Ирвинг Милгром закрыл свой магазин в 5.34 вечера. Он перевернул табличку на двери соответствующей стороной к стеклу и направился к кассовому аппарату, чтобы подсчитать выручку. День тянулся скучно, и за исключением дюжины пакетиков птичьего корма ему удалось продать лишь несколько золотых рыбок да кошачий уголок для точки когтей. В магазине все еще играла музыка, и, проходя мимо портативного компакт-диск-плеера, Ирвинг сделал звук погромче. Этот фрагмент из Вивальди нравился ему больше всего, и он начал тихонько подпевать мелодии. Конго-Конго, его лучший говорящий попугай, тут же принялся подпевать хозяину.
— Конго, цыц! Ты все портишь! Это же самая лучшая часть!
— Конго, Конго! — крикнул в ответ попугай.
Конго-Конго, серый попугай жако, имел привычку повторять свое имя. Птица получала призы на выставках, ее словарный запас поражал, но до сих пор никто так и не захотел ее купить. Как правило, покупатели никак не могли отвести глаз от ценника, на котором значилось: 1950 долларов. Люди не понимали истинной ценности птицы. Ирвинг давно специализировался на экзотических пернатых и по праву мог считаться экспертом по этому редкому товару, но люди предпочитали недорогих «красивых птичек», судьбу которых было легко предугадать: таких дети просят в подарок под Рождество, а потом запихивают клетку куда подальше.
В дверь постучали.
Что? Покупатель, да еще в такое время?
Ирвинг подошел к двери, чтобы отослать пришельца прочь, но, узнав в посетительнице одну из своих постоянных клиенток, повернул ключ в замке и высунулся наружу:
— Сьюзи? Как поживаете?
— О, вы уже закрылись?
Естественно, закрылся.
Сьюзи Харпин была хорошей клиенткой, но при ней Ирвингу почему-то всегда становилось не по себе. Возможно, все дело было в ее глазах — круглых и до невозможности темных. К тому же она слишком широко их открывала — так, что были видны белки вокруг всей радужки. В них было что-то безумное. Он знал, что Сьюзи работает в каком-то госучреждении, возможно в психиатрической клинике, вот ей и передалось немного безумия.
В руках у Сьюзи была коробка из-под обуви — та самая, с которой она вышла из его магазина всего несколько дней назад. Только не говорите, что с птицей что-то случилось!
— В чем дело? У вас какие-то проблемы с неразлучником?
— Нет… то есть да. Он меня не устраивает.
Ирвинг нехотя распахнул дверь. Больше всего на свете ему хотелось сказать женщине, чтобы она приходила завтра, но у него не хватило духу этого сделать. Сьюзи покупала у него неразлучников из года в год, иногда не реже, чем раз в несколько месяцев. Причем выбирала не самых дешевых. За таких покупателей надо держаться.
— Пожалуйста, входите. Надеюсь, музыка вам не помешает.
Сьюзи вошла, бережно прижимая коробку к груди, и Ирвинг закрыл за ней дверь.
— Так в чем проблема?
— Просто он меня не устраивает, — повторила она.
Такое случилось впервые. Сьюзи купила неразлучника с красно-зеленым личиком всего несколько дней назад, и тогда он прекрасно себя чувствовал.
— Он не поладил с остальными? — предположил Ирвинг.
— Что? — растерянно вскинула брови Сьюзи. — С какими остальными?
— С другими вашими птичками. — К этому времени она должна была собрать целую коллекцию неразлучников.
— О, нет. То есть да. В том-то и проблема. Он не… вписывается в общую картину.
Ирвинг нахмурился. Что за странная женщина!
— Поэтому вы хотите заменить его на другого? Скоро я получу «голландскую голубую», уверен, что она вам понравится.
— Нет, я просто хочу вернуть птицу. — И Сьюзи протянула Ирвингу кассовый чек и коробку.
Принимая ее, Ирвинг услышал внутри хлопанье крыльев и шуршание.
— Понимаю вас, — кивнул он.
Надо было просто закрыть магазин.
Ирвин открыл кассу и вернул Сьюзи деньги за неразлучника.
— Спасибо, — угрюмо буркнула та и вышла на улицу, громко хлопнув дверью.
Он запер ее, несколько секунд постоял, наблюдая, как эта странная женщина идет к своей машине, и с горечью подумал: «Вот дневная выручка и накрылась!»
— Чирик! — «Что? С какими остальными?» — Чирик!
— О Господи! Заткнись, Конго!
— Заткнись, Конго, заткнись, — повторил попугай.
