Полоцкий пехотный полк выбил французов из деревушки под горой, но батарея на большой дороге замолкла окончательно, и вся линия стрелков, занимавшая кусты, начала подаваться назад. Тучков 3-й поскакал на батарею; орудия уже были взяты на передки.
– Почему прекратили огонь без моего приказа?
Круглое лицо генерала побагровело от гнева.
– Заряды все выстрелены, ваше превосходительство! Один только зарядный ящик имелся при каждом орудии, остальные отправлены вперед с обозом к Дорогобужу…
– Откройте ящики. Выполнять!
В двух ящиках еще оставалось несколько зарядов; Тучков приказал снять два орудия с передков и открыть стрельбу, чтобы показать пехоте, что позиция пока не оставлена.
Барклай-де-Толли собирался уезжать. Осадив коня, Тучков принялся объяснять про зарядные ящики. Бывший тут же граф Кутайсов уверял его, что уже приказал другой батарейной роте идти на смену; Тучков возразил, что заменить одни пушки другими будет трудно, потому что вон он, неприятель – свято место пусто не бывает.
Отбивать позицию он решил сам.
– Стройте полк в колонну и
