Ничего худшего для себя Кулик придумать не смог бы, если бы даже очень захотел. На любимую мозоль Иосифа Виссарионовича каблуком наступил. Чем особенно гордился Сталин? Как раз операцией под Садовой, положившей начало его военным успехам, приобщившей его к основополагающим военным знаниям, исходя из которых он создал потом свою теорию сосредоточения войск на решающем направлении, нанесения массированных огневых ударов и тому подобное. И соратников, которые были тогда с ним, способствовали удаче, ценил особенно, не давал в обиду. Ворошилова, Лукашова, того же Кулика, который теперь обгадил светлое прошлое, замахнулся на пальму первенства. Это — слишком. В Куйбышев для оценки деятельности командования Приволжским военным округом была отправлена специальная комиссия. По ее выводам был подготовлен приказ, подписанный министром вооруженных сил СССР 28 июня 1946 года.[102] В приказе говорилось:
«При проверке положения дел в Приволжском военном округе установлено, что заместитель командующего войсками округа генерал-майор Кулик недобросовестно относился к выполнению своих служебных обязанностей, работал плохо и в быту вел себя недостойно. Пользуясь покровительством командующего округом Гордова, вместо работы в округе Кулик неоднократно без служебных надобностей приезжал в Москву и бездельничал.
Как известно, генерал-майор Кулик во время Великой Отечественной войны не оправдал оказываемого ему доверия; ни на одном посту он не справился с работой, во многих случаях преступно-халатно относился к порученному делу, за что не раз снимался с занимаемых должностей, был судим и снижен в звании. В 1945 году за недостойное поведение, несовместимое с принадлежностью к ВКП(б) и как морально и политически разложившийся, Кулик был исключен из рядов партии.
Тем не менее, как это видно из вышеизложенного, Кулик и в Приволжском военном округе продолжал вести себя недостойно, чем окончательно показал нежелание исправить свое поведение и честно выполнять возложенные на него обязанности.
Признавая такое поведение Кулика несовместимым с пребыванием его на ответственной работе в армии, приказываю:
Заместителя командующего войсками Приволжского военного округа генерал-майора Кулика Г. И., как не оправдавшего доверия и за недостойное поведение, спять с занимаемой должности и уволить из рядов армии в отставку.
И. СТАЛИН»
Логическое продолжение не заставило себя ждать. Через некоторое время Г. И. Кулик, В. Н. Гордов и Ф. Т. Рыбальченко оказались на Лубянке. Их обвинили в вынашивании террористических планов по отношению к членам Советского правительства. Несмотря на многочисленные допросы, даже на «допросы с пристрастием», ни один из трех генералов виновным себя не признал. Однако приговор состоялся. 24 августа 1950 года они были расстреляны.
Через семь лет их оправдали. При Хрущеве, который руководствовался принципом: посмотри, что было при Сталине, и сделай наоборот. Верховный Совет страны возвратил Кулику звание Героя Советского Союза, права на все его ордена и медали. Более того, даже звание Маршала Советского Союза посмертно вернули ему. На мой взгляд — перестарались. Ну какой из него маршал, война показала, на что он способен.
14
Мы, значит, разделили так называемое дело о заговоре генералов, или иначе «дело семидесяти пяти», на три составные части. Из-за неоднородности. Начав с «разного», разобрались более или менее с теми, кто попал в разряд заговорщиков совсем случайно. А теперь — о тех, с кем сводил счеты Берия, кто оказался жертвой интриг, исходивших, увы, от Сталина.
Лаврентий Павлович был одним из первых, кто уловил еще в конце войны нараставшее недовольство вождя некоторыми нашими военачальниками — теми, кто обрел в победах уверенность и проявил большую самостоятельность. И не только недовольство, но даже опасение, обострившееся с началом голодного 1946 года. Не слишком ли много у генералов власти и популярности? Не пора ли напомнить поговорку «каждый сверчок знай свой шесток» и показать, кто истинный хозяин страны?! За маршалом Жуковым армия, за адмиралом Кузнецовым флот, а за Сталиным вся держава с ее отлаженным государственным и партийно-политическим механизмом. Пусть это почувствуют все. Мысли и устремления Иосифа Виссарионовича по этому поводу, как высказанные, так и не высказанные, были понятны Берии, стали для него руководством к действию, тем более что они полностью соответствовали далеко идущим планам самого Лаврентия Павловича (о чем стало известно позже).