Глава 43
Модельное агентство «Вонг Модел Гонконг» поселило Макейди в старой многоэтажке, где снимало для своих сотрудниц скудно обставленную квартирку с большими стеклянными панелями, сквозь которые открывался великолепный вид на огромный город. Судя по всему, дом был построен в 60-е годы: сантехника оказалась изношенной до предела, а лифт — совсем крошечным. Сидевшая за металлической стойкой у входа миниатюрная консьержка, говорившая на кантонском диалекте, вручила ей ключи и показала дорогу.
Квартиру уже занимали две другие девушки из того же агентства: миловидная американка по имени Джен и английская модель Габриэль, которой к моменту вселения Мак еще не было дома. Мак удалось перекинуться с американкой всего парой слов, но девушка оказалась приветливой и очень молоденькой, с невероятно прозрачной фарфоровой кожей, словно она никогда не выходила из дому без зонтика, тщательно заслонявшего лицо от солнца. Джен предложила Мак положить вещи в дальней спальне, и когда та втащила свои чемоданы, то обнаружила, что ей досталась маленькая каморка с низким окном прямо в изголовье короткой, незастланной кровати. На полу и в стенном шкафу нашлось несколько десятков проволочных плечиков для одежды и… ни одной простыни. Освещение, однако, работало, да и сама комнатка сверкала чистотой. Что уже само по себе было замечательно. В свой первый приезд в Нью-Йорк Макейди пришлось ночью в одиночку добираться из аэропорта до квартиры, где не оказалось не только простыней, но и лампочек, а под кроватью валялась коробка с остатками китайской лапши, кишевшей червями. По сравнению с тем номером ее нынешнее обиталище казалось королевским дворцом.
Мак прошлась по квартире, осваиваясь с новым жилищем. В почти пустом холодильнике обнаружились: стаканчик обезжиренного йогурта, картонка обезжиренного соевого молока, персик, два апельсина и две бутылки шампанского. В чистом буфете стояло несколько разномастных тарелок. К шкафу прилеплена записка с сообщением о том, что уборщицы придут завтра. Чувствовался слабый запах табачного дыма, не полностью уничтоженный освежителем воздуха с ароматом мяты. Маленькая ванная была сплошь заставлена косметикой. Да, одна ванная на троих женщин — не самый лучший вариант. Занавеска над ванной с изображениями покемонов. Мочалки из люфы. Жидкость для снятия лака. Тональный крем для кожи, имитирующий загар, принадлежащий явно не Джен. Гостиная выглядела уютно: два раскладных дивана со множеством вышитых шелковых подушек и большим кофейным столиком, заваленным журналами мод. У двери тянулись целые ряды обуви, большая часть которой вышла из рук известных дизайнеров. На подлокотнике кресла висела шляпа, усеянная логотипами «Гуччи». Сумочка от «Боттега Венета». Да, те, кто здесь жил, зарабатывали хорошие деньги.
Квартира выглядела опрятной и чистой, из окна открывался впечатляющий вид, и рядом с Мак не торчали двое полицейских, топавших за ней повсюду, стоило сделать хоть шаг. Здесь Макейди предстояло прожить ближайшие несколько дней, и это место ей понравилось.
Быстро переодевшись, она вышла на улицу, чтобы купить себе что-нибудь из необезжиренной еды.
* * *
Энди со старшим констеблем Махони примчались в Лонг-Бэй всего через пару часов после того, как Карен покинула тюрьму с остальными коллегами. Несмотря на подорванный авторитет, директор лез из кожи вон, чтобы оказать им любую посильную помощь. Энди стремился как можно скорее опросить Пита Стивенса. Дожидаться, пока он в полночь сменится с дежурства, было неразумно — ведь за это время Эд запросто мог совершить очередную пакость. Любые полезные сведения, почерпнутые у Стивенса, могли сыграть решающую роль в проведении расследования. Не говоря уже о том, что на данный момент охранник был единственным источником новой информации.
Сьюзи Харпин не могли найти с того часа, когда она закончила смену в воскресенье. По понедельникам у нее был выходной. Она не отвечала на телефонные звонки, а когда Энди послал Ханта к ней домой, ее там не оказалось.
Пока они ждали Ханта, директор показал Энди план тюрьмы, но тот не открыл для себя ничего нового. Это исправительное учреждение и суперсовременная тюрьма в Голбурне считались самыми надежными, здесь содержали наиболее опасных преступников. В Лонг-Бэй отбывали наказание немало осужденных, которые не скоро забудут следователя, направившего их в это узилище.
Стивене не заставил себя долго ждать.
С первого взгляда было ясно, что Пит — тюремщик по призванию. Для таких парней работа охранника, солдата, пожарного или вышибалы — самое оно. Под два метра ростом, с толстыми, поросшими курчавыми волосами запястьями и наголо обритой головой, Пит весил на пятьдесят килограммов больше Энди. Ему не приходилось сильно напрягаться, чтобы напугать заключенного, а такое качество весьма ценилось там, где он нашел себе работу.
