Мы беспрепятственно прошли по улице, которая вывела нас на огромную площадь, залитую полуденным солнцем и буквально забитую народом. Площадь окружали старые, какие-то седые здания в три-четыре этажа, среди которых выделялось одно, похожее на классический готический собор, украшенный стрельчатыми окнами, тонкими, устремленными вверх башенками. Второй этаж отделялся от третьего широким фризом, украшенным высеченными из камня фигурами горгулий, бесенят и химер, поблескивавших на солнце живыми глазами. В середине площади возвышался круглый каменный постамент, покрытый плоской гладкой плитой. По боковой стене постамента бежали узкие черные отверстия, напоминавшие бойницы. Пространство вокруг постамента было очищено от людей и охранялось плотной цепочкой стражников, закованных в знакомые мне панцири и вооруженных копьями, мечами и топорами. Они стояли неподвижно, резко отсекая волнующееся море веселящихся людей от мрачного серого пустого пространства, готового поглотить меня в синем пламени.
Магистр неотвратимой поступью прошествовал в сторону помоста и, вдруг оторвавшись от земли, словно по невидимому пандусу взошел на помост, пересек его и спустился с противоположной стороны. Шедший первым маг, повторив путь магистра, поднялся на помост, и тут я почувствовал, как моя нога, не ступив на темно-серую брусчатку, обрела опору. Я начал подниматься на помост. Когда я оказался в его центре, процессия остановилась. Маги повернулись ко мне лицом и начали пятиться от меня. Удерживавшие меня нити стали еще тоньше, превратившись в ярко блестевшие на солнце волоски. Наконец все замерли. Тут же улыбающиеся, смеющиеся, хохочущие лица, заполнявшие площадь, повернулись в мою сторону, и я оказался центром всеобщего внимания. Меня разглядывали с таким жадным интересом, словно хотели запомнить мой облик на всю жизнь, а возможно, поведать обо мне своим детям и внукам.
И тут в первых рядах зрителей я увидел нескладную мальчишескую фигуру в мешковатых замызганных штанах и такой же курточке. Мальчишка держал за руку… Лаэрту. Вернее, она держала за руку лошадного. Я почему-то не удивился этому, меня поразило, что Миша покинул свою конюшню и свой двор. «Теперь он сможет сам покупать себе сладкое», – подумалось мне. Я начал шарить взглядом по толпе. Вдалеке, прислонившись к фонарю, сжимал свой посох Странник, рядом, закутавшись в плащ, маячила фигура Бармалея, а неподалеку я с удивлением разглядел лохматого мужика с топором за поясом. Я понял, что все они пришли со мной проститься. Только Леди и Ваньки нигде не было видно.
Внезапно площадь замолчала. В воздухе повисла тишина, постепенно наполняясь звенящим, вибрирующим напряжением. Люди замерли, порой в самых неожиданных позах, и неподвижно дожидались какого-то невозможного откровения, которое вот-вот должно было снизойти на них.
В этой звенящей тишине, словно плевок в чистый родник, раздался голос Магистра. Держа в высоко поднятой руке плошку с почти невидимым синим огоньком, он хриплым срывающимся в кашель голосом прокричал:
– Сегодня, едва только солнце вступит в зенит, рыжий пришлец по имени Илья будет ввергнут в синее пламя. Я, Красный Магистр Мира Спокойной Воды, удостоен Советом чести раздувать синее пламя и принять дух пришлеца. Перед тем как приговорить пришлеца к традиционной казни, магистерский суд произвел его допрос и дознание…
Знаете, весьма неприятно выслушивать мерзкую ложь в свой адрес. Но когда тебя поливают самыми вонючими помоями, приписывают тебе самые мерзкие помыслы и поступки при огромном скоплении народа, а ты не можешь ни возразить, ни опровергнуть лжеца, терзающее тебя унижение может довести до полного исступления, до самоубийства, до желания самому зажечь свой костер.
