— Полагаю, ты прав. Во всяком случае, очень на это надеюсь.
— Грегор, ну скажи, бывало ли такое, чтобы мы с тобой отлынивали от служения Золотому Трону лишь потому, что испугались неудачи? Мы — инквизиторы. Наша задача — находить, а не прятаться.
Эйзенхорн запрокинул голову и подставил ладонь под падающие с неба капли дождя.
— Пойми, Гидеон, я пришел только для того, чтобы предупредить тебя. Я и не надеялся, что ты откажешься от принятого решения. Главное, что теперь ты хотя бы знаешь о том, что может произойти. Это позволит тебе подготовиться. Большего я и не прошу.
Издалека донеслось эхо пальбы и глухие раскаты взрывов.
— Что же, видимо, время для нашего разговора вышло, — сказал Эйзенхорн.
Конечно, карманы Карла не были набиты оружием и взрывчаткой, как у некоторых, но он все же стал в них копаться. В первом обнаружился мини-когитатор, в другом — два цифровых планшета. А в третьем — небольшой кожаный футляр с инструментами: блокнот, блоки памяти, мягкие щеточки, тюбики со смазкой, клей, кусачки и пинцеты — все то, что помогало ему вскрывать и чинить кодиферы и когитаторы.
— Карл! Не высовывайся! — закричал Нейл.
Тониус спокойно извлек тюбик с клеем и намазал на гранату, а потом немного выждал, чтобы липкая жидкость подсохла.
Затем он сделал глубокий вдох и, выйдя навстречу дредноуту, метнул свой заряд. Устройство ударилось о броню и прилипло. В ту же секунду Матуин выпрыгнул из своего укрытия и врезался в Тониуса, увлекая того за колонну. Прогремел взрыв.
— Видали? — крикнул Карл. — Теперь понимаете, зачем людям даны мозги?
Но дредноут не погиб. От взрыва его броня пошла глубокими трещинами, но он все еще продолжал двигаться и стрелять.
— Ладно… мы все-таки сдохнем, — пожал плечами Тониус.
Дредноут внезапно прекратил стрелять и зашатался. По коридору прокатилась волна холода.
Из темноты выплыло кресло Рейвенора, остановившего орудия гигантской машины силой своей мысли.
Стены, дредноут, а также кресло самого инквизитора покрылись тонкой коркой льда. Дредноут сопротивлялся, пытаясь продолжить свой натиск. Поворотные механизмы гудели, стараясь очистить замерзшие системы лазерных орудий.
Из-за Рейвенора выступила высокая фигура и спокойно направилась к дредноуту. В одной руке человек сжимал рунный посох, а в другой — обнаженную саблю. За спиной идущего колыхался плащ.
— Пресвятая Терра! — воскликнул Нейл. — Эйзенхорн?!
За долю секунды до того, как дредноут сумел стряхнуть с себя насланное Рейвенором оцепенение и вновь задействовать свои смертоносные пушки, Эйзенхорн ударил саблей, своей верной Ожесточающей. Клинок вошел точно в проделанную Тониусом брешь, рассекая машину пополам.
Дредноут запылал, и Эйзенхорн отступил в сторону, поднимая ладонь, чтобы защитить глаза от жара.
Внушающий страх и благоговение Грегор некоторое время стоял на фоне бушующего пламени, а затем обернулся к остальным:
— Ну, так вы идете?
Увидев бесславный конец дредноута, боевики Братства Пророков бросились бежать, но два инквизитора и свита успели истребить большую часть культистов, пытавшихся раствориться в грозовой ночи.
Вытягивая кайн из очередного трупа, Кюс наблюдала за тем, как один за другим застывшие в ужасе еретики гибнут под ударами сабли Эйзенхорна.
— Теперь я понимаю, что ты имела в виду, — произнесла Пэйшэнс, обращаясь к Каре Свол.
— Полагаю, мне здесь делать больше нечего, — сказал Грегор Эйзенхорн, стоя на мосту и разглядывая башню. Над ее вершиной небеса все еще разрывались яркими всполохами. — Теперь моя помощь нужна Черубаэлю. Надо пойти и проверить, как у него идут дела.
— Я буду осмотрителен, — произнес Рейвенор.
Эйзенхорн опустился на колени и прижал изуродованные артритом пальцы к гладкой поверхности кресла.
— Да сопутствует тебе Император. Я сделал, что смог. Теперь, Гидеон, все зависит только от тебя.
Эйзенхорн распрямился и посмотрел на остальных.
— Мамзель Кюс. Дознаватель. Мистер Матуин, — произнес он, учтиво кивнув каждому. — Мне было весьма приятно познакомиться с вами. Кара?
Свол улыбнулась.
— Да, Грегор?
