— Откройте сейф, или я вас убью, — деревянным голосом проговорил он.
Я рассмеялся.
— На самом деле, мистер Смит, мы оба прекрасно знаем, что вы убьёте меня как раз в том случае, если я открою сейф.
Прошло с полминуты, прежде чем он заговорил.
— Как вы намерены поступить с бокалом?
— Если вы меня не убьёте — а я склонен думать, что теперь вы этого не сделаете, — то я отправлю его в частное сыскное бюро, чтобы они там сняли отпечатки пальцев и сохранили их. Я положу их в конверт и запечатаю вместе с письмом, содержащим все необходимые сведения, а потом распоряжусь, чтобы конверт отправили в полицию, если я погибну насильственной смертью или в результате несчастного случая.
Смит долго смотрел на меня, потом вздохнул.
— В этом нет нужды. Сейчас я уйду, и вы больше никогда не увидите меня.
Я покачал головой.
— Мой план лучше. Он вселяет в меня уверенность в завтрашнем дне.
Он задумался.
— Почему бы вам сразу не пойти в полицию?
— У меня есть на то причины.
Смит посмотрел на свой пистолет и сунул его в карман. До него, наконец, дошло.
— Но ведь ваша жена может нанять другого убийцу.
— Конечно.
— А обвинят меня, и я отправлюсь на электрический стул.
— Боюсь, что так. Если только… Если только она будет в состоянии нанять другого убийцу.
— Да ими хоть пруд пруди… — он осёкся.
Я улыбнулся.
— Моя жена сказала вам, где она сейчас?
— У каких-то Питерсонов. Она покинет их в одиннадцать часов.
— Одиннадцать? Удобное время. Сегодня будет тёмная ночь. Питерсоны живут в Бриджхэмптоне, — сказал я и назвал Смиту номер дома.
Наши взгляды встретились.
— Вам придётся сделать это, чтобы обезопасить себя, — мягко произнёс я.
Смит медленно застегнул пальто.
— А где будете вы в одиннадцать часов, мистер Уильямс?
— В своём клубе. Вероятно, буду дуться в карты в обществе пяти-шести приятелей. Несомненно, они будут сочувствовать мне, когда я получу весть, что моя жена… застрелена?
— Всё зависит от обстоятельств. — Смит тускло улыбнулся. — Вы когда-нибудь любили её?
Я взял со стола малахитовую статуэтку и принялся вертеть её в пальцах.
— Вот вещица, к которой я был очень привязан, когда купил её. Но теперь она мне наскучила. Пора обзавестись новой.
Когда Смит ушёл, я завёз стакан в сыскное бюро, а потом поехал в клуб.
Не стакан из сейфа, разумеется, на нём не было ничьих отпечатков, кроме моих собственных. Я отвёз туда стакан, который Смит, уходя, оставил на столе. Отпечатки его пальцев оказались очень чёткими.
Вкус убийства[21]
— Лично я считаю, что колбаса — одно из величайших изобретений человечества, — сказал Генри Чандлер. — А уж бутерброд с колбасой — комбинация не только питательная, но и замечательно удобная. Процесс его поглощения не мешает другим занятиям. Вы можете читать, или смотреть телевизор, или держать револьвер. — Он откусил от бутерброда. Прожевал. Проглотил. Потом улыбнулся. — Вы, мистер Дэвис, и моя жена были осторожны. Чрезвычайно осторожны, и теперь это работает на меня. Конечно, я постараюсь создать видимость самоубийства. Но если полиция не даст себя провести и решит, что имеет дело с убийством, она станет в тупик в поисках мотива. Нет никакой видимой взаимосвязи между мною и вами, кроме того факта, что я — один из двадцати ваших служащих.
Я чувствовал, как похолодели мои пальцы.
— Ваша жена догадается и пойдёт в полицию.
— Вы так думаете? Сомневаюсь. Женщина на многое способна ради своего любовника… пока он жив. Но если он мёртв, это уже совсем другое дело. Женщины — очень практичный народ, мистер Дэвис. И не забудьте: она будет только подозревать, что, возможно, это я вас убил. Но знать-то она не будет. И уже одна эта неуверенность помешает ей пойти в полицию. Она скажет себе (и с полным основанием), что нет никакого смысла предавать гласности свою связь с вами. Найдётся, наверное, не один десяток людей, которые могли бы желать вашей смерти.
В моём голосе прозвучали нотки отчаяния:
— Полиция проверит всех и каждого. Они обнаружат, что вы остались здесь после того, как все ушли.
Он покачал головой.
