уже сделал. Ударил по кнопке контрольных часов и теперь ждал, когда свой ход сделаю я.
– Выходит, в этой лотерее мне «повезло», – сказала я иронично. Но улыбка никак не клеилась к губам.
Нервно опустила взгляд, ещё сильнее вцепившись в плед в руках.
Желание шутить растворялось в огне камина. Похоже, небольшой источник света в абсолютно темном помещении, и правда, способен сжечь внутренние границы и развязать язык.
Да. Мне захотелось ему что-нибудь рассказать. Поделиться тем, что накоплено во мне годами и с трудом закрыто во многих темных комнатах подсознания. И давит изнутри на эти двери настолько сильно, что коснись их пальцем – хлынет волна слёз, которые миллионы раз приходилось сдерживать, чтобы «они» не думали, что смогли в очередной раз меня сломать.
Я понимала, что любое сказанное мной слово может быть с легкостью использовано против меня. Но вместе с тем, Никита, возможно, сам того не понимая, задел старые болезненные струны и мелодию их уже не спрячешь за улыбкой, которая совершенно не значит веселье.
– Бракованная кукла, – произнесла я едва слышно, боясь поднять взгляд. Ещё немного и плед будет разобран мной на нитки.
– Что? – спросил Никита. Кресло под ним тихо скрипнуло.
– Так… кхм, – прочистила горло, чтобы не говорить через колючий ком боли. – Так называет меня отчим: бракованная кукла. Он считает лучшей своей шуткой, что других детей находят в капусте, а меня нашли в коробке с уцененными товарами, куда меня положили из-за дефекта глаз. И из-за того, что мама всегда экономит на всём, то и на мне она тоже сэкономила.
Теперь поднять взгляд было подобно казни. Волна сдерживаемых слёз набирала силы. Посмотри я ему в глаза – её будет невозможно сдержать, дверь подсознания разлетится в щепки.
– Урод, – донеслось с кресла напротив. Злобно и даже яростно.
Невесело усмехнулась.
– Он предпочитает, чтобы я называла его папой.
– Он… – кажется, Никите тоже было сложно говорить. Голос его дрогнул и стал сиплым. – Он тебя… бил?
– Неважно, – отмахнулась я, нахмурившись.
– Как это «неважно»?! – нервно и отрывисто.
– Это ничего не изменит. Всё в прошлом.
– Надеюсь, он сдох? – спросил Никита без тени шутки.
– Нет, – качнула головой. – Однажды, когда я сидела на лестничной клетке после школы и ждала, когда меня, наконец, запустят в квартиру, одна старая соседка сказала, что такие люди, как мой отчим, живут долго. Рай их точно не примет, а Ад сделает всё возможное, чтобы такие люди, как он, как можно дольше не оскверняли подземелье. Так что, он живее всех живых.
– Надеюсь, ты больше никогда не вернешься туда, где есть он?
– И я на это надеюсь ничуть не меньше.
Между нами повисло молчание. Оно не было тяжелым или неловким. Оно было уместным и нужным, потому что нам было о чем подумать.
Мне – точно. Хотя бы о том, что скоро я пожалею о сказанном.
– Обнимаю, – донеслось из кресла напротив.
– Что? – поднимать взгляд не стала. Больно.
– Прикоснуться к себе ты, наверняка, не позволишь. Но, чтобы ты знала – сейчас я тебя обнимаю.
Только теперь я решилась поднять взгляд и посмотреть на парня в кресле напротив. В его глазах отражалось не только пламя камина. В них виднелось отражение волн, заточенных в черной комнате, носящей моё имя.
– Спасибо, – выдохнула я.
Глава 26
Пробуждение бывает разным: иногда ты плавно выныриваешь из тягучего сна и с трудом поднимаешь веки, а иногда тебы вырывает из сна, словно ударом в плечо.
Как сейчас.
Резко распахнула глаза, силясь понять затуманенным мозгом, что произошло и кому я понадобилась.
В гостиной было светло. Камин погас и уже не излучал тепло, под которое я, похоже, незаметно для самой себя уснула. Рассвет не так давно разогнал тьму ночи, но уже было достаточно светло и без дополнительного освещения.
Размяла шею и невольно застыла, бросив взгляд в кресло напротив.
Никита всё ещё был там. Спал, отвернув голову к камину. Руки скрещены на груди, ноги широко расставлены. И когда он успел надеть этот свитер?
Неважно.
Опустила ноги на пол, склонилась, чтобы надеть ботинки и завязать шнурки. В поле зрения попал плед, в который я буду укутана. Два пледа. Четко помня, что засыпала под одним, подняла взгляд на парня напротив. Теперь всё встало на свои места.
Только зачем столько сложностей? Можно было бы ровно так же сидеть под пледом, а не отдавать мне свой и надевать вместо него свитер. Или, вообще, мог уйти в одну из комнат этого дома. Ему-то доступны все.
Ладно, хозяину дома виднее, как уважить гостей.
Надела ботинки, завязала шнурки и неслышно поднялась с кресла. Застыла с пледами в руках, не зная, куда их можно убрать.
Просто сложить в кресло? Или отплатить хозяину дома за его щедрость его же методом?
Несмело подошла к парню, сжимая в руке мягкую ткань. Затаила дыхание, боясь его разбудить. Накрыла сначала его ноги, затем стала плавно, поджав губы от напряжения, натягивать пледы ему на плечи.
– Если ты хочешь придушить меня во сне, то делай это быстрее, – сонный голос Никиты заставил меня крупно вздрогнуть.
Одёрнула руки и спрятала их за спину, будто меня, как воришку, поймали на месте преступления.
– Я… я думала, ты замерз, – на всякий случай сделала несколько шагов подальше.
– Скорее, не выспался, – произнес парень и, наконец, открыл глаза. Глаз. Чуть нахмуренные, немного недовольный глаз. – Который час?
– Час… – торопливо достала из кармана толстовки телефон, разблокировала экран. – Почти семь.
– Чего так рано проснулась? – Никита снова закрыл глаза и отвалился на спинку кресла. Плед на плечи натянул сам. – Если неудобно в кресле, то можешь подняться на второй этаж. Вторая комната справа – моя.
Ежу понятно, что в доме его родителей имеется и его комната тоже, но сейчас утро и подниматься на второй этаж не
