— Нет, Анри, не выйдет. Знаю я, что у вас за дело. Однако учтите, что, если вы в него вмешаетесь, я расценю это как медвежью услугу.
— Я не имею обыкновения перечить вашему величеству, — ответил Энара, — и потому смолчу, как вы приказываете. Впрочем, дозвольте сказать, что, на мой взгляд, вы придерживаетесь совершенно ошибочных воззрений на то, как надлежит в подобном случае действовать.
Мистер Уорнер, наблюдавший за происходящим без единого слова, но с самым пристальным вниманием, теперь вмешался в разговор.
— Сознаюсь, — промолвил он, — что не понимаю этого дела и всех его скрытых пружин. Видимо, вне официальной сцены разыгрались некие события, которые, будь они мне известны, пролили бы на обстоятельства новый свет и вполне оправдали то, что сейчас представляется не вполне благоразумным. Однако же в имеющейся ситуации я считаю своей неотъемлемой обязанностью честно сообщить государю то мнение, к коему пришел, на основании моих ограниченных сведений. Как помнит ваше величество, я всегда без утайки говорил, что мне представляется хорошим или дурным в вашем обращении с подданными; и сейчас я последую этим прямым, хоть местами и тернистым путем.
Милорд герцог, Хартфорд вполне справедливо назвал себя представителем одного из древнейших семейств Ангрии; и будучи таковым, а равно и человеком твердых политических принципов, каковы бы ни были его личные недостатки, он, по моему разумению, заслуживает, чтобы в деле, затрагивающем глубочайшие интересы страны, его кандидатура была рассмотрена в первую очередь. Сэр Уильям Перси позволит мне сказать в его присутствии, что я не знаю человека храбрее и благороднее, чем он, или другого, чьи действия на службе Ангрии были бы в большей мере свободны от греха своекорыстия. И все же, полагаю, даже сэр Уильям согласится с утверждением, что Хартфорд имеет более прав на доверие своего государя, нежели пришлец в этой стране, на двадцать лет его моложе и ниже в воинском звании.
Ваше величество припомнит, что со мною не консультировались касательно назначения, иначе я раньше привел бы доводы против. Вы обратились к генералу Энаре, и на плечах генерала лежит ответственность за данный им совет.
— Я ее принимаю, — сказал Энара. — За мной есть грехи похуже, чем отстранение от должности полоумного волокиты.
— А вам, Арундел, нечего добавить? — спросил герцог, адресуясь к красавцу шевалье, который в молчании сидел напротив, демонстрируя голову куда более приятную для глаз, нежели у остальных сановников, но, между нами, Тауншенд, начиненную куда меньшим количеством мозгов.
Тот переменил позу и, обращаясь к его величеству, ответил:
— Мне представляется, что мистер Уорнер взял сегодня чересчур диктаторский тон. Хотел бы я знать, какое посягательство на королевские прерогативы он счел бы для себя чрезмерным, если вашему величеству уже нельзя исключить из своего доверия человека, обманувшего это доверие так подло, как лорд Хартфорд.
Мистера Уорнера эти слова задели за живое. Он отбросил спокойный тон и заговорил с обычной воинственностью:
— Ваше величество окружают льстецы — гнусные грибы-паразиты, которые питаются пороками короля и разрушают его сердце. Насколько я понимаю, лорд Хартфорд не посягал на честь вашего величества. Он досадил вам в том, что касается ваших побочных увлечений. Неужто за столь мелкую провинность дворянина следует преследовать и отстранять от государственных дел? По взгляду вашего величества я вижу, что от моей прямоты у вас вскипает кровь. Мне известно, что вы твердо решили затворить перед этим несчастным все двери к придворным почестям и скорее рискнете благом страны, нежели перемените свое намерение. Ваше величество мстительны и безрассудны.
— Мистер Уорнер! — тихо проговорил лорд Арундел тоном возмущенного изумления. — Мистер Уорнер, вам стоит сделать паузу. Если вы будете продолжать в том же духе, то вынудите меня принять меры, от которых я предпочел бы воздержаться.
Теперь мистер Уорнер разозлился окончательно. Он обернулся к лорду А, словно дикий кот.
— Вы мне выговариваете, сэр? Вы диктуете, что мне произносить вслух, а что оставлять при себе? Я скажу: вы и ваша свора губите монархический строй. Вы сводники и подстрекатели. Юный король в окружении таких, как вы и Энара, подобен невинной молодости, искушаемой опытным соблазнителем. Вы печетесь о его вожделениях, разжигаете похоть его плоти, похоть очей и гордость житейскую, гасите в нем все высокие и чистые порывы; вы учите монарха затворять сердце и слух от предостерегающих голосов. Вы толкаете его в ад по дороге, усеянной цветами.
— Аминь! — воскликнул его величество, который в продолжение этой тирады попеременно брал понюшку и смотрел на карту. — Аминь, Уорнер! Проповедь закончена? Она оборвалась на высокой ноте. Да уж, ни капли сахарного сиропа — совсем не похоже на те пирожные, которые дьявол бросает несчастным обманутым душам, убеждая, что у него в гостях они будут получать их каждый день. Это истинный хлеб жизни, горький как желчь, кислый как уксус, грубый как мякина. Фредерик и Анри, понравилось ли вам наставление?
— Мы привычные, — хладнокровно ответил Энара.
— Однако, — продолжал герцог, — не кажется ли вам, что последняя фраза удалась преподобному джентльмену особенно хорошо? Слово „ад“ было произнесено с истинным чувством. Я слышал, как один малый на севере вворачивает его в свои проповеди с таким же пафосом.
— Милорд герцог, можете шутить, — промолвил Уорнер, — и все равно это правда. Сэр, в настоящем деле у меня нет личных мотивов. Я не люблю лорда Хартфорда. Вам это известно. Было время, когда ваше величество приблизили его к себе, когда он входил в тот самый круг, который я сейчас обличаю, и подобострастнее других угождал порокам вашего величества. Полагаю, Хартфорд более схож характером с лордом Арунделом и генералом Энарой, нежели со мной, и когда ваше величество ему благоволили, я предупреждал вас о его разнузданности и указывал, куда она ведет.
— Да! — подхватил герцог. — Когда я был доброго мнения о Хартфорде, вы, Уорнер, говорили о нем только дурное. Теперь, когда я его безгранично презираю и когда вы знаете, что моя решимость неколебима, вы меняете позицию и объявляете лорда Хартфорда ангелом. Вздумай я последовать вашему совету и сменить гнев на милость — завтра он вновь стал бы демоном. И, Анри, если я поссорюсь с вами, результат будет тот же. Как только мы расстанемся врагами, Уорнер обнаружит в вас святость, о которой раньше не подозревал. О, Говард, однако вы ревнивы, ревнивы!
— У вашего величества есть привилегия безнаказанно меня оскорблять, — произнес мистер Уорнер, явно уязвленный последними словами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
