– Значит, так, слушай сюда, – сказал он. – Рыпнешься или там попробуешь вякнуть – пуля твоя. Будешь тихо сидеть и махать им ручкой, чтоб проезжали, понял? Они в чем приедут?
– Катафалк и… свои тачки.
– Вот и славно. Значит, караваном идут. А тут уже без тебя разберутся. Поехали, Коля.
Джип круто развернулся и помчался вдоль кладбищенской ограды к дороге на поселок, которую сегодня так старательно чистили менты для проведения своей операции.
Цепочку машин, следующих гуськом за большим черным «фордом» с гробом Карася, они увидели издалека. Еще только въезжали с магистрали в поселок. А когда караван приблизился, стали видны и большие фотографии, вероятно покойного, укрепленные на боковых стеклах каждой машины. Двигались торжественно и чинно, будто совершали акт поистине государственной важности. Были тут и крутые иномарки, и отечественные «девятки», и «девяносто девятые», но больше всего джипов с затемненными стеклами. Привыкла хорошо выглядеть братва. Это еще когда один-двое, куда ни шло, а вот так, караваном, просто удивительное дело.
– Давай, начинай, – сказал задний конвоир.
Но тут запиликал «мобильник». Это, вообще говоря, не было предусмотрено.
– Быстро отвечай, – шепнул конвоир, протягивая братку трубку.
– Ну ты чего, Самоха, кемаришь? – послышался громкий и недовольный бас. – Как дела?
– В порядке, – ответил Самоха, оглядываясь на конвоира, который шептал ему ответы.
– А Синий где?
– Да здесь давно, в церкви. Чего так долго?
– Какой, на хер, долго?! – заорал звонивший. – Там, блин, не проехать, одни пробки, зараза!
– Двигай, не тяни… – шептал конвоир.
И Самоха злым голосом повторил подсказку. А потом прижался виском к боковому стеклу и с тоской наблюдал, как мимо важной процессией катилась его братва. Она еще не догадывалась, какая встреча ей приготовлена, но Самоха-то знал. И ничего не мог поделать. Потому что задний сильно надавил ему на ямку под самым черепом и не менее зло прошептал:
– Отлипни от окна, падла, а то я тебе сейчас харакири сделаю!
Все дальнейшее было разыграно будто по нотам. Тем более что беспечную братву на расчищенной от сугробов площадке перед церковными воротами встретил стоящий в полной боевой готовности духовой оркестр с блестящими инструментами наготове. У ног каждого музыканта лежал или стоял черный футляр от его инструмента. С другой стороны, как бы перекрывая расчищенную дорожку между могилами, уводящую к свежевырытым рыжим кучам песка и глины вдалеке, отдыхали от трудов праведных могильщики в длиннополых тулупах и с заступами в руках. Словом, сплошная сельская идиллия. А вдоль церковной ограды как-то само собой рассредоточились давешние солдатики и хмурые мужчины в черном, видимо собравшиеся проводить также и своих покойников.
Захлопали дверцы тесно паркующихся автомобилей. Увязая в снегу, заспешили к центру площадки, к заморскому катафалку, крутые парни, одетые в черное, с пышными букетами белых, дорогущих в это время года голландских роз, с зарослями алых гвоздик из Азербайджана и вовсе диковинными цветами и венками откуда-то из Южной Америки. Братва выглядела бы совсем великолепно, не хуже чем в фильме про «крестного отца», кабы не извечное российское разгильдяйство и наплевательское отношение к этикету. Обувь подводила и портила общую картину, поскольку рядом с черным лаком туфель прямо от Хьюго Босса соседствовали белые «адидасы» и многоцветные «рибоки». В общем, та еще картинка!
Какое– то время длилась предпанихидная суматоха, пока быстро решали, кто куда станет, да кто что понесет, а когда малость успокоились и открыли заднюю дверь катафалка, чтобы выкатывать из траурного нутра роскошный импортный гроб с бронзой, коричневым лаком и белоснежным шелком, над площадкой разнесся зычный грубый голос, усиленный мегафоном:
– Господа щербинская братва! Предлагаю всем отложить цветы, а руки за голову! Никаких лишних движений! На счет три открываем огонь на поражение! Раз!!
Мгновенное смятение смешало выстроившуюся было процессию, что-то завихрилось, кто-то оступился и рухнул в снег, кто-то громко выматерился.
– Два!!
