одну книгу на двоих.
— Где Василиса? — спрашиваю его.
Сейчас он как раз завис над одной из книг на столе. Кто-то дал призраку почитать.
— А мне почём знать? Не отвлекай меня, дракоша.
— Ты всё знаешь.
— Всё, да не всё, — пожимает полупрозрачными плечами, — я из-за тебя не успел страницу дочитать. Говорю же: не знаю.
Я направился к выходу из библиотеки, но голос Онджо остановил меня:
— Кажется, я слышу её мысли, — говорит он задумчиво, не отрывая глаз от книги. — Где-то рядом.
Рядом только комната с кабинкой для перемещений и кабинет Кристофера. Начинаю с маленькой комнатки, верно угадав местоположение Василисы. Она стоит, глядя куда-то в стену с задумчивым выражением лица. Словно и меня даже не видит. Где же человечку черти носили?
— Ты сбежала, — стараюсь говорить сдержанно.
— Но я вернулась, — повернула ко мне слегка бледное лицо. — К тому же я не просто сбежала, а нашла Оракула.
— Скорее он тебя нашёл. Ты же теперь уже знаешь к чему могут приводить побеги в нашем мире, — чувствую раздражение.
— Почему, живя в мире магии, он пользуется лучиной? — игнорирует мой выпад, оставаясь всё такой же задумчивой. — И готовит сам, даже овощи выращивает…
Вот так всегда: я переживаю, а она дальше подвергает себя опасности, не замечая беспокойства окружающих.
— По нашим законам Оракул не может использовать магию из вне. Даже будками для перемещений не пользуется и письма отправляет только через посредников. Он обладает достаточно большой внутренней силой, благодаря которой видит будущее. Излишняя власть над магией может привести к катастрофе, — тянусь к настенной полке и беру уже знакомый Василисе магический лорнет, похожий на тот, что она видела на ярмарке. — Возьми.
Она вертит его в руке, нахмурив брови.
— Видишь эту фреску? — подхожу к стене и показываю ей на одиноко висящее и полностью чёрное от старости полотно.
Толстый слой пыли и грязи скрывает портрет мужчины в парадном костюме двухсотлетней давности. Василиса подносит лорнет к глазам и утвердительно кивает головой.
— Это Михаил Войцик, оракул, живший двести лет назад. Он обладал удивительной внутренней силой — был ещё и сильнейшим магом. Талантливейший оракул видел всё: каждую минуту, каждый жест, каждую душу, каждый помысел. Михаил также активно пользовался магией внешнего мира. Сила была так велика, что для самого Войцика она стала тяжким бременем. Он обезумел. И те монстры, что лишь внешне отдалённо напоминают разумных оборотней — плод чёрной, подпитанной безумием, магии Михаила Войцика. Первые звери — оборотни из охраны порядка, посмевшие сказать оракулу слово против. Войцик не мог вынести самой мысли об ограничениях его силы — так он лишил мешающих ему оборотней человеческого разума, а значит и способности оборачиваться в человеческое тело. Все эти двести лет в Магическом мире идёт охота на этих тварей, а портреты Михаила не протирают от пыли, — рассказываю без особого увлечения не смотря на то, что рассказывать историю очень люблю. — Так зачем тебя хотел видеть Оракул?
— Он рассказал мне о моём отце.
— Именно сейчас? Почему тогда, когда так важно тренироваться и быть начеку?
Какие-то ненужные разговоры и потерянное время не свойственны Оракулу. Я ещё нормально отнёсся к пропуску тренировки в день, когда мы забрали Лизу, но что такого важного случилось с её отцом сегодня?
— Мой отец был охотником на диких волков, — Василиса возвращает лорнет на прежнее место и смотрит на меня с эмоцией, которую понять не могу.
— Твой отец убивал диких волков? — не передать, как я удивлён.
— Одного убил. Убил бы и второго, если бы не…
— Подожди… — в моей голове хаотичным образом складывается удивительный пазл. — Тот самый Александр?
— Да.
А ведь она внешне похожа на него. Те же глаза, цвет волос. Что-то мимолётное, едва заметное. Всё моё раздражение в миг испарилось, высвобождая совсем другое чувство. Сопереживание.
— Я думала он просто ушёл — бросил меня. Ушёл искать себе другую дочь — лучше, чем я.
При виде её несчастного лица у меня напрочь пропало желание возмущаться пропуску тренировки. Сердце сжалось от мысли, что она ведь буквально полчаса назад узнала о смерти отца, произошедшей ещё несколько лет назад.
— Василис, мне…
Мне жаль. Но ком в горле мешает договорить. Я просто не могу. Видеть боль в глазах, бледность кожи. Мне хочется утешить, сказать что-то успокаивающее, а слов совсем не нахожу. Всё, что приходит в голову, не подходит и не может отразить происходящее внутри меня.
Позволяя себе душевный порыв, просто подхожу к человечке и сгребаю её всю в свои руки. Василиса не пытается отстраниться, затихла, уткнувшись носом мне в грудь. Такая тёплая, маленькая и ранимая. Поглаживаю ладонями её спину, а она берёт и обнимает меня в ответ. Крепко-крепко, насколько может.
— Хотела бы я увидеть твое превращение в дракона…
Я не поверил своим ушам. Даже сердце затихло, не уверенное, но вспыхнувшее надеждой. Я ведь все эти дни, что Василиса живёт у нас, стараюсь скрывать свои превращения и уж тем более свою драконью испостась.
Признаться, меня немало беспокоила возможная неприязнь девушки к моей сущности. Конечно, я понимал почему она так реагировала на Давида, но она так же реагировала и на тему о волках, а теперь совершенно не показывает страха, если кому-то из гостей замка вздумается совершить переход в волка на глазах человечки.
Было бы глупо, конечно, ждать восхищения от той, кто считала оборотней прежде лишь плодом фантазий режиссёров кино и писателей. Неизведанное настораживает, нужно время. Неужели его прошло достаточно, чтобы она привыкла и перестала пугаться? Поняла, что никакая опасность от меня или моих друзей и близких ей не грозит.
— Увидишь, — обещаю с твёрдой уверенностью.
Глава 40, в которой приходит тёплое воспоминание из детства
Василиса
Папа пришёл. Я поняла это, услышав голоса в прихожей. Родители вежливо, как соседи, говорили о несносной погоде и повышении цен на продукты в магазинах. А завидев меня, неловко заулыбались. Особенно он.
Мне всё равно, что из-за него на полу остались мокрые капли дождя, а ботинки успели нарисовать пару брызг на светлом полу. Ничто не имеет значения в этот момент. А мама ворчит, и даже не обнимет его.
— Мама, не ругай папу, — вступилась за него маленькая я. — Он же не виноват, что дождь запачкал ему ботинки! Он итак долго-долго шёл, по краюшку, по бордюрам, чтобы чистеньким остаться и не намусорить нам. Но иногда… — деловито вспоминаю мамины же слова, — обстоятельства сильнее нас.
— Конечно, — мама смягчается, умилённая моим важным видом.
Мне нужно это равновесие. Я
