Когда Линда приехала в Москву в первый раз, она, по-видимому, была ярким образцом типа “Б” — свидетельством чему ее готовность приложить все силы, чтобы помочь Ване и принять его в свою семью. Но уже через год она скорее вписывалась в колонку “А” — по-прежнему хотела взять ребенка, но уже не ради его самого, а ради собственного самоутверждения в качестве матери.
— Что у нее случилось за этот год? — спросила Мэри, глядя на Сэру.
— Она теперь без конца говорит о внучке. Хотя в первый приезд и словом о ней не обмолвилась.
— Почему?
— Может, между ней и дочерью произошла размолвка? — Сэра вдруг все поняла. — Но для того чтобы местные власти вынесли благоприятный отзыв о ее семье и дали разрешение на усыновление, ей было необходимо восстановить хорошие отношения со всеми родными.
— Значит, они с дочерью помирились?
— «Видимо, так.
— Вот вам и ответ, — проговорила Мэри. — У Линды исчезла потребность в усыновлении чужого ребенка. Теперь она полностью занята внуками. Ваня ей больше не нужен.
Сэра вспомнила майские события, и ей стало стыдно. Она призналась Мэри, что поощряла Ваню показывать Линде, как он ее любит, однако ответной реакции мальчик так и не дождался. Мэри не удивилась. Нельзя получить то, чего нет.
— Вы забыли еще кое о чем, — вмешалась Рейчел. — Линда не подумала, как к усыновлению Вани отнесется ее сын-подросток. Здесь, в Москве, было очевидно, что ему явно не улыбается быть отодвинутым на второй план.
— Тогда почему Линда продолжает настаивать на усыновлении?
— Не желает признавать поражения. Слишком много сил они с мужем вложили в это дело. Но в душе у них нет желания доводить его до конца. Ноша оказалась им не по плечам.
Энн предложила взглянуть на происходящее с точки зрения Линды. Прочитав статью Алана в “Телеграф”, она восприняла ее как крик о помощи и поспешила на него отозваться. При этом она полагала, что Алан расчистит перед ней дорогу и уберет с нее все препятствия.
— А разве у нас был выбор? — пожала плечами Сэра. — Конечно, мы стали ей помогать. Она была так решительно настроена. И не могла себе позволить обратиться к услугам агентства.
— Правильно. А теперь посмотрите, что из этого вышло, — подытожила Рейчел. — Без вас она не одолела бы и половины пути. Вы внушили ей уверенность в собственных силах. Которых на самом деле нет. Увы, на настоящий момент у них нет ничего — ни средств, ни сил, ни желания действовать.
Встал вопрос, что делать дальше. Сэра отыскала запыленную бутылку голубого Кюрасао, последнюю в доме, и пустила ее по кругу.
Рейчел посоветовала Сэре и Алану больше ничего не предпринимать для помощи Флетчерам. Не приедут на слушание, и не надо. Внятных объяснений они предоставить не смогут, и вопрос будет закрыт.
Да, но как быть с Ваней? У Рейчел была одна идея по спасению мальчика от психушки. Она попробует связаться с Марией — энергичной и чрезвычайно дальновидной женщиной, которая приступила к осуществлению первого в России проекта по воспитанию детей-сирот на условиях патроната. Цель проекта — снизить приток детей в государственные детдома. Правда, Мария раньше никогда не брала под опеку детей, не способных ходить, и еще не факт, что она согласится принять Ваню. Но, если это случится, его будут лечить в домашних условиях. Его патронатная мать будет получать зарплату и поддержку целой команды специалистов.
— Идеальный вариант! — воскликнула Энн.
— Только имейте в виду, — добавила Рейчел. — Прежде чем я начну переговоры, Линда должна отказаться от усыновления.
Побеседовать с Линдой вызвалась Мэри. Алан отдал ей свою международную телефонную карту, чтобы она могла позвонить в Англию из Соединенных Штатов. Мэри пообещала, что сделает это при первой же возможности, улучив свободную минуту, — она ехала на свадьбу дочери, и ей предстояло множество хлопот.
В три часа ночи Мэри с адвокатом Игорем стали прощаться, чтобы успеть на рейс, вылетавший в шесть утра. Небо уже светлело, и Мэри, подняв вверх голову, вдруг спросила:
— Может, заедем повидаться с Ваней? По пути в аэропорт?