Суть такова. Близилось семидесятилетие Иосифа Виссарионовича. Было заметно, что он стареет. Малоподвижным, как маска, стало лицо, все реже оживляемое улыбкой, усмешкой или недовольной гримасой. Потускнели глаза: они теперь не блестели при радости и меньше желтели от гнева. Казалось, он чаще смотрел в себя, чем на окружающих. Раньше при раздражении глаза его суживались, начинали подергиваться нижние веки. С возрастом этот тик все заметней перерастал в мелкую дрожь — одрябли соответствующие мускулы. Верный признак того, что Иосиф Виссарионович может сорваться, но у него обычно хватало силы воли сдержаться, погасить вспышку, скрыть свое состояние за обычным спокойствием! А еще раздражала его левая рука, становившаяся все менее послушной и полезной. Она тонула в просторном рукаве кителя или мундира: будто там протез или вообще нет ничего. Росло желание посидеть за рабочим столом, неспешно создавая задуманные труды. Практику хотелось заняться теорией, подвести некоторые итоги.
Да, Сталин старел, это видели окружавшие его люди, хотя никто никогда словечком не обмолвился на такую «скользкую» тему. Все понимали, что уход Иосифа Виссарионовича чреват большими, непредсказуемыми, опасными переменами. Среди тех, кого это особенно тревожило, был Лаврентий Павлович Берия. Слишком много грехов висело на нем, слишком много бед связывалось с его именем. Придется нести ответственность за все плохое, что было содеяно при Сталине. Или… Как там у драматурга Шварца выразился молодой человек, убивший дракона, владевшего городом? «Покойник (дракон) воспитал их так, что они повезут всякого, кто возьмет вожжи». Слова крамольные, но правильные. Повезут ведь. Значит, надо заранее готовиться к тому, чтобы захватить бразды правления в свои руки, опередив или убрав возможных конкурентов. Любой ценой. Третьего не дано.
Рыбак рыбака видит издалека. Без сговора, полуосознанно тянулись один к другому те, у кого совесть была нечиста, кто боялся ответственности и видел спасение только в захвате самых высоких партийно-государственных постов после смерти Сталина или даже при нем, когда стареющий вождь ослабеет. Кто палку взял, тот и капрал.
Окрепла давняя дружба Берии с Микояном. Завязалась новая — с Маленковым. К ним тяготел Каганович. Но все это было зыбко, неопределенно до того дня, когда произошло событие, по сути своей частное, не вошедшее в анналы истории, однако значительно повлиявшее на дальнейшее развитие событий в высшем эшелоне власти.
16 июля 1946 года Иосиф Виссарионович смотрел на стадионе «Динамо» парад физкультурников. Был доволен, радушен, сидел в своей излюбленной позе: руки скрещены внизу живота, колени раздвинуты, ступни сомкнуты. Без возражений позировал известному фотокорреспонденту Евгению Халдею. «Болел» за спортсменов, чаще обычного пуская табачный дым. Потом, за обедом, выпил свою норму. А вечером мне позвонил Власик: срочно приезжайте на дачу. Когда я прибыл, там уже находились Берия и, если не ошибаюсь, Андреев. Оба взъерошенные, растерянные, Иосиф Виссарионович полулежал на диване, накрытый серым плащом. Осунувшееся бледное лицо выражало нечто среднее между страхом и удивлением: сам, дескать, не понимаю, что произошло.
Власик рассказал: во время прогулки по саду Сталин вдруг почувствовал себя плохо. Стеснило грудь, накатывала тошнота, потемнело в глазах. Заболела голова. «Почернел, как чугунный, как шахтер из забоя, только зубы видны…» Власик и садовник отвели Иосифа Виссарионовича в кабинет, уложили его. Врача вызывать не велел. И вот вроде бы отошел, продышался, сетовал только на слабость в ногах.
Таков был первый звонок, возвестивший, что здоровье Сталина начинает давать сбои, напомнивший о том, что вождь отнюдь не бессмертен. Приступ мог повториться с непредсказуемыми результатами. Иосиф Виссарионович сделал для себя некоторые выводы. Неохотно, но прошел медицинское обследование, прислушался к совету врачей насчет режима и отдыха. Даже не курил несколько дней, что подействовало на него, заядлого табачника, не лучшим образом. Он нервничал, злился и вернулся в нормальное состояние лишь после того, как опять взялся за трубку.
Для партийно-политических и хозяйственных деятелей, окружавших Сталина, первый приступ явился новой точкой отсчета. Каждый задумывался о будущем, искал единомышленников, надежных соратников. Активнее начал проявлять себя Берия, расширяя сферу своего влияния. К нему, хитрому, осторожному, обладавшему большой властью, потянулись, вслед за Кагановичем, министр вооруженных сил маршал Булганин, генерал армии Штеменко, ставший вскоре начальником Генерального штаба, а главное — такой авторитетный человек, как Хрущев. Постепенно складывалось неофициальное руководящее ядро: Берия, Хрущев, Маленков. Опираясь на эту силу, Лаврентий Павлович принялся осуществлять свои планы, убирая тех, кто был опасен для него, мог стать на пути. Использовал при этом настроение и пожелания Сталина, развивая и варьируя их по собственному усмотрению. Особенно когда громил флотское руководство.
