После полудня зазвонили колокола. Комнату, в которой я лежал, окурили ладаном. Запели попы, кто в лес, кто по дрова. Потом вдруг все почему-то засуетились, зашушукались. Если я правильно понял, искали лимон, чтобы дать понюхать моей жене, но не нашли.
Окропили меня красным вином, поставили полный графинчик у моего изголовья, и гроб плотно закрыли. Четыре специально назначенные практиканта подхватили гроб на плечи, и мы пошли.
Шли долго. Где-то отдыхали. Очевидно, в церкви, потому что я слышал, как пели попы, а пономарь дрожащим голосом вымогал у моей жены деньги. Потом снова шли. Наконец опустили меня на землю. Топтались, топтались около гроба - кто знает, что это было. Только вдруг слышу где-то над моей головой раздался голос Стевана Ёксича. И чего только этот человек не наговорил! Сколько добрых слов я услыхал о себе - всего просто не упомнишь. Оказывается, я был человеком благородным, добросердечным, честным, уважаемым, скромным, способным, порядочным, добрым, душевным, искренним, общительным, трудолюбивым, великодушным, остроумным, щедрым, мудрым, человеколюбивым, осмотрительным, сдержанным и бог знает еще каким. Слушая все это, я и сам начал подумывать о том, каким действительно печальным событием и огромной утратой является смерть такого человека, как я!
Между прочим оратор особенно долго говорил о том, что во мне был дух предприимчивости, что я был самым ревностным членом комитета по сбору пожертвований на памятник покойному Ачиму Пивляковичу. А уж если говорить честно (мертвому человеку это, во всяком случае, прощается), то за деньги, собранные на памятник, и мне, конечно, довелось попить винца, но ведь этот наглец, который сейчас лжет над моей головой, просто пропил весь памятник дорогого покойника Ачима. Я не знаю, зачем он сейчас снова ворошит это дело и заставляет меня, мертвого, ругаться. Ну хорошо. Я был членом этого комитета, но разве я единственный человек в Сербии, который состоит в каком-либо комитете по установлению памятников? И разве это единственный памятник в Сербии, который проели и пропили члены комитета? Я убежден, что он, этот самый Стева Ёксич, как только возвратится с моих похорон, сразу же предложит создать комитет для сбора добровольных пожертвований мне на памятник.
Долго еще говорил он над моей головой. Очень долго! А когда закончил, я вдруг почувствовал, что меня подняли и снова опустили. А затем услышал, как застучали комья земли по моему гробу: бум... бум... бум... Меня закопали... И все замерло... Покой, тишина и могильный мрак!
Но что это опять! Слышу какой-то шум и возню около могилы. Как будто меня откапывают. Начали уже поднимать крышку гроба.
Что же это, господи? Не пришел ли кто-нибудь из моих родственников, чтобы еще раз увидеть меня и поцеловать?.. Нет. Это могильщики забыли проститься со мной. Поцеловали меня в лоб, сняли с пальца кольцо, выпили вино из графинчика, что стоял в изголовье, перекрестились и пожелали, чтобы земля мне была пухом!
Прежде чем снова закопать меня, они внимательно рассмотрели кольцо и, убедившись, что оно действительно золотое, еще раз богобоязненно перекрестились и прошептали:
- Пусть земля тебе будет пухом!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Святой архангел Михаил извлек из меня душу и весьма учтиво предложил ей сесть в двуколку.
Конь, запряженный в двуколку, был таким тощим, что я уж просто отчаивался, подумывая о том, сколько мучений придется перенести нам на пути до неба. У него, правда, были крылья, но они больше походили на тряпки, развешанные для просушки.
Все-таки мы двинулись, и после обычного обмена любезностями архангел предложил мне сигарету. Меня необычайно поразило, что табак в ней был наш, земной. Заметив мое удивление, архангел доверительно склонился к моему уху и сказал:
- Я, знаете, частенько бываю на земле и... закупаю. Наш наверху, монопольный, никуда не годится.
- Монопольный?! - ужаснулся я. - Разве и у вас на небе есть монополия?
- Конечно, есть, - печально ответил архангел. - Раньше ее не было, но явилась на небо душа какого-то бывшего министра финансов. Разумеется, ее отправили в пекло. Так эта душа, чтобы вывернуться оттуда, из пекла, представила святому Петру проект закона о введении монополии на табак.
- Ах, вот как? - воскликнул я.
Новость эта меня так огорчила, что я уже почти решил возвратиться к себе домой. Однако архангел разъяснил мне, что это невозможно.
