И грива. В самом деле целая грива, густая, вороново-черная, блестящая на солнце. Волосы не заплетены. Наверняка без шпилек и гребешков, но не рассыпались, не падали на ее лицо и лоб. Взбитые назад, лишь тяжело вздрагивали на плечах и спине.
В центре цепи мужчины бежали, подстраиваясь под ее ход, а на краях неслись со всех ног, выдаваясь вперед и забирая все шире в стороны. В мешок берут.
Где Курносый? В руках нет, но я его не бросал, не помню, чтобы бросал… Руки пусты, но правый карман оттягивало. Со мной. Не потерял в спешке. Я вырвал его из кармана. Всадить бы несколько пуль в эту цепь…
Не попаду, конечно, сколько ни целься, но шанс на случайное попадание есть. И они это знают. Шли бы помедленнее, пригибаясь и змейкой. По крайней мере, чертова сука. Других она может посылать на смерть послушными марионетками, но сама-то должна бояться?
Я уже взводил курок, когда вспомнил: я же сам выкинул из Курносого последний целый патрон, а запасных не взял. Дурак! Дурак! Одну бы запасную обойму сейчас…
Вжик! Я вздрогнул и втянул голову в плечи. Пуля сбила прут передо мной. Так близко, что я мог бы протянуть руку и потрогать срезанную ветку. Следом долетел треск выстрела.
Я развернулся и бросился сквозь колючие лапы елок…
Виски обдало холодом. Навалилась тяжесть, захотелось бросить все, припасть к дереву… Хотя бы на минутку. Ну на секундочку…
Я зарычал, выдирая себя, свою волю, свое тело из ее хватки. Шаг ногой, движение рукой, перенести вперед вторую ногу… И – в голове, меж висков – вывернуться из ее холодной хватки… И еще одну ногу вперед, преодолевая чужую волю и навязанную лень.
Уйти бы в сторону, но цепь широка. Мне ее не обойти. Да и чертова сука меня почует, не пройдет мимо. Если бежать, то только вперед.
Только и вперед-то…
Я выскальзывал из ее хватки, почти выдавил прочь ее ледяные щупальца, но на это уходили все мои силы. Внимание плыло, мир рассыпался на кусочки.
Стволы деревьев будто вырастали передо мной. Я едва уворачивался от них. Один задел рукой, в другой врезался плечом…
Лес мешал. И усталость. И ледяные щупальца, ломившиеся в меня.
Я бежал медленнее, чем они нагоняли. Она была все ближе, я это чувствовал. Ее касание крепло. Я уже не мог выскользнуть из ее щупальцев – она сжимала меня постоянно. Я лишь извивался в этой хватке, не давая ей влезть в меня глубже, не давая раздавить мою волю…
Ветви цеплялись за одежду, разворачивая, сбивая с пути. Вынырнул и врезался в плечо ствол березы, отбросив меня назад… Или в сторону?
Куда? Куда бежать?!
Я закрутился, пытаясь понять, куда бежал и куда мне теперь…
Накатил страх – я не мог понять, куда бежать. Один безумно длинный, невыносимый миг я был уверен, что сбился, но потом понял куда – к верхушке семнадцатиэтажки, просвечивающей за верхушками берез. Туда!
Я снова двинулся вперед. Нашел путь для ног. Но все сильнее путался в ледяных щупальцах. Она атаковала меня со всех сторон.
То ли я слишком устал, чтобы выворачиваться из ее хватки, то ли она ощупала меня уже со всех сторон и приноровилась ко мне, ко всем моим уверткам. С каждым разом успевала вползти в меня все глубже, прежде чем я выдавливал ее прочь.
Я тоже привыкал к ее атакам, уловил, что за прием она использовала. Кажется, даже в состоянии сообразить, как от него отделаться… Мне бы только секунду трезвости мысли. Секунду, свободную от всего прочего, чтобы я мог сосредоточиться…
Она была все ближе.
Она ни на миг не ослабляла хватку. Держала меня – и била, била, била. Еще не смертельно, еще не подмяв мою волю, но настырно, жестко, все точнее. Все сильнее. Уже пробиваясь в мои мысли, сбивая их, разрывая на бессмысленные образы, никак не связанные друг с другом.
И я чувствовал отголоски ее эмоций. Чувствовал ее… самоуверенность?
Она не спешила расправиться со мной. Била сильно, но я знал, что она могла бы бить еще сильнее. Но не спешила.
Кажется, ей даже понравилось, как я обхитрил ее. Она не подумала про клавишу, которой выбрасывается барабан револьвера. Она думала, что уже все. Сначала ее изумило, что мое сознание не пропало тут же, как только вжался курок. Не поверила, что я еще жив и все еще пытаюсь бороться с ней, даже шагаю… Изумило, раздосадовало, а потом рассмешило. Я почти провел ее. Но теперь-то мне не уйти.
Я чувствовал: она играет со мной. Кошка, с трудом поймавшая мышь, но теперь не спешит добивать. К чему спешка? Она уверена в себе. Уверена в своих слугах, они защитят ее. Уверена, что и мне от них никуда не деться. От нее.
