- Нет, это уж слишком, - сказал он. Изо всех присутствующих только я догадался, что это относилось к антрекоту. Очевидно, этот продукт у него, как, впрочем, и у меня, моментально проассоциировался с уже отрезанным ухом. - Знаете, ужин гораздо пристойней, когда я сам готовлю. И мне вкусно, и еда довольна, что я ее ем.
- Могу себе представить, что вы там приготовите, - парировал Викторович.
- Могу себе представить, что вы там себе можете, - репарировал Джус.
- Тише, господа! У меня в своре не ссориться! - прикрикнул на них Гартамонов.
Вадим внимательно замер, вперив в шефа учтивые зрачки, хотя именно его генеральский гнев никак не коснулся.
- Да, давайте жрать дружно, - сказал он примирительно, возвращаясь к еде.
- Спасибо. Всё было очень весело, - сказал Джус, решительно вставая из-за стола.
После ужина я спросил Гарта о дате предстоящего трипа.
- Об этом я с вашего позволения сообщу позже. Я еще не принял решения. Есть обстоятельства, которые я не могу игнорировать.
- Если ему нужен микс, то может быть, лэнд не принципиально важен, - предположил Джус, когда мы остались одни.
- Ну, нет, важен, - сказал я. Чего доброго без нас обойдутся, а выходить из дела я уже не хотел. Во всяком случае, необходимо быть в курсе. Вслух, опасаясь прослушивания, я этого не сказал. - Особенно важен. Если оба будут опущены в бэд, то что же за микс получится?
"Хотя... чисто из любопытства...", - подумал я.
Идею запредельного микса, как и всё новое, небывалое, Джус на первых порах воспринял скептически.
Утром он выглядел удрученным, со мной почти не разговаривал, лишь вяло переругивался с Викторовичем. И этим добился только того, что Викторович отнесся к нему ещё более подозрительно и даже стал опасаться за хозяйское серебро.
- Надеюсь всё же, что этот покляпый Джус человек честный, - слышал я, как он говорил Вадиму.
- Честный, но в пределах разумного, - буркнул Джус, как и я, слышавший этот их разговор. - Что такое "покляпый", босс?
Обедали мы без Гарта.
- Терпкий вкус у этого сыра, - продолжал придираться Джус.
- Это что, комплимент? - тут же нахохлился Викторович.
- Сыр и в самом деле хорош и не нуждается в комплиментах, - заступился я, ибо Джус становился несносен. Уж очень долго тема миксов овладевала его умом.
- Все равно. Обед какой-то неубедительный.
- Не сквернит в уста, а сквернит из уст, - ответил на это Викторович поговоркой.
Было ясно, что он свой обед в обиду не даст. Тогда Джус прицепился к собаке.
- Мопсик... Кис-кис... Весьма соблазнительная собака, - подозвал он хозяйского спаниеля, чтобы скормить ему свои порции. - Хотите, приготовлю ее?
Умный пёс обиженно отошел, не приняв ни крошки из его рук. Я подумал, может, этот спаниель действительно мопсом успел побывать? И овчаркой, и кем-то еще. Может быть, подумал я далее, и домашних любимцев в этом доме снабжают чипами? И не исключено, что этому псу лет пятьдесят, и в таком случае, по уму он вполне б мог сравняться, например, с Джусом, который во всё пребыванье у Гарта вёл себя невыносимо глупо?
Джус и в Викторовиче углядел примесь пёсьего.
- Давай и этого пса тоже задушим, - сказал он, когда мы удалились к себе после обеда. - Отправим на перевоспитание в ад.
Викторович весь день стоически подавлял аффект к "покляпому" Джусу, а к вечеру он прорвался гнойным нарывом. Ужин он подавал, имея пластырь на шее. Возможно поэтому - потому что ненависть вышла с гноем - он враждебное отношение сменил на прохладное.
- Живот пучит, словно позавтракал пузырями, - пожаловался Джус еще сутки спустя. - Надо разобраться с их кухней.
Викторович ничего не сказал, только скривил лицо, отчего оно сделалось вдруг добрее.
Позже я заглянул в хозблок. Там ворчал и хозяйничал Джус. Всю первую половину дня он там передвигал столы, чистил утварь, а к обеду явил нам свои яства. Это были всё те же заурядные антрекоты, и хоть на скорую руку, но приготовленные так, что ни в какое сравненье не шли с теми подошвами, которыми нас угощал Викторович.
- Ешьте, господа, ешьте, - потчевал Джус. - А то обед обидится и уйдет.
После обеда Викторович стал любезнее. А к ужину они с Джусом нашли таки общий язык и почти что сдружились на почве кулинарии. Во всяком случае, я слышал, как они вместе обсуждали меню и делились рецептами. А то и пускались в экзистенциализм.
- Будущее за техно-жизнью, - говорил Викторович. - Синтетические тела практичней и долговечней. Тело - лишь средство для достижения целей разума.