Мы продолжили свой путь, и, чтобы скоротать время, я упросил архангела рассказать мне хотя бы в самых общих чертах что-нибудь о небе и о положении на нем. Архангел Михаил оказался очень словоохотливым. Он поведал мне о многом. Рассказал он и о том, что там, на небесах, есть вполне приличное общество. Объединены в специальном клубе и охотно бывают вместе апостол Онисим, мученик Памфил, Григорий Двоеслов, Алексей - человек божий, мученик Терентий, многострадальный Иоанн, мученики Акакий, Евлампий, Гурий и Фалалей, чудотворец Тихон и преподобный Потапий. Архангел рекомендовал мне с ними познакомиться.
- Да, - усомнился я, - но ведь я не чудотворец, не мученик, не преподобный, и даже не двоеслов. Примут ли они меня в свою компанию?
- Ну, тогда, может быть, вам пришлось много страдать?
- О да! - воскликнул я, вспоминая о том, как там, внизу, на земле, меня четыре раза выгоняли со службы.
Рассказывал святой Михаил и о небесных женщинах, особенно выделил мучениц Пелагею, Гликерию, Акилину, Февронию и попутно неодобрительно отозвался о мученице Татьяне и преподобном Герасиме. В связи с этим разговорились мы и о моей жене. Наша беседа дала мне удобный повод укорить архангела за то, что он у меня, такого молодого, взял душу. Уж если ему не жалко меня, так пожалел бы хоть молодость моей жены. Вспомнив о молодости моей жены, завели разговор вообще о вдовицах. И на земле я о них всегда охотно разговаривал. Воспользовавшись случаем, я рассказал архангелу Михаилу известную историю о Юце-капитанше, которая, похоронив мужа, днем ходила в трауре, а по ночам спала, разумеется, в белых ночных рубашках. Она тогда жаловалась дьякону Илье: "Боже мой! Как смешно все устроено! Днем хожу в трауре, а ночью сплю в белом, как будто жалею мужа только днем. А я охотнее бы спала в трауре!" Архангел Михаил от души посмеялся над моим рассказом, похлопал по плечу и сказал:
- Как только приедем на небо, расскажи об этом Григорию Двоеслову.
Так, разговаривая обо всем понемногу, въехали мы наконец в густые облака. Значит, мы уже приближались к небу. Точно так же во время путешествия на земле, подъезжая к какому-нибудь нашему уездному городу, попадаешь в густую грязь. Конь, запряженный в двуколку, затрусил чуть-чуть побыстрее, почувствовав, что мы уже близко от дома. Еще немножко, и показались большие ворота, украшенные так, будто заказывали их в самой лучшей кондитерской. На воротах было написано большими красными буквами: "Entree" 1. Архангел Михаил разъяснил мне, что когда-то эта надпись была сделана на еврейском языке, потом ее сменила надпись на греческом, на латинском, а сейчас - с начала этого века - на французском. Святой доверительно высказал свое мнение, что, судя по всему, скоро эта надпись будет написана по-русски.
- Что поделаешь, - сказал он, - времена меняются.
- Да, а вместе с ними и вывески, - ответил я в тон ему, чтобы закончить известное латинское речение 2.
Мы въехали в ворота. Архангел остановил коня: бедняга изрядно запыхался. Я осторожно сошел с двуколки; какие-то сухие длинные руки схватили меня и втащили в небольшую комнату. Архангел объяснил мне, что это чудотворец Тихон, который исполняет обязанности таможенника у небесных врат.
Это меня, между прочим, нисколько не удивило, так как и у нас на земле таможенники обычно чудотворцы.
Чудотворец привлек мою душу к себе и обнюхал ее. В ответ на мои недоуменные, вопросительные взгляды, архангел, смеясь, объяснил:
- Это он проверяет, не читал ли ты Пелагича 3 или каких-нибудь других божьих оппозиционеров.
1 Вход (франц.).
2 Omnia mutantur, nos et mutamur in illis - всё изменяют года, и мы изменяемся с ними (лат.).
3 Пелагич Baca (1838-1899) - революционный демократ и социалист, проповедовал атеистические идеи. Умер на каторге.
- Нет, - заявил я, - не читал.
- Тогда входи! - разрешил чудотворец Тихон. И душе стало легче, словно свалилась с нее какая-то тяжесть.
Такое чувство испытывают у нас на земле, когда возвращаются из Земуна и удачно проходят через белградскую таможню.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Приемная святого Петра ничем не отличается от любой приемной на земле. По разнообразию лиц, сидящих там, она напоминает приемную министра внутренних дел, причем как раз в тот день, когда пало старое и пришло новое правительство.
Я вошел, осмотрелся, и мне вдруг показалось, прости меня, господи, что я пришел просить не доступа в рай, а повышения по службе. Мешанина в этой приемной была тем более занимательной, что здесь находились представители всех вер и народностей, только говорили они на одном языке. На небе говорят по-французски, хотя англичане и стараются всеми силами, чтобы их язык, раз уж он не стал мировым, стал хотя бы небесным.