И все услышали, как лязгнули затворы. Словно ощетинившаяся братва, сбившись в тесную кучу, увидела, что со всех сторон окружена стволами направленных на них «калашей». Ну солдатики у ограды и хмурые мужики, этих еще понять можно, выхватили из-под курток и пальто. А музыканты! Те когда успели положить в снег свои трубы и дудки и вытащить из футляров короткорылые десантные автоматы? Бежать бы, рассеявшись, да хоть и среди заснеженных могил! Но дорогу к ним перекрывали могильщики, все с теми же «калашниковыми», выглядывающими из распахнутых пол тулупов…
– Тр-р-ри!! – подобно треску автоматной очереди, раскатилось над площадкой.
И сейчас же полетели в снег венки и цветы, вскинулись к бритым затылкам ладони с растопыренными пальцами и все пространство между церковью и погостом заполнил непонятный воющий то ли крик, то ли дружный стон.
Со всех сторон к черной стае скученной братвы кинулись кондратьевские молодцы, они ловко и безжалостно вырывали из кучи отдельных особей, мгновенно обыскивали, кидали кого лицом в снег, а кого физиономиями на капоты машин. Лязгали наручники, толпа худела и редела, а на утоптанную площадку перед стоящим с мегафоном в руке Кондратьевым шлепались пистолеты, ножи и даже парочка хорватских «аграмов» и чешский «скорпион». Неплохой арсенал.
Но вряд ли все могло кончиться благополучно. В самой гуще братвы нашелся какой-то совсем уж отмороженный, который то ли не слыхал, то ли ушам не поверил, но он схватился за пистолет и кинулся в сторону машин, раскидывая остальных. На бегу, в прыжке, успел развернуться и вскинуть руку с пистолетом, но выстрела сделать не сумел. Короткая очередь ударила сбоку по его ногам, и беглец, странно развернувшись в воздухе, рухнул плашмя, на спину. На него тут же навалились. Он орал как резаный, но быстро замолк: значит, отключили, чтоб не базарил.
А тем временем начался обыск в машинах. Тут уже было покруче. Как говорится, сильно запахло наркотой. И в пакетиках для разовых инъекций, и в пачках для оптовиков. Из бардачков добывались пачки «зелени», снова оружие, главным образом «макаровы», реже «ТТ». Выудили пару гранат «Ф-1» – «лимонок». Можно подумать, братва собралась не на похороны, а на массовую разборку.
Устанавливалась принадлежность машин. К ним доставляли хозяев в наручниках, проверяли документы, фиксировали найденное в протоколах. Словом, шла спешная, но четко продуманная заранее операция по задержанию целой банды.
Сосредоточенный в церкви посторонний народ, среди которого не было никого из щербинских, ибо проверяли всех тщательно, наконец получил возможность покинуть душное помещение и теперь из-за ограды с невыразимым любопытством наблюдал, как работают профессионалы из областного регионального управления по борьбе с организованной преступностью. Вместе с народом появился на паперти и священник отец Владимир.
К нему и направился его тезка Владимир Александрович Кондратьев. Подошел, посмотрел на общую картину, покачиваясь с пяток на носки, наконец сказал:
– Труп этого Карасева, уважаемый Владимир Николаевич, как я вам говорил, придется увезти на судмедэкспертизу. Пулька нам нужна, которая в нем сидит, понимаете? А само тело сможем вам отдать для дальнейшего отпевания и погребения да хоть… на той неделе. Понимаю, что не все, как говорится, по-божески получается, но… ничего не поделаешь. Истина дороже.
– Полагаю, Владимир Александрович, – заметил в свою очередь батюшка с молодым и розовощеким лицом, – что одно другому не противоречит. Обряд ведь не совершен, и власть в полном праве требовать установления вышеназванной истины. А какова судьба их? – кивнул он в сторону задержанных и распластанных в нелепых позах.
Кондратьев понял по-своему.
– Цветы-то? Так велите собрать, батюшка, в пользу церкви. Зачем же красоте-то мерзнуть?… А с этими, – он тоже кивнул на братков, – с ними будем разбираться. Видите, с какими игрушками гуляют? – Он показал на кучу сваленного оружия. Вздохнул и добавил, скорее самому себе: – А кто-то сегодня будет просто счастлив.
– Вы имеете в виду освобожденных от их рэкета людей? – проявил дальновидность отец Владимир.
– Если бы! – покачал головой Кондратьев. – Увы! Тех же солнцевских или ореховских бандитов. Не говоря уже о подольских. Вот у кого праздник! К сожалению. Чертова логика! – Но, увидев глаза священника, спохватился: – Извините, батюшка… А вы можете начинать.
Он сбежал по ступеням паперти, вышел за ограду и, взяв из автобуса мегафон, громко возвестил:
– Задержанных по машинам. Николай, подойди ко мне! – И подбежавшему помощнику, бравшему тех двух, первых, показал на «мерседес»: – А вот с этим поаккуратней. И сразу на Петровку, в ЭКУ. Похоже, это тот самый…
