Наша подготовка к демонтажу «колючки» началась после 21-го декабря, и мы открыто заявили об этом. До того времени пограничники заявляли, что пусть правительство принимает решение, кто мы такие? После того, как мы определились окончательно, пограничники распространили листовки, начали вести пропаганду о святости границ. Высокопоставленные офицеры, прибывшие из Москвы, Тбилиси и Баку, пытались успокоить народ. Было дано полуобещание о выполнении только одного из четырех наших требований: колючая проволока вокруг Аракской ГЭС будет демонтирована! Это не имело какого-то значения. Демонтаж колючей проволоки вокруг озера шириной в несколько километров был просто успокаивающим маневром.
Вопрос: Какой была позиция партийно-советского руководства Нахичеванской АР?
Ответ: Двоякой. Открыто осуждали, а за кулисами выражали свою сердечную солидарность с нами. Но это не надо интерпретировать как-то по иному. Дело в том, что эти руководители с одной стороны боялись за свои должности, с другой стороны не могли выносить многократных оскорблений, наносимых им даже рядовыми пограничниками. Пограничники большей частью с ними не считались, даже не подпускали близко к границе. В частности, сенокос и профилактика насосов в прибрежной зоне Аракса без взятки не обходились.
Вопрос: Как прошла акция?
Ответ: На очень высоком уровне и организованно. Мы не были уверены, что русские не будут стрелять. Но и страх был не велик. Особенно в селе Неграм многие вышли к границе, обернувшись в саван. Вдоль всей границы люди разрушали «колючку» с чувством гнева и радости. Всюду я видел, как члены нашей тайной организации рыдают, не таясь. Наконец осуществилось желание, годами обжигавшее наши сердца. В тот холодный день кто-то танцевал, кто-то, раздевшись, купался в Араксе!
Вопрос: Фронтисты имели информацию о том, что пограничный режим будет смягчен?
Ответ: Да, имели. Но это смягчение произошло бы очень долго и медленным темпом. Психология разгоряченной толпы более не вытерпела бы этого. У фронтистов не было намерения выступить против психологии разгоряченной толпы.
Вопрос: Какова была роль Неймата Панахова?
Ответ: В Баку Неймат защитил нас. И еще, 31-го декабря он с утра прибыл в Нахичевань, принял участие в акции и увез с собой в Баку один из пограничных столбов. Но у Неймата не было роли ни в «движении границы», ни в управлении им. Организация и руководство «Движение границы» осуществлялось Комиссией в составе девяти человек под председательством Асаф бея.
Вопрос: Во время посещения Нахичевани Нишановым какие велись переговоры, что обсуждалось?
Ответ: 2-го января 1990-го года он прибыл вместе с секретарем ЦК КПСС Гиренко, некоторыми руководящими работниками ЦК, с Первым секретарем ЦК КПА А. Везировым и другими. Состоялось несколько встреч. Есть протоколы переговоров от 5-го января. Столько лет мы ищем возможность напечатать эти протоколы!
Вопрос: С течением лет как вы оцениваете акцию на границе?
Ответ: Каждый год мы торжественно отмечаем 31-е декабря как день национальной солидарности азербайджанцев мира и гордимся тем, что даровали народу этот праздник. Как один из девяти руководителей «Движения границы» и как член тайной организации с 1970-го года, основанной на идее тоски по Югу, думаю, что эта акция является славной страницей истории Азербайджана, написанной золотыми буквами.
Вопрос: Когда и как было оккупировано село Кярки?
Ответ: Население Кярки было выведено, в селе оставались несколько милиционеров и 17 защитников, в основном активистов НФА. После просьб и настояний руководства Нахичевани 17-го января 1990-го года защитники села сдали его солдатам русской 4-ой армии и отступили. Русская же армия без всякого боя подарила село армянам…»
В этом интервью информированный человек может вычитать многое. Во-первых, о, якобы, нерадивой работе КГБ еще в 1970-е годы: прошляпили тайную организацию в глухой провинции численностью аж под сто человек. Во-вторых, о том, что коррупция охватила даже погранвойска КГБ СССР. В-третьих, о сознательном разжигании эмоций толпы руководством НФА в Нахичевани, подобно тому, как это происходило и в других районах Азербайджана. В-четвертых, о непосредственном управлении процессом со стороны Абульфаза Алиева, вплоть до назначения им даты акции, 31-го декабря, хотя он знал о скорой либерализации пограничного режима. Почему не 12-го? Лейла Юнусова в своей статье «Мера ответственности политика» объясняет это тем, что, по замыслу организаторов реализации «тбилисской модели» в Азербайджане, все должно было идти по нарастающей: после Джалилабадского погрома — разрушение государственной границы СССР.
Очень интересны детали, рассказанные Ариф беем в личной беседе автору этих строк и не вошедшие в интервью. По словам Ариф бея, Нахичеванское отделение планировало отметить юбилей разгона Мейдана в Баку установкой палаток на центральной площади города Нахичевань, кострами и ночным митингом с 4-го на 5-е декабря. Когда об этом решении было сообщено Абульфазу Алиеву, от него поступило указание отметить юбилей разрушением госграницы 31-го декабря! Ариф бей признался, что «это указание испугало нас, мы боялись открытия огня русскими пограничниками, и об этом своем опасении сказали Председателю. Его ответ: «Ничего не бойтесь, разрушайте»!
Нахичеванские фронтисты обсудили между собой истоки подобной решимости Большого Бея, ничего не нашли и сошлись на трогательной догадке, высказанной одним из местных фронтистских руководителей: «Абульфаз Алиев надеется, что 31-го декабря, в день рождения Иисуса Христа, души русских будут полны доброты, и они не станут стрелять в народ…»
Иногда такие трогательные подробности больше говорят о характере процесса. Фронтист Теймур из Нахичевани добавил еще одну подробность: двинувшиеся к границе некоторые фронтисты взяли с собой новогодние подарки для пограничников — водку для мужчин и шампанское для их жен. Как бы то ни было, со стороны войск КГБ СССР ни малейшего сопротивления разрушению населением государственной границы СССР оказано не было. В Нахичевани КГБ хотя бы распространял листовки о том, что граница СССР священна. А в Астаре и Ленкорани КГБ пошел другим путем: специальные агитационные машины погранвойск, оснащенные мощными усилителями, ездили по улицам этих двух пограничных райцентров и призывали население «собраться у границы, снести сооружения и воссоединиться со своими братьями и сестрами в Южном Азербайджане». Напрасно Алякрам Гумматов с небольшой группой своих сторонников пытался удержать напор огромной толпы на пограничном пункте в азербайджанской Астаре, уговаривал народ не разрушать границу. Толпа оттеснила его и, сметя все препоны, хлынула на иранскую сторону, где иранские пограничники беспрепятственно допустили «воссоединение» народа.
А в Джалилабаде, как рассказывал Гаджи Абдул в телепередаче по каналу «АНС», пограничники приглашали местных фронтистов сносить пограничные сооружения, но просили не трогать… свиноферму воинской части.
Во время годичного нахождения у власти фронтисты объявили 31-е декабря Днем солидарности азербайджанцев мира. Гейдар Алиев этот праздник, как и другой праздник — Возрождения (17-го ноября 1988-го года), введенный фронтистской властью, сохранил, добавив к ним завершающий компонент триады — Гуртулуш, (Избавление) т. е. свое возвращение во власть 15-го июня 1993-го года.
В канун Нового 1990-го года произошли еще два знаковых для меня события. Меня попросили о встрече два нахичеванских фронтиста — Сульхаддин Акберов и Эльман Джалилов. Эльман бей работал помощником прокурора города Нахичевани и был уволен летом 1989-го года, как говорили, по указанию Поляничко. Они подсели ко мне в машину, и, поездив немного по городу, мы остановились около гостиницы «Южная». Нахичеванские фронтисты просили меня признать лидерство Абульфаза Алиева и обещали, что я не только останусь в НФА, но и посулили самый высокий пост, который я пожелаю. Мне стало забавно. Провинциалы ко всему на свете прикладывают свою мерку. Я отказался, сообщив, что лидерство Абульфаза для меня означает признание лжи, лицемерия, мафиозности, тупости и подлости, что приведет Азербайджан к поражению, восстановлению диктатуры и всей той мерзости, что она может принести народу. Что касается карьеры, то я всю жизнь к ней был равнодушен, и она для меня значит ровным счетом ничего. Мои провинциальные доброхоты были обескуражены столь странным для них ответом, и мы холодно расстались.
О втором событии мне рассказал Тофиг Гасымов. В конце декабря аксакалы Академии наук пригласили лидеров НФА для консультаций. Сказав, что, на их взгляд, ситуация в стране достигла кризисной точки, они спросили у Председателя НФА, что, на их взгляд, могли бы сделать академики, чтобы помочь обществу выбраться из кризиса. Председатель ответил, что в Карабахе сейчас холодно, фронтисты в Лачине на постах мерзнут, не могли бы академики помочь достать теплых перчаток? И еще! Насколько он знает, войлочная бурка, подбитая лебяжьим пухом, не пропускает пули. Не могут ли академики подсобить достать для «ребят» таких бурок как можно больше?