- Нет. Не хочу быть денатуралом, - отвечал Джус. - В синтеле кушать нельзя. Я кушать люблю.
В окно било солнце. Я выглянул: снег, белокурое облако, невесомые небеса. Сверкала блестками новенькая зима. Подмывало, как в детстве, сбежать из дому.
Черные тени испестрили сад. Глаза уже отвыкли от подобных контрастов. За эти дни я не успел, как следует, осмотреться. Но теперь, раз уж придется здесь часто бывать, а может и жить, я решил наверстать упущенное. Пока снегу немного, обойти территорию.
Гараж, конечно, оказался заперт. За ним я обнаружил беседку с куцей, словно шляпа не впору, крышей. Над крышей раскинул толстые ветви клен, под кленом ютилась скамейка со сломанной спинкой. Рядом торчал черенок вмерзшей в землю лопаты.
Сразу бросалось в глаза, что садом не занимались. Кусты были не стрижены, сухие ветви не вырезаны, а те, что сломало ветром, так и остались неубранными. Даже листья не потрудились сгрести, слой осени был только-только прикрыт тонким слоем зимы. Возможно, хозяин, опасаясь любопытных глаз, старался обойтись минимумом прислуги. Викторович, Вадик-шофер да Алик с Лесиком на подхвате.
По периметру ограды из толстого пластика, имитирующего дощатый забор, были расставлены фонари. За забором рос почти что девственный лес, скрывавший наших соседей. Участки располагались на приличном расстоянии друг от друга, что удорожало, видимо, подземные коммуникации, зато было очень удобно для темных дел.
А дальше за домом начинался парк, место еще более дикое. Оттуда доносилось воронье карканье.
Стоял небольшой мороз, снег поскрипывал. У забора горбилась куча хворосту. Из-под снега торчало быльё. По пути мне попалась ржавая бочка, вкопанная в землю на треть. Вода в ней давно обратилась в лёд.
Чем более я удалялся, тем в менее ухоженное пространство вступал. Сосны, совсем уж дикий кустарник, вроде шиповника, разрушенные деревянные и кирпичные постройки, дырявый навес - бесхозная территория, прихваченная Гартамоновым на всякий случай. Вот и столбики сохранились от бывшей ограды, на одном из них болталась калитка. Забор, ограждавший прихваченное, выглядел более свежим. Центром этой территории являлся старый-престарый дом.
Дом был в один этаж, но с мезонином, а мезонин с балконом. Балкон подпирали колонны, которые сами нуждались в подпорках. Окна, конечно, все были выбиты, но дверь цела. В петлях висел ржавый замок, запертый навсегда, ибо ключ утерян.
С левого боку, словно флюс, примостилась пристройка. С другого лепилась кочегарка. Дом изменил геометрию, но, тем не менее, облик его являл что-то знакомое. На крыше лежал снег, а под ним проглядывала старинная красная черепица.
Красный Дом! Ну как же: часть моего лучшего прошлого! Однако, как это прошлое потускнело, поблекло, вылиняло! Это была крайняя точка, до которой мы добирались на велосипедах. На мотоциклах уезжали дальше, но в байкерскую пору дом нам стал не интересен. Он тогда уже пустовал, и был без стекол. Но в том доме рамы были деревянные, а здесь - пластик. Вероятно, за то время, что мы не виделись, он успел обрести и вновь потерять хозяев. Вероятно, у Гарта есть планы на его счет. Но руки еще не дошли.
Дом влачил старомодное существование, не обращая внимания на смену эпох и хозяев. Небольшая империя. Правда, без подданных. Экспонат почти что музейный, памятник старины. Словно из детектива прошлых времен - древних, далеких. Калитка, через которую лет двести назад удалился убийца дворецкого, так и осталась распахнута. Здесь мы любили разыгрывать сцены из прочитанных книг. Или, как я сказал бы сейчас, ставить перфы.
За домом виднелись развалины флигеля, а далее - новый забор, уже гартамоновский. К нему вплотную подступали сосновые полчища. Я обошел вокруг дома, прежде чем войти внутрь. Кроме замка мне ничто не препятствовало. Я его сковырнул, подобрав стальной заржавелый прут. Со скрипом, от которого с деревьев вспорхнули птицы, дверь подалась
Запустение было еще большим, чем в наши дни. Хотя последние из хозяев приложили к обустройству кое-какие усилия. Во-первых, провели водяное отопление с батареями, сваренными из трёхдюймовых труб, а раньше были печи, так называемые, голландки. Большую комнату разделили на две перегородкой из гипсокартона, ныне проломленной в трёх местах. Тем не менее, штукатурка с потолка осыпалась, торчала сбитая крест накрест дранка, почти все полы были сорваны, гнилые лаги с рядами ржавых гвоздей лежали параллельно друг другу. Ну и конечно, мусор: тряпьё, ржавьё, стекло, пластик.
