— У вашего величества есть привилегия безнаказанно меня оскорблять, — произнес мистер Уорнер, явно уязвленный последними словами.
— Я не оскорбляю вас, Говард, — произнес наш султан, подаваясь к нему. — Мне известно, что вы желаете мне добра и ваше служение совершенно бескорыстно. Более того: все, что вы сказали об Энаре и Арунделе, — истинная правда. Они отребье. Не счесть, сколько вреда они мне причинили. Энара меня сгубил. До знакомства с ним я был образцом добропорядочности. Вы знаете, каким безупречным юношей я считался в пору своего маркизата; теперь моя репутация испорчена так, что стыдно сказать. Однако меня смущает маленькая загадка, которую я попросил бы вас разъяснить.
Помню, года два-три назад, когда вас тревожила моя близость с безобидным старым аристократом по имени Нортенгерленд, вы держались несколько иного мнения о присутствующих здесь джентльменах. Весь ваш гнев изливался на невинную главу упомянутого престарелого дворянина. Он был соблазнителем моей юности, губителем моих принципов и, главное, подрывал мою популярность в народе. Эти господа были тогда опорою трона, подлинными друзьями монархии. Я помню, как утомляли меня бесконечные хвалы достоинствам и дурно вознаграждаемой преданности генерала Фернандо ди Энары и Фредерика, лорда Арундела. Как же так, Говард?
— Ваше величество лучше меня сумеет объяснить свои парадоксы, — ответил Уорнер.
— Я могу объяснить их с легкостью, — сказал герцог, — но для этого мне придется повторить слова, которые так вас раздосадовали.
Уорнер сидел, глядя в стол и стиснув виски руками, как если бы его мучила головная боль, поэтому не видел взгляд, обращенный на него Заморной, а выразить свои чувства словами гордый властитель не пожелал.
Довольно долго стояла тишина, затем его светлость, обратись ко мне, сказал совсем другим, бодрым тоном:
— Что ж, сэр Уильям, завтра, если все будет хорошо, вы нас покинете. Ну как, приятель, думаете, вам хватит отваги провернуть это щекотливое дельце? Чтобы действовать тайно и не попасться, нужно изрядное проворство.
— Я думал об этом, милорд герцог, и пришел к выводу, что не стоит бояться риска.
Он улыбнулся.
— Я знаю вашу решительность, Перси, иначе не выбрал бы вас в качестве тайного агента. Насколько я понимаю, вы получили все необходимое для своей миссии.
— Все за исключением одной бумаги, сир, которую мне сказали забрать здесь.
— Знаю, — сказал он, затем вытащил из кармана бумажник, расстегнул серебряную застежку и протянул мне письмо. На конверте был собственноручно начертан адрес, включавший имя, при виде которого у меня дрогнула рука.
— Это вас ускорит, — произнес Заморна. — Вы переночуете в доме, куда доставите письмо, и получите указания, которые не могут быть даны в ином месте.
Я поклонился. Скажу вам только, что письмо было адресовано: „Мисс Лори, Риво, Хоксклиф“.
Заморна встал с кресла. Это был сигнал, что совещание окончено. В то же самое мгновение часы начали бить одиннадцать. Трое сановников поднялись, и я тоже. Они поклонились герцогу и пожелали ему доброй ночи. Он, стоя у камина, ответил каждому таким же пожеланием. Арундел и Энара вышли из комнаты вместе, Уорнер шел последним. В дверях он обернулся и встретился глазами с повелителем. Герцог улыбнулся и отвел взгляд.
Вы спросите, Тауншенд, почему я не вышел вместе с государственными мужами. У меня была просьба, которую я не хотел излагать в их присутствии. Когда дверь за ними затворилась, я подошел к своему могущественному зятю и отважно промолвил:
— Сир, могу я увидеть сестру?
Он что-то буркнул про поздний час, однако я не забрал свою просьбу обратно. Тогда герцог велел мне следовать за ним, и я подчинился. Мы прошли длинным лабиринтом комнат, с которым Заморна, по всей видимости, хорошо знаком, поскольку даже в кромешном мраке без труда находил путь. Затем он остановился перед портьерой и велел мне минутку подождать.
Я стоял в темноте, прислушиваясь к его тихому голосу и едва слышным ответам кого-то другого. Затем он позвал меня, и я вошел. Не стану описывать покои моей сестры — именно такие человек, подобный ему, и должен был создать для своей королевы.
Они с Заморной стояли рядом у камина. Я всегда стараюсь проявлять в общении с нею те чувства, какие старший брат может выказать, не роняя своего достоинства. Она единственный человек в мире, которого узы крови связали со мной естественной привязанностью.
Я подошел к ней.
— Я подумал, что должен с вами проститься.
— Вы уезжаете завтра? — спросила она тихой скороговоркой.
— Да.
— Я чем-нибудь могу быть вам полезна до отъезда?
— Нет.
— И вы не знаете, когда вернетесь?
— Не знаю.
— Если у вас будет время, пишите.
— Сомневаюсь, что отыщу досуг для сочинения частных писем.
— До свиданья, Уильям.
Она протянула мне руку, я ее пожал.
— До свидания, Мэри.
— Желаю тебе всего хорошего, — проговорила она, отводя глаза.
— Счастливо оставаться.
Я еще раз сжал ее руку и поклонился зятю, который, облокотясь на каминную полку, наблюдал за моей сестрой. На этом мы с нею расстались.
Тауншенд, старый лоботряс, доставка этого пакета прожжет в вашем кармане изрядную дыру. Завтра, ура, в Париж! Мне, словно казаку, теперь все нипочем! Будущность моя обеспечена. Старика Талейрана больше нет, а хитрецы рангом пониже пускай трепещут!
Ваш, первый дипломат дня, Уильям Перси».Ш. Бронте 21 июля 1838 года.
Генри Гастингс
Часть I
«Молодой человек очаровательной наружности, обходительный, с прекрасными манерами, желает получать хлеб насущный без хлопот и наслаждаться всею возможной роскошью и удовольствиями, не прикладывая к тому никаких усилий. Посему он извещает публику, что был бы рад получить наследство либо вступить в брак с женщиной, чьим не последним достоинством будет внушительное приданое. Подателя сего объявления не занимает возраст, а также мимолетная внешняя краса, которую, по мнению всех сведущих медиков прошлого и настоящего времени, может сгубить краткосрочная болезнь или заурядный несчастный случай. Более того, несовершенство телесной симметрии — конечность, отклоняющаяся от строгой прямизны вбок, по горизонтали или диагонали, равно как и отсутствие глаза либо части зубов — не станет препятствием для данного искреннего и просвещенного субъекта при условии, что ему представят убедительные свидетельства главной и вечной добродетели, возвышенных и непреходящих чар — Д-Е-Н-Е-Г! Писать на адрес мистера Сурены Эллрингтона, дом 12 по Чепел-стрит, Витрополь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