— Не думаю. Никто не знает, что я здесь. Я ушёл вместе со всеми. А потом вернулся, зная, что вы остались один. — Он прожевал ещё один кусок бутерброда. — Я, мистер Дэвис, решил, что разумнее всего убить вас в перерыве на ланч. Полиции труднее всего будет выяснить, кто где находился именно в это время. Люди перекусывают, прогуливаются, делают покупки или, наконец, возвращаются на свои рабочие места. Что бы они ни говорили, подтвердить или опровергнуть их показания будет практически невозможно.
Он опять сунул руку в пакет из коричневой бумаги.
— Обычно я перекусываю в любом из окрестных кафетериев. Но я ведь не из тех, чьё присутствие — или отсутствие — замечают. Я, мистер Дэвис, две недели дожидался, чтобы вы замешкались после ухода остальных. — Он улыбнулся. — И вот сегодня утром я заметил, что вы принесли с собой свой ланч. Вы что, решили, что сегодня будете слишком заняты, чтобы выйти перекусить?
Я облизнул губы:
— Да.
Он поднял верхний ломтик хлеба и взглянул на две маленькие колбаски.
— Человеческий организм реагирует на раздражители довольно странным образом. Как я понимаю, на стрессовые ситуации — огорчение, страх, гнев — он часто откликается ощущением голода. И меня в данный момент, мистер Дэвис, одолевает прямо-таки волчий голод. — Он улыбнулся. — Вы в самом деле не хотите разделить со мной трапезу? В конце концов, бутерброды ведь ваши.
Я промолчал.
Он промокнул губы бумажной салфеткой.
— На нынешней стадии эволюции человек всё ещё нуждается в мясе. Однако что до меня, с моей чувствительностью — у меня удовольствие от мяса сопряжено с некоторыми сложностями. Например, к бифштексу я всегда приближаюсь не без опаски. Видите ли, если на зуб мне попадёт хотя бы кусочек хряща, меня это до того выбивает из колеи, что я ничего в рот взять не могу.
Он изучающе посмотрел на меня.
— Вы, наверное, думаете: «Что за истерик! Разговаривать о еде в такую минуту!»— Он задумчиво кивнул. — Что ж, я и сам не знаю, почему медлю застрелить вас. Может, потому, что боюсь поставить финальную точку? — Он пожал плечами. — Но даже если я, в самом деле, боюсь, позвольте вас заверить, что я решительно намерен довести дело до конца.
Я отвёл взгляд от бумажного пакета и потянулся за пачкой сигарет на моём столе:
— Вы знаете, где сейчас Элен?
— Вы хотели бы с нею проститься? Или надеетесь, что она могла бы отговорить меня от задуманного? Очень сожалею, мистер Дэвис, но ничем не могу помочь. Элен уехала в четверг к сестре и проведёт у неё неделю.
Я закурил, глубоко затянулся:
— Умирать мне не жаль. Думаю, я сполна рассчитался с миром и с его обитателями.
Он непонимающе покачал головой.
— Это случилось трижды, — сказал я. — Трижды. До Элен была Беатрис, а до Беатрис была Дороти.
Он вдруг улыбнулся.
— Так вы хотите выиграть время? Ничего не выйдет, мистер Дэвис. Я запер наружную дверь. Если кто-нибудь вернётся раньше часа — в чём я сомневаюсь, — он не сможет войти. А если он будет очень уж настырно стучать, я попросту пристрелю вас и уйду через чёрный ход.
Кончики моих пальцев оставили влажные следы на поверхности стола.
— Любовь и ненависть — близкие соседи, Чандлер. Особенно у меня. Когда я люблю или ненавижу, я предаюсь этому всей душой. — Я уставился на кончик своей сигареты. — Я любил Дороти и был уверен, что она любит меня. Мы должны были пожениться. Я на это рассчитывал. Я ждал этого. Но в последнюю минуту она сказала, что не любит меня. И никогда не любила.
Чандлер улыбнулся и откусил большой кусок бутерброда.
Я прислушался к шуму улицы за окнами.
— Мне она не досталась, но и другим тоже. — Я перевёл взгляд на Чандлера. — Я убил её.
Он моргнул и уставился на меня:
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Сейчас это уже ничего не меняет. — Я сделал глубокую затяжку. — Да, я убил её, но для меня этого было мало. Понимаете, Чандлер? Слишком мало. Я ненавидел её. Ненавидел.
Я раздавил сигарету и спокойно продолжал:
— Я купил нож и ножовку. А когда закончил, утяжелил мешок камнями и бросил расчленённое тело в реку.
Лицо Чандлера побледнело.
Я с ненавистью глядел на окурок в пепельнице.
— А через два года я познакомился с Беатрисой. Она была замужем, но мы бывали в обществе вместе. В течение полугода. Я думал, она любит меня так же, как я любил её. Но когда я предложил ей взять развод, выйти замуж за меня, она рассмеялась. Она смеялась.
Чандлер сделал шаг назад.
Я чувствовал, как пот выступает у меня на лице.
