коридор, где меня ждет Рита, вижу открывающиеся створки лифта и Богдана, выходящего из него.
— Он в операционной, можно подождать в коридоре на диванчике, — говорит устало.
— Больше ничего не известно? — спрашиваю я.
— Нет. По Максу нет информации. Башира шьют, но у него пуля прошла навылет.
Мы следуем за ним в лифт, поднимаемся на четвертый этаж и проходим по коридору. Молча садимся на диванчики, стоящие под стенами небольшого холла, и гипнотизируем дверь, за которой находится коридор, ведущий в операционную.
Через какое-то время Гриша звонит Богдану, тот делится крупицами имеющейся информации. Ловцов обещает приехать, как только закончит с полицией.
Не знаю сколько проходит времени, я то встаю и хожу взад-вперед, то снова сажусь на диван. Покоя нет ни минуты, слез тоже больше нет, только тупая ноющая боль и страх услышать, что врачи не справились.
Поднимаю голову на звуки шагов по коридору — Артур. Его лицо серьезно и напряжено. Он подходит к нам, Богдан поднимается, он подает ему руку.
— Здравствуйте. — здоровается и снами, мы отвечаем, — Как случилось, Богдан?
— Я не знаю, мы остались в зале, а когда прибежали, там уже было месиво. Башир может рассказать, но его тоже заштопали, наверняка под капельницей сейчас.
Градов кивает, подходит ко мне, приседает напротив.
— Лиза, почему ты в крови?
— Это Макса кровь, — голос, как будто, не мой, задушенный и слабый.
— Днем ты была с ним?
— Да.
— Было что-то подозрительное до этого? Звонки, разговоры?
— Нет, все было, как обычно. И в клуб мы поехали спонтанно, после ужина.
Артур зарывается пятерней в свои волосы, еле сдерживается, ощущение, что ему хочется заорать от бессилия.
— Ты не знаешь, что там происходит? — киваю на дверь в отделение — Я скоро с ума сойду.
— Знаю, отец поднял уже всех, кого мог. Все очень серьезно. Пуля попала в брюшную полость, сильное разрушение тканей, задет кишечник. Он потерял много крови, состояние крайне тяжелое. Если выживет, предстоит продолжительное и сложное лечение…
Каждое слово ударяет, словно хлыстом, теперь понимаю, почему Артур такой мрачный и на взводе. На глаза снова накатываются непрошенные слезы. Закрываю лицо руками и плачу.
— Лиза, — Артур садится рядом и обнимает — на смене сегодня один из лучших хирургов в городе, давай будем надеяться, что все обойдется.
Киваю, сквозь слезы, пытаюсь успокоиться. Сейчас всем нелегко, не стоит привлекать на себя столько внимания.
Артур отпускает меня и встает. В холл заходит его отец, окидывает всех взглядом, здоровается.
— Пока ничего нового, — отвечает Артуру на немой вопрос.
Николай Семенович пытается держать марку, мол все у него на контроле. Но я вижу перед собой удрученного, осунувшегося в один миг человека, к которому нагрянуло горе.
— Лиза, ты как? — рассматривает мой растрепанный, поникший вид с опухшим от слез лицом.
— Нормально, — заверяю я. Не до меня сейчас.
Все находятся в молчаливом ожидании еще около получаса, может больше. Для меня время тянется немыслимо долго, истощая все возможные ресурсы. Наконец, дверь открывается и к нам выходит уставший врач. Мы все поднимаемся.
— Доброй ночи. Пациента поместили в реанимацию, в палату интенсивной терапии. Операция была очень сложная, но мы сделали все, от нас зависящее.
— Какие прогнозы, Валентин Сергеевич? — спрашивает отец.
— Не могу дать прогноз, все теперь зависит от него. Но он и так молодец, скажу вам. С такой потерей крови не многие до операционной доезжают.
— Как Джамбаев, что с ним? — спрашивает Артур.
— Пулю извлекать не пришлось, прошла навылет. Ему зашили рану, он в палате под капельницей. Рвался домой уже, говорит, брата нужно хоронить. Пока не отпустили. Ему бы полежать в стационаре. Если имеете влияние, поговорите, а то завтра сбежит, а рана нешуточная. А по поводу сына, Николай Семенович, лечащего контакты вы знаете, он вас будет держать в курсе.
— Спасибо вам большое. Я в долгу не останусь, — говорит Градов-старший. Врач скрывается за дверью. — Все, молодежь, давайте по домам. Завтра сложный день.
Взмыленный Гриша вбегает в холл, смотрит на всех, ожидающим новостей, взглядом. Богдан быстро пересказывает ему разговор с врачом. Он просит Артура отвезти нас с Ритой домой, а Богдана ехать с ним.
Дома принимаю душ и ложусь в кровать. Никогда я еще не чувствовала себя так мерзко. Долгое время кручусь без сна, воскресая картинки прошедшего вечера. А ведь мы могли бы остаться дома, и все сейчас было бы иначе. Почему? За что их? Кто эти люди? Вопросы наваливаются камнепадом, только я не знаю на них ответы.
Засыпаю я уже под утро, когда истощившийся до изнеможения организм отключается самостоятельно, потому что его загнали до предела.
***
Просыпаюсь в половине девятого от настойчивого звонка на телефон. Звонит дядя.
— Алло! — сонно говорю в трубку.
— Доброе утро, Лизавета. Я тебя разбудил?
— Разбудил, но пора вставать.
— Я заеду минут через пятнадцать, есть у тебя немного времени для старика?
— Хорошо.
Не склонна сейчас к разговорам, но раз он почти возле моего дома, смысла что-то придумывать нет. Иду в душ, чищу зубы и натягиваю домашние шорты с футболкой. Успеваю отправить смс Артуру, он вчера дал мне свой телефон для связи на случай, если что-то понадобится: «Привет. Это Лиза. Есть новости?»
После двух настойчивых звонков, открываю дверь. Дядя проходит следом за мной.
— Кофе будешь?
— Не откажусь, — какой-то он взбудораженный.
— Тогда идем на кухню.
Делаю сразу две чашки американо, ставлю на стол сахарницу. К кофе даже предложить нечего, но я не парюсь, ничего не мило. На подоконнике пиликает входящее смс от Артура, открываю: «Привет. Все по-прежнему. Пока в искусственной коме под аппаратами. Правда, дышит сам». «Спасибо», — отправляю в ответ и откладываю мобильный.
— Ты плохо выглядишь, не заболела?
— Нет, просто мало спала.
— Ну, дело молодое. Ты новости не слышала?
— Какие новости?
— Компанию Градова вчера в ночном клубе расстреляли. Черкесов, вроде, насмерть.
Я не в силах что-то ответить, надпиваю свой кофе, обнаруживаю, что не положила сахар. Всыпаю ложку и порывисто колочу, в памяти всплывает картина разбросанных по заднему двору клуба окровавленных тел. И появляется мандраж, сравни вчерашнему.
— Ты приехал, чтобы рассказать это?
— Вообще-то это наш шанс, Лиза. Если Джамбаевы мертвы, а Градов при смерти, мы можем выйти из нашей ситуации с наименьшими потерями.
Что-то неприятно щемит в районе сердца и вызывает возмущение от такого цинизма.
— Ты хоронишь живых людей, чтобы не отдавать долги?
Родственник замирает, вглядывается мне в лицо, понимает, конечно, что сказал лишнее.
— Я никого не хороню. Просто им сейчас будет не до нас, возможно проблема отодвинется или