— Ну уж нет, только не в этот раз. Опять на самолет опоздаем, — возразил Игорь.
На самолет они успели. Мэри сдержала слово и поговорила с Линдой. Пять дней спустя она позвонила Сэре. Линда почти признала, что обстоятельства вынуждают ее прекратить процесс усыновления.
Они проговорили больше часа. Мэри убеждала Линду, что та должна думать о своих истинных чувствах, а не о воображаемом долге. Связь с ребенком возникает мгновенно или не возникает вовсе. Нельзя насиловать свою природу.
Линда жаловалась, что постоянно ощущала на себе давление, как будто ее к чему-то подталкивали и ею манипулировали. Никто не требует от нее больше того, что она может дать, отвечала Мэри, и ей не следовало самой себя загонять в угол. Линда должна в первую очередь разобраться в собственных чувствах. Без душевной связи с мальчиком ее жизнь превратится в кошмар, и первой жертвой этого станет ребенок.
Насчет душевной связи с Ваней Линда не беспокоилась. Она полагала, что такая связь возникнет позже, когда она привыкнет к мальчику, как родная мать привыкает к новорожденному младенцу. Но Мэри напомнила ей, что долгая борьба за усыновление мало чем напоминает рождение малыша. И надеяться на счастье можно лишь тогда, когда воспринимаешь приемного ребенка как своего собственного. К концу беседы они так и не пришли к согласию, но у Мэри появилась уверенность, что Линда близка к отступлению.
Потребовался еще один долгий телефонный разговор — на сей раз вела его Рейчел, призвавшая на помощь все свое мастерство переговорщицы, — чтобы добиться от Линды отказа от Вани. Линда заливалась слезами, снова и снова повторяя одни и те же фразы. Но, кажется, Рейчел нашла нужную тональность, и у нее сложилось впечатление, что она все-таки достучится до сердца и разума Линды. В разгар беседы до Рейчел вдруг донесся из кухни звон битого стекла. Она вздрогнула — это ее четырехлетняя дочка уронила стакан. Но тут же вспомнила, что девочка не босиком, а в туфельках, — значит, не порежется. И, наступив на горло материнскому инстинкту, Рейчел продолжила разговор:
— Представьте себе, что двое решили пожениться. Подготовка к свадьбе идет полным ходом, но у одного из будущих супругов вдруг возникают сомнения. Что вы им посоветуете? Идти к венцу?
— Н-нет, — помолчав, произнесла Линда.
— Вот и вы сейчас в такой же ситуации.
Рейчел поняла, что Линда начала проникаться серьезностью положения, и поспешила развить успех.
У Вани, сказала она, будут и другие возможности. Линда очень много сделала для него. Именно она два года защищала его от психушки. Без нее Ваня пропал бы. И все же, если она испытывает хотя бы малейшие колебания, от усыновления лучше отказаться.
Назавтра Линда послала Григорию факс и попросила его забрать из московского суда ее заявление.
Вечером в посольстве Великобритании состоялся прощальный обед в честь Сэры и Алана. Накануне они написали одно письмо, на которое возлагали большие надежды. В число приглашенных, помимо дипломатов, журналистов и представителей делового мира, они включили еще нескольких человек, которых знали как основателей новых инициатив для детей с ограниченными возможностями.
Одним из таких гостей была Мария — основательница первого в России патронатного проекта “Наша семья”. В адресованном ей письме Алан и Сэра просили ее позаботиться о Ване и найти ему приемную мать, чтобы ребенок не кончил свои дни в интернате. “Нам известно, что раньше вы никогда не принимали детей из государственных учреждений, но просим вас для этого мальчика сделать исключение”, — писали они. Шансов на успех было немного, но другой надежды на нормальную жизнь у Вани не оставалось.
Прием удался на славу. Гости обедали за длинным полированным столом под зажженными канделябрами и в окружении портретов британских министров иностранных дел в золоченых рамах. Послеобеденный кофе подали в белом с золотом зале, из окон которого открывался великолепный вид на реку и сверкающие купола кремлевских соборов. Мария была в превосходном настроении, и, прощаясь с ней, Сэра вложила письмо ей в руку:
