За центральным столом сидели четверо, устремив друг на друга тяжелый, напряженный взгляд. Больше в комнате никого не было, только на коврике у камина дремала огромная собака. В одном из четверых — он сидел, закинув ногу на ногу и заложив одну руку за голову, — я узнал лорда Арундела. Другой склонился над столом и, пересиливая нервическую дрожь в руках, пытался завести золотые часы с репетиром — это был, вне всяких сомнений, Уорнер Говард Уорнер, эсквайр. Третий, обернувшийся к боковой стойке, чтобы налить бокал красного вина, и тут же выпивший его в торжественном молчании, как на похоронах, обладал характерной наружностью А. Ф. Энары. Но кто же четвертый — сухопарый господин, который, поставив оба локтя на стол и зажав в ладонях хищное лицо, переводил разгневанный взгляд с одного коллеги на другого, хмуря лоб и кривя губы в яростной усмешке? Это, Тауншенд, был лорд Хартфорд.
Я высматривал еще одно лицо, но тщетно. Герцога Заморны здесь не было.
Когда я подошел к столу, трое государственных мужей пожали мне руку; Хартфорд не шелохнулся. Я сел. Некоторое время все молчали. Было очевидно, что перед моим приходом произошло нечто необычное, — оглядевшись, я заметил следы недавнего пребывания герцога. Во главе стола стояло его кресло, а на развернутой карте лежал серебряный пенал.
— Он вернется? — шепотом спросил я лорда Арундела.
Тот собрался ответить, но не успел: лорд Хартфорд заговорил.
— Черт побери, — начал он. — Черт побери, вы все наблюдали его сегодняшний произвол. Вы все видели, как меня оскорбляли и унижали, и ни одному из вас не хватило мужества взять мою сторону — ни одному.
— Милорд, ваше поведение беспрецедентно, — сказал мистер Уорнер. — Ни одно министерство не может без ущерба для своей чести предпринять шаг, к которому вы склоняли герцога. Я дал слово. По-вашему, сэр, я должен от него отступиться? А если его величество отверг ваше предложение в резкой форме, так чего еще вы могли ожидать?
— Это гнусная несправедливость! — отвечал Хартфорд. — Я, представитель одного из древнейших семейств Ангрии, связавший все свои интересы с этой страной еще до рождения Заморны, прошу доверить мне важную миссию за границей и получаю оскорбительный отказ, в то время как гусарского офицера, безродного выскочку, назначают на это место через мою голову. Клянусь всем святым, что есть на небе и на земле, он у меня пожалеет о своем последнем выпаде! Я скажу такое, что затронет каждый нерв этого чертова гордеца!
— Вы слышали, джентльмены? — спросил генерал Энара с широкой ухмылкой. — Примечательное красноречие! Такое не часто услышишь за пределами приюта для душевнобольных!
Хартфорд ожег его взглядом, выхватил из кармана бумажник с визитными карточками и, не сходя с места, бросил генералу вызов.
— Отлично! — прорычал Энара, засовывая карточку в жилетный карман. — Давно я мечтал о таком случае! Пилюля, которой я вас попотчую, живо исцелит безумие и похоть.
Мне хотелось расцеловать старого сурового Тигра — так к месту были его слова. Эхом к ним прозвучал глухой саркастический смех. Он раздавался из-за моего плеча; в тот же миг я почувствовал, что спинку стула крепко сжала чья-то рука. Мне не было нужды оглядываться — я знал, кто там стоит.
Его тон, когда он заговорил, напомнил мне ночь накануне Лейденской битвы. Тогда он отдавал мне приказы лично, и с тех пор я не слышал этого голоса.
— Энара, вы не примените лекарство, которое так толково прописали. Дуэль с безумцем едва ли что-нибудь прибавит к вашей заслуженной славе, а я, Бог мне судья, убежден, что лорд Хартфорд не в своем рассудке. Вот и сейчас его глаза горят лихорадочным блеском душевного нездоровья.
Лорд Хартфорд вскинул голову. Его ноздри трепетали от сдерживаемой страсти.
— Ваше величество начали против меня вторую кампанию, — проговорил он с деланным спокойствием. — И сейчас вы дали мне ключ к вашей тактике следующего сезона. Публичным образом меня будут отстранять от важных государственных дел, а приватным — объявят буйнопомешанным.
— Сказав, что „приватным образом поместят под надзор врачей“, вы бы точнее выразили мое намерение, — поправил герцог.
Хартфорд что-то пробормотал вполголоса, встал, обошел стол и оказался лицом к лицу с его светлостью.
— У меня есть тайна, которую я должен сообщить вашему величеству, — сказал он. — До того как этот совет разойдется, я хотел бы снять с души ее бремя.
— Я не желаю слушать, — с высокомерным безразличием произнес Заморна. — У безумцев бывают странные причуды.
Хартфорд шагнул ближе. Герцог не отстранился, только вскинул голову и придал своим чертам выражение убийственной насмешки, от которой стошнило бы лошадь.
— И все же я обязан сделать признание, — сказал Хартфорд.
Он приступил к герцогу вплотную, прижал губы к его уху и сатанинским шепотом произнес какие-то фразы, что заняло около двух минут.
Я внимательно наблюдал за герцогом, и все остальные тоже. То ли он чувствовал на себе наши взгляды и не хотел показывать, что задет услышанным, то ли слова Хартфорда и впрямь оставили его равнодушным — не знаю. Так или иначе, Заморна не дрогнул ни одним мускулом. Черты хранили ту же холодную, спесивую улыбку, что и вначале, однако от лица отхлынула вся кровь. Когда Хартфорд закончил говорить и отступил на шаг, щеки его монарха были совершенно белы.
— Я польщен вашим доверием, милорд, — проговорил Заморна тем же презрительным тоном, что и раньше, — и при первом же случае отплачу вам таким же знаком расположения. Скорблю, что помрачение ума и моральные изъяны внушают вам подобного рода фантазии. Однако же не отчаивайтесь, милорд. В лечебнице для душевнобольных, при должном внимании врачей, вы еще можете вернуться в рассудок.
— До свидания, ваша светлость, — с мрачной усмешкой проговорил Хартфорд.
— До свидания, милорд, — отвечал его государь, усмехаясь не менее мрачно. — Мы с вами еще увидимся.
— Да, в аду! — отвечал Хартфорд и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.
Едва дверь за ним захлопнулась, Энара издал необычно глубокий вздох. В следующий миг достойный Тигр вспомнил про некое дело, которое непременно должно исполнить сегодня вечером. Он уже вставал, когда монарх, положив руку ему на плечо, принудил генерала опуститься обратно в кресло.
— Нет, Анри, не выйдет. Знаю я, что у вас за дело. Однако учтите, что, если вы в него вмешаетесь, я расценю это как медвежью услугу.
— Я не имею обыкновения перечить вашему величеству, — ответил Энара, — и потому смолчу, как вы приказываете. Впрочем, дозвольте сказать, что, на мой взгляд, вы придерживаетесь совершенно ошибочных воззрений на то, как надлежит в подобном случае действовать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