Я закрыл глаза и, не слушая карканья Магистра, поднял лицо к солнцу. И сразу почувствовал его тепло и свет, приласкавшие мои лоб и щеки, скользнувшие по обнаженной шее и ладоням рук. Странно, но даже затянутая в перчатку правая рука ощутила его нежное, бережное, теплое прикосновение. Все мое тело, вздрогнув, как будто проснулось и с какой-то непонятной и невыносимой истомой потянулось к изливаемому на него теплу и свету. Будто бы только сейчас оно наконец набрело на свое истинное место в жизни, будто бы только сейчас оно поняло свое предназначение, свои возможности, свой путь. Я казался себе аккумулятором, который безжалостно выбрали, высосали до донышка и готовились выбросить на свалку, как хлам, но неожиданно вновь подключили к бездонному, бесконечному источнику энергии. И я, жадно захлебываясь и причмокивая, пил и пил из этого источника, не боясь, что меня переполнит и разорвет сворачивавшаяся внутри тугой спиралью чудесная живая сила.
Вдруг молча внимавшая Магистру площадь вздрогнула глухим вздохом. Я открыл глаза и осмотрелся. Магистр закончил речь и в напряженном молчании тысячи людских глаз медленно опускал руку с зажатой в ней плошкой синего пламени в сторону моего постамента. Когда та остановилась на уровне его глаз, он, набрав полную грудь воздуха, сильно дунул. Из плошки выметнул длинный язык синего пламени, лизнул мой каменный пьедестал и пропал. Но словно в ответ на его прикосновение из черных бойниц подо мной вверх ударили гудящие синие ленты пламени.
Я оказался внутри чудесного синего бутона, обнимавшего меня своими длинными лепестками. Чудесная солнечная теплота, до краев наполнявшая меня, казалось, вскипела и бросила миллионы легких, шипящих пузырьков мне в голову.
И тут всеобщее благоговейное молчание грубо разорвал могучий бас Странника.
– Дьявол вас забери!.. – раскатилось на всю площадь, и я увидел, как огромная его дубина поднялась и с силой врезалась своим тонким концом в камень у его ног. Яркая зеленая искра сорвалась с толстого конца посоха и, петляя над головами людей, засверкала в мою сторону. Через мгновение она пробила сжимавший меня бутон и коснулась моей груди.
Нет, синий огонь не погас, но обвившие меня лепестки стали медленно и неуклонно раскрываться. Одновременно вся моя фигура начала погружаться в разгорающееся золотистое сияние. Я резко, как при большом увеличении, увидел напряженное, покрытое крупными каплями пота лицо Магистра, старавшегося снова сомкнуть лепестки синего пламени вокруг моего тела, но его сил явно не хватало. Лепестки продолжали медленно расходиться, а окружавшее меня сияние превратилось в яркий ослепительный нимб, полыхавший золотыми протуберанцами.
Неожиданно по нитям Золотого Волоса, связывавшим меня с сопровождающими магами, стремительно побежали, словно бенгальский огонь, яркие алые огоньки. И едва они коснулись удерживавших Золотой Волос рук, как темные фигуры вспыхнули сверкающими неподвижными кострами, а золотые нити превратились в серую дымящуюся паутину, тут же осыпавшуюся на каменную мостовую. Через мгновение лишь эти незаметные серые полоски да маленькие горки пепла, раздуваемые легким ветром, остались от удерживавшей меня цепи. Моя рука, сжимавшая рукоять Поющего, вымахнула клинок навстречу солнцу, и из камня на перекрестье гарды точно в камень медальона, украшавшего грудь Красного Магистра, ударил луч чистого алого света. Камень Магистра брызнул в стороны осколками запекшейся крови, и величественная фигура медленно с сухим треском осела. Из-под колеблющейся кучи кроваво-красной ткани выкатился и замер обугленный щербатый череп.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
