Потом и такого сорта предприимчивости пришел конец. Теперь уже не только промышленность, но и жилая часть села пришла в запустение. Жители - те, что остались живы и не схватили срок - пустились в бега. Власти долго не знали, что с этой пустующей территорией делать. И тут - вивисекторы подвернулись. Землю и строения на ней отдали им в пользование.
Поселок по периметру обнесли рядами колючки - чтобы с воли никто не проник - вооружили охрану, поставили КПП. Опустевшие хижины поселян заняли приезжие люди. Бетонный забор вокруг завода подремонтировали. Эта зона внутри зоны имела особо строгий режим. Территория стала числиться по пенитенциарному ведомству как шарашка "Матренин Двор". Для ведомств попроще и для рядовых граждан осталось привычное - Силикатный Завод.
И пока Силиконовая Долина и иже с нею бились над силиконовым разумом, Силикатный Завод пошел своим путем. Я отдаю должное фантазии вивисекторов. Однако должен заметить, что мои вариации на эту тему были опубликованы на много лет раньше. Там и проблема двойников нашла свое отражение, о которой они не спохватились, пока не умертвили, наверное, рать бомжей, добиваясь единства естества и сознания. В то время, промежуточные носители - базы - находились еще в разработке. Перегрузка личности производилась, что называется, из мозга в мозг. Это не сигареты прикуривать одну от другой. Выстроить конфигурацию мозга, идентичную пространственной конфигурации мозга клиента, или, если угодно, донора, создав соответствующие нейронные связи - на это уходило несколько дней. К тому же возникла проблема - то, что позже обозначили как доппель-про. Поначалу ее интерпретировали как несовместимость - аналогично тому, как организм отторгает трансплантированный орган. Возникали споры: тело отторгает личность или наоборот? Кто, если разобраться, реципиент? И что является аналогом иммунной системы? К единому мнению они не пришли. Позже оба оказались ошибочными.
Учреждение это было довольно таки разгильдяйское. Оборудование заржавелое, репликаторы от пинка заводятся. Кое-кто из персонала бывал пьян или влюблен, что для славянина зачастую одно и то же.
Сколько подопытных через их руки прошло? И только ль мужчины? Наверное, были средь нас и Терешковы, если счесть за Гагарина, в крайнем случае, за Титова - меня. Вот свезло, так свезло. А ведь были и стрелки с белками, как ни цинично это звучит.
Хочется верить, что вивисекторы моих сайенс-фикшн не читали. И что я никаким боком к их пособникам не принадлежу. И даже косвенно не виновен в гибели этих несчастных. Тем не менее, я впервые тогда обратил внимание на то, что жизнь двинулась в предугаданном мной направлении. Хоть и независимо от меня.
К тому времени, как я в их лапы попал, систему перезагрузки кое-как, но отладили. Я впервые был не в своем мозгу. Ощущения от этой первой моей инсталляции и поныне при мне. Синапсы, вспухшие, словно груши. Нейроны, деформированные электричеством. Миелиновые оболочки, съеденные перекислой средой. Я вряд ли выделял себя из окружающего мира.
Организмы тоже были далеки от нынешнего совершенства. Не знаю, что использовалось в качестве акселератора роста, но тела состаривались едва ль не быстрее, чем вырастали.
Жил я недолго. Сколько - мне не сказали. Может, вовсе не жил.
Прежде чем мое вновь приобретенное, но стремительно дряхлеющее тело перестало существовать, меня опять перегрузили.
В этот раз от мира и от себя остались более осмысленные впечатления. Хотя тоже далекие от нормальных. Тускло, расплывчато, неконкретно. Как плохая копия хорошего фильма с открытым концом. Но с надлежащей надеждой на будущее.
Я всегда был убежден, что человек достигнет бессмертия. Иначе зачем ему разум дан? И вот - достиг, и даже при моей жизни.
В связи с этим возникает новый вопрос. А как же теперь загробная жизнь? Будем мы в ней участвовать? Или вечно скитаться, как Агасфер, по эту сторону бытия? - Надо двигаться дальше. Богом стать. Давай, берись за это дело, грант гарантирую, говорил Гартамонов, почему-то грассируя.
Впрочем, в последний абзац уже сунуло нос сновидение.
Мы живем, прожигая за жизнью жизнь, а успевшие нет. Это несправедливо. Впрочем, слово успевшие не всякий поймет. Монахи так называют усопших - тех, что умерли, что
успели до рубежа.
Вот и сон в руку: богами стать... Боже, химер храни.