Госпожа, владыка и бог…
И кое-что еще я понял. Не в ее эмоциях, а в том, что засело на донышке моей собственной души, зацепилось ноющей занозой. Раньше мне это показалось ерундой, лишним, сбивающей с толку мелочью… Только теперь я знал, куда приткнуть эту мелочь. Куда воткнуть ее.
В груди горело, воздуха не хватало. В глазах плыло. Из непонятной мешанины вдруг вылетел ствол, пробив мои руки, ударил в грудь. Я чуть не упал. Повис на березе, обхватив ствол руками.
Все, хватит… Если не сейчас, то потом будет слишком поздно. Мне просто не хватит сил.
Я развернулся. Привалился спиной к дереву. Закрыл глаза.
Теперь можно забыть об этих стволах, выскакивающих прямо передо мной. Забыть о выборе, в какую сторону бежать. Перестать тратить волю на то, чтобы переставлять неподъемные ноги.
Забыть обо всем этом и бросить еще оставшуюся каплю разума и воли на то, чтобы затормозить невидимые жернова, перемалывающие мои мысли… Выдавить ее, собраться с мыслями – и снова дать ей продавить мою защиту. Поддаться ей. Чуть-чуть. Выгадывая на этой уступке еще каплю воли и внимания, которые можно направить в другое место… Чтобы выхватить из памяти подарок Дианы. Вытащить его в сознание – таким же целым и ярким, как в тот миг, когда Диана поделилась этим со мной. И швырнуть в ледяные жернова, рвущие меня. Через них. В ту, что управляет ими, чувствует через них… На, с-сука. Подавись! Жри!!!
Она жадно заползала в любую часть меня, куда ей удавалось пробиться, а сюда я ее пустил. Она вцепилась, еще не разобрав, что это. Заглотила целиком, как голодная рыба червяка.
На миг ее хватка ослабла. Жернова замедлились, уже не рвали меня на части. А через их касание я слышал эхо ее чувств.
Образ не заглох в ней. Он разгорался – все ярче и ярче. Отчетливее даже, чем я смог раздуть его в своих мыслях…
По ее жерновам прошла судорога. Удар тока – тока, жалящего душу. Она все еще касалась меня, но теперь не давила, не влезала, вообще забыла про меня…
Вспышка, взрыва, объятия солнца! – образ все разгорался, все четче.
Просветив насквозь ее чувство превосходства, убивая веру в преданность своих слуг, разметая клочьями уверенность в себе самой…
Подарок Дианы глубоко вошел в нее. Проткнул шкуры ее души, продрался через все то, чем она заставила себя стать, – через уверенность, сквозь жестокость, привычку управлять другими… До самой сердцевины ее души. Туда, где все эти годы оставалась – и останется там навсегда – лишь маленькая, отчаявшаяся девочка.
Уродина, горбунья, косая… Опять ты здесь! Что ж ты лезешь на глаза, когда на душе так хорошо, проклятое отродье…
И смутный образ ее самой – как в двойном зеркале – через глаза того, кто смотрел на нее, когда она подсматривала его мысли, потому что не могла не подсматривать – она даже не знала, что подсматривает, но она бы все отдала за то, чтобы не чувствовать того, как он ее видит, о если бы она могла исчезнуть прямо сейчас, пропасть долой с их глаз, провалиться сквозь землю!
Как в двойном зеркале, смутном, полном жалости и брезгливого отвращения (хруст таракана под тапочкой): девочка в дальнем углу парка, за кустами, сжавшись на траве, отчего горб стал больше, а левое плечо скособочилось еще сильнее, и это уродливое, как куски глины, лицо, огромная шишковатая голова, едва прикрытая реденькими волосиками…
Ее жернова встали, словно в них сунули стальной лом. Ей было не до меня. Она провалилась в прошлое. Свое прошлое, которое хотела забыть, – и кажется, была уверена, что никто, а уж тем более я не могу об этом знать…
Я выскользнул из ее застывшей хватки, вытолкнул ее жернова из себя, выровнял защиту.
В голове стало пусто.
Свежо и ясно, как после суток сна.
Но я знал, что это ненадолго. Надо спешить. Выровнять защиту. А теперь собрать в одно целое все то, что я только что испытал на себе. Уже складывалось, как устроены ее жернова. Я уже начал понимать ее манеру нападать, ее приемы. И ее ухватки, когда она, забравшись под защиту, копалась во мне… Все это в общих чертах сложилось, надо только еще сообразить, как лучше уходить из-под ее жерновов, выскальзывать из ее хватки…
Удар был такой силы, будто это был не ледяной ветер изнутри висков, а мокрым полотенцам врезали по лицу.
Господи, как же она была зла…
Ярость придала ей такие силы, что еще минуту назад она просто размолотила бы меня. В труху, в пыль. В свалку воспоминаний, которые можно рассматривать и тасовать как картинки. В набор ниточек, за которые можно свободно дергать. Всего минуту назад. До того как у меня выдались несколько секунд, чтобы разобраться в своих ощущениях…
