Сергей первым нарушил тишину:
— Возьми Федора, а я перед тобой "раскроюсь", как на духу!
— Ну, давай, выкладывай!
Сергей аккуратно уложил Федю на обочину тропы, и. отдышавшись, начал рассказ:
"Однажды, сдавал я технику безопасности заместителю начальника экспедиции — Едешко Петру Алексеевичу. Он почти не отличался от орангутанга. Рассказывали, что женщины сбегали от него на второй день. Размеры его детородного органа могли присниться только в кошмарном сне! Напившись, он показывал трюк, достойный Ивана Поддубного: Втискивал своё "достоинство" в граненый стакан, резко поворачивался, и разбивал посудину вдребезги о дверной косяк!"
— Погоди, Серый! Похоже, этот "Супермен" опять не дышит!
— Давай, посмотрим, — вздохнул Сергей и, вынув из моего нагрудного кармана осколок зеркала, поднес к носу Феди.
— Нет, дышит еще! — констатировал он через минуту.
— Смотри, как конь надышал. Идём! По дороге доскажу про экзамен.
Побрызгав в сторону и взвалив Федю мне на плечи, Кивелиди продолжил свой рассказ:
"Так вот, на все вопросы в билете я ответил. Едешко помолчал, подумал и попросил рассказать о способах искусственного дыхания.
— Способ изо рта в рот, — говорю, — наиболее эффективный.
— Расскажи! — Масляно улыбаясь и заглядывая в мои глаза, предложил он.
— Ну, это просто! Надо бережно положить пострадавшего на спину и вдыхать воздух в его рот! Желательно через чистенький носовой платочек. И делать это, пока пострадавший не очнется, или не посинеет от безвременно наступившей смерти.
— Не совсем правильно рассказываешь! Давай — ка на мне покажи!
"Примат", в предвкушении моего позора, лег на кушетку, закатил глаза и обнажил зубы в саркастическом оскале…
Члены экзаменационной комиссии почуяв, что сейчас произойдёт нечто незабываемое, по накалу страстей не уступающее жёсткому порно, привстали со своих мест и приготовились смотреть спектакль: " Жизнь после смерти"…
— Пусть "земля Вам будет пухом", — выдал я, содрогнувшись от отвращения, и выскочил за дверь.
— Нос пострадавшему зажимать надо! — сразу ожив, закричал мне вслед экспериментатор. На всю жизнь запомни!
— И я запомнил. До сих пор его лошадиные зубы перед глазами стоят…
— То, о чём ты мне поведал, не смешно! А очень даже грустно! Ты не сможешь помочь мне, если я сейчас начну умирать.
Я поправил сползшего со спины Федю и нервно воскликнул:
— Мы, кажется, заблудились! Почему Юрка до сих пор костёр не разжёг?
Серёга шёл налегке, поэтому был более оптимистичен:
— А куда здесь денешься? Вперед и прямо, мимо них не пройдем… Долина ровная, ледником отутюженная. Спрятаться здесь негде… Тем более четверым!
— Так то оно так, да вот этого можем не донести! Возьми его. У меня что-то в паху заболело… Догадались бы навстречу выйти…
— Не выйдут! Федю они уже похоронили. Житник твой, наверное, уже руки потирает… Как же, человеком меньше — доля больше!
Я промолчал. Сергей был прав.
…Редкая до этого момента облачность стала почти сплошной и низкой.
Скальный уступ, по которому мы спускались, окутался густым туманом.
Поплутав в окутавшем нас облаке с полчаса и вконец вымотавшись, мы решили передохнуть. Только Федя очутился на траве, впереди по курсу, всего в пятидесяти метрах от нас, появились и затрепетали "языки", только что зажжённого, костра. Они немедленно вырвали из ночи и огромные валуны, и палатку и фигурки товарищей, стоящих вокруг, набирающего силу, огня.
— М…да! Это называется — палатку поставили… — с грустью изрек Сергей, разглядев появившуюся перед нами живую картинку…
"Поставили" — конечно, было громко сказано: палатка, из-за отсутствия кольев, висела на веревках, примотанных к двум довольно высоким валунам. Боковые и угловые растяжки были наспех привязаны к небольшим камням. Это придавало палатке форму основательно помятой консервной банки.
— Скажи спасибо, — прокряхтел я, вконец придавленный Федей, — на ночь хватит и ладушки!
* * *
Иначе и быть не могло. Старые геологи, а Житник был геологом со стажем, отличались от молодой геологической братии никем не превзойдённой, "элегантной" небрежностью.
Ставить палатку, укладывать рюкзак, разжигать костёр — это не для "богов", прошедших горнило десяти и более лет полевой жизни.
Особенно это касалось геологических молотков. По этому инструменту всегда можно было определить — кто есть кто!
У давно работающего геолога, он свободно болтался на треснувшей ручке из заштатной березы.
Начальники партий щеголяли с красивыми молотками, изготовленными первогодками, пришедшими в поле после институтской скамьи.
У начинающих геологов молоток почти как у начальства — чистенький и гладенький.
Настоящие же зубры нашей трудной и романтичной профессии усвоили одну простую истину: "Не всё золото, что блестит, не всё старое — плохое, не всё новое — достойно внимания"…
* * *
Вместе с Юркой и Бабеком мы донесли и бережно положили Федю на разостланный возле костра спальный мешок.
Набравшись смелости, мы начали восстанавливать пошатнувшееся здоровье своего товарища.
"Эскулапы на час"' — так окрестила нас Наташа, и я с ней не спорил, потому что принимать кардинальные решения в области хирургии надо было без промедления.
Я вспомнил рассказ незабвенного Антона Павловича Чехова "Хирургия" и сразу осмелел…
Сначала мы с Сергеем влили в горло Феди стакан водки. Потом приступили к голове. Подождав, пять минут, обработали рану йодом, затем обмыли кромки кипяченой водой. Я приладил сорванный лоскут кожи на место, и пришил его швейной иголкой, с белой ниткой, стерилизованной раствором борной кислоты. На перевязку головы ушли почти все запасы бинтов. Зато голова получилась, как яичко…
С открытым переломом предплечья мы разобрались не хуже профессиональных костоправов.
Федя был худосочен, и поэтому без премудростей, типа рентген, мы определили, что верхняя конечность сломана наискось. Я предложил разрезать околомышечную ткань и зафиксировать кость чем-нибудь металлическим, вроде шины… Сергей скривился и выдал нечто, явно противоречащее философии Гиппократа:
— Ну его на фиг, брось с ним возиться. Срастется, не срастется — пусть Аллах решает. Открыли тут филиал Склифосовского…
Юрке же идея понравилась. Он сам пару месяцев носил титановые стяжки, закреплённые винтами. Его предложение связать Федину кость нихромовой проволокой, завалявшейся у него в бардачке, мне показалось правильным…