Утром мелькнула мысль: а может вселенных столько, сколько в ней обитает душ? И одна из них предназначена для меня, для моей полной реализации, тогда как во всех прочих вселенных, например, в твоей - я всего лишь пешка, сопутствующее существо?
Или вот у этого коридорного, у администратора за стойкой, у того вон прохожего (похожего на чмо) в его мире главная роль ему предназначена, а в этом моем мире он всего лишь статист.
Не только я, но и значительная часть человечества идет по пути, придуманному мной. Это еще раз убеждает меня в том, что я - есть, и этот мир - мой.
Я еще раз убедился, что я - это я, вот и мания величия та же. Бог, если Он есть, несомненно исповедует солипсизм.
Возвратившись в отель, я наткнулся в вестибюле на Джуса. Штука в том в том, что я его сразу узнал. Визуально, безо всякого идентификатора. Этот самый что ни на есть Джус выглядел помолодевшим лет на тридцать. Таким, каким я его по первой встрече запомнил. Вот только помят немного. Как будто только что из какой-то передряги выбрался
- Что с твоей внешностью? - спросил, подойдя, я.
Он на секунду задержал ответ. Но узнав, сказал:
- Ничего. - И отвел глаза.
- Вижу, что ничего. Хотя, когда я видел это тело в последний раз, оно было изрядно дыряво.
- Не это. А и-ден-тичное этому, - раздельно произнес он.
- Я же лично устроил тебе кончину. - Я придвинул соседнее кресло поближе. - Ну, что?
- Черт бы его побрал, - сказал Джус. Не иначе, как памятуя незабвенного Джякуса.
- Как он? - спросил я. - Всё пляшет и попрошайничает?
- Ставит балет. Хованщину.
- Насколько я знаю, Хованщина - опера.
- А у него - балэт.
Иногда у Джуса прорывался чудный восточный выговор. Что ж, бытие в таком теле определяет сознание.
- Панымаишь... - Тут он спохватился, что не с женщинами флиртует, и оставил акцент. - Понимаешь, он эскиз подменил. Подделал, можно сказать, моё завещание.
Бывает и так, что тело, любовно спроектированное из приятных черт, по возвращении кажется отвратительным. Последствия сдвига не всегда предсказуемы. А последействия таковы: либо свыкнуться, либо свихнуться. Либо поспешить избавиться от него. Джусу тем более не позавидуешь. Третий раз обретает этот дизайн.
- Раньше выживали либо сильные, либо умные, либо подлые. Мы какие с тобой, а? - изнывал Джус.
- И чем он это все объяснил?
- Говорит, что давно подменил, что сам про это забыл. Он всегда говорил, что мне это тело очень идет. Перспективное лицо, говорил. Фигура. Гордый профиль, сказал. Женщины тянутся. Тут он не соврал, но выразить не могу, как надоели мне эти противные диспропорции. Это тело мне душу всю покалечило. Еще сказал, пока ты на меня работаешь, будешь таким. Что, я все еще на него работаю?
- Тебе видней.
- Я когда очнулся, сначала подумал, что и не умирал. Что мне это всё приснилось: как ты меня застрелил, как я в трипе витал. Даже прибор прибалдел - завибрировал, замигал - не хотел меня констатировать в таком виде.
Да, прилипчивая личина. История повторяется - как факт или как фарс. Должен сказать, что я его тоже в другом облике не представлял. И видеть его не хотел в другом облике.
- И что теперь? - спросил я.
- Да что с ним поделаешь? Что ни поделать - всё поделом. Не могу ж я в суд подать на приятеля. Морду набить - прячется. Да хоть бы в глаза ему посмотреть - на контакт не идет. Общаемся через ящики. Найди мне его, а? Я б его сам Яге заказал, да денег нет.
- Куда же они подевались?
Он только руками развел: мол, запамятовал. Пьянка - это маленькая смерть. Попытка хотя бы на время избавиться от себя, опостылевшего.
- Поэтому и на звонки не отвечал?
- Стыдно было. И кто эту улицу Проституции Мирозданием окрестил?
Мне б никогда не пришло в голову его в этом гетто искать. Раньше он подобными низкопробными похождениями не увлекался. Хотя его можно понять: на душе фурор и в уму смятенье. От одиночества и обиды на Джякуса поддался отчаянию. Или очарованию тамошних шлюх?
- Да какое там очарование, - сказал он. - Ты бы видел новый бордель.
- "Лавизонли"? Ноги длинные, от ушей, а уши на заднице?
- Да ты что? Нормальные. Не вполне, конечно, нормальные. Но и не то, чтобы ненормальные, - путался он. - Просто у них нормы другие. Ты мне путевку в смерть еще одну выпиши. Убей меня снова, а?