— Встреча с тобой — всегда удовольствие. Ты уж пригляди за Гидеоном заместо меня?
— Договорились.
Эйзенхорн перевел взгляд на Нейла и протянул ладонь, которую тот сжал обеими руками.
— Как в старые времена, а, Гарлон?
— Грегор, да хранит тебя Император.
— Весьма на это рассчитываю, — произнес Эйзенхорн и, не говоря более ни слова, зашагал обратно к башне, над которой все так же разносились крики и полыхало зарево.
Те, кого он оставлял позади, понимали, что никогда его уже не увидят. Если, конечно, будущее не окажется куда менее предсказуемым, нежели можно предполагать.
Малинтер стремительно уходил вниз. Нейл выводил челнок на низкую орбиту, одновременно передавая сигнал на основной корабль.
Согласовав курс на сближение и включив автопилот, Гарлон обернулся в кресле и посмотрел на Рейвенора.
— Он сильно изменился.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Он был настолько рассудителен, что мне начало казаться, будто он все-таки сошел с ума.
— Да. Эта мысль приходила и в мою голову. Но тем не менее я вынужден прислушаться к его совету.
— И что же он сказал?
— Он предупредил меня об опасности, Гарлон. Рассказал о том, чем мы рискуем.
— Ладно… И что же мы будем делать дальше?
— Продолжим работать. Сделаем все, что в наших силах. Будем верой и правдой служить Императору Человечества… И если все-таки свершится то, о чем предупреждал Грегор, мы найдем способ управиться с этим. Или у тебя есть предложение получше?..
— Вот чего нет, того нет, — ответил Нейл, отворачиваясь и опуская ладони на панель управления.
— Вот и хорошо, — сказал Рейвенор и, развернув кресло, поплыл к пассажирскому отсеку, где его дожидались остальные члены отряда.
Гарлон Нейл вздохнул и устремил свой взгляд к медленно вращающимся за иллюминатором звездам.
Будущее все так же стояло, повернувшись спиной и храня гробовое молчание.
Загадочная смерть Тита Эндора
Тит Эндор сделал еще глоток и подумал, что жизнь могла бы быть еще хуже
Город был умирающим, пропащим местом, который упорно пытался вернуть себе былую удачу, и Титу Эндору следовало исправить это. Он уже давным-давно утратил ту славу, что сделала Тита восходящей звездой Ордоса. Его ценность, как у фальшивой монеты, определялась лишь тем, что он представлял собой в данный момент. И это была не его вина, просто так сложились обстоятельства.
Это произошло зимой, два или три года назад. Снег шел не переставая, но на городских улицах было столько народа, что он не залеживался надолго. Слякоть забилась в стоки, а края бордюров постепенно обрастали скользким серым льдом. Крошечные снежинки кружились в воздухе в свете уличных фонарей. Они кружились, словно ускользающие мысли или зацепки, которые все никак не хотели собираться в единую картину.
Город назывался Марисберг. А может это был Черикоберг или Жаммштадд? Все они были похожи, грубые города, существовавшие за счет нефтяного побережья западного континента Кароскуры. Зацепки вели его от одного города к другому, от одной серой толпы к другой, и все они были словно две капли воды: те же улицы, те же болезненные лица в уличном освещении, те же бары и столовые, тот же запах мокрого рокрита, тот же снег. Часами он шел, ел в одиночестве, делал звонки, задавал вопросы и просматривал записи, сделанные в его тетрадях.
У него было много тетрадей. Он терпеть не мог инфопланшеты, и ни за что не обменял бы на них свою бумагу. Они были основной частью его багажа. Тит всегда удостоверялся, чтобы за лишнюю пару крон бедный консьерж обязательно перетащил их с улицы в новую арендованную комнату.
Гонрад Малико был профессором этнического разнообразия на Саруме и специализировался на стратифицированном и запретном питании. Эндор был знаком с его официальной биографией, записанной в одной из его тетрадей. В другой, с зеленой обложкой и пометкой «435», было описано его преступление, дерзкий вызов Инквизиции на Эустис Майорис с участием одиннадцати мальчишек-подростков.
Эндор почти поймал Малико в полярном городе Каззад, но у него было недостаточно времени, да и наводка оказалась слишком расплывчатой. В этом не было его вины, просто так сложились обстоятельства.
Тит Эндор унаследовал любовь к симфонической музыке от Хапшанта, своего первого учителя. Сидя поздним вечером в баре со стаканом в руке, Эндор все время думал о Хапшанте. «Поверьте, это был настоящий герой, — говорил он собеседнику, обычно это был бармен или какой-нибудь одинокий пьяница напротив, — но в конце концов совсем обезумел, — всегда добавлял он, при этом постукивая себя по лбу, — черви в его голове».
