вернутся.
— И ты что, один справишься? С семерыми и больше? — Эйден махнул рукой, подозревая в соседе суицидальные наклонности. — Страже бы донести, да… Не всё тут просто. По всему полуострову бунт, разруха, такое вот. Неудивительно, но и не смертельно. Для большинства. Но ближе держаться было бы разумно. Пока карсы не разберутся между собой — защищать чужаков захотят немногие, ведь и своих проблем хватает. Неделю, две, может месяц — и всё немного успокоится, фаимы переделят усохшие куски Маньяри, остатки изобилия, и прошерстят основательно всё, вплоть до отдалённых деревенек. Смутьяны сами притихнут, а самых отпетых — прирежет ополчение. Но всю беготню лучше переждать настороже. Приходите в мельницу, там стены выше, сам знаешь, да и крыша теперь в хорошей черепице, на раз не запалить. Погреб — не дело, а там и я помогу, и Аспен поможет.
Глава 3
Прошло три дня. Теперь они действительно все укрывались в мельнице, аж вшестером. Гаронд хмурился, оперев тяжёлый подбородок на кулаки и не сводя глаз с жены. Бера лежала на койке в беспамятстве, дыша быстро, с нехорошим присвистом. Аспен и Эйден пытались облегчить страдания больной, что-то кипятя, меняя компрессы и окуривая комнату. Два эссефских волкодава сидели под лестницей, привязанные к кольцу в стене короткими ремнями, совсем неслышные и практически невидимые.
Последний день вышел… непростым. Неприятным и беспокойным. Ещё более беспокойным, чем предыдущие. Жилище магов снова пытались ограбить, на этот раз — почти преуспев. Тощего юношу лет шестнадцати Аспен поймал уже внутри, в самой мельнице. Тот как-то просочился в небольшое высокое окно, прямо сквозь перекрестие железных прутьев, и успел немного поковырять ножом сундучок-мимика. Пожалуй — самое чувствительное место артефактика. Аспен и отреагировал так, будто лезвием шкрябали его глаз. Такие крепкие руки могли бы вытрясти душу и из более крепкого вора. Эйден успел, оттеснил друга, прикрыл собой помятого бедолагу. А спустя мгновение понял, что Аспен остановился сам, и теперь с удивлённой брезгливостью рассматривал что-то, зажатое между пальцев. Тогда все трое уставились на кровоточащее, горячее ещё ухо. Наконец, не вовремя, но что уж поделать, сработали заклятия «мимика», и пока обитый кожей сундучок дрожал, жужжал и страшно шелестел несуществующим роем неведомых гадов — пострадавший юнец шмыгнул к двери и полетел в сторону города, вопя о колдовстве, колдунах, дерьме и язвах. Оставив своё темнеющее ухо, словно волчью лапу в капкане.
Потом Гаронд принёс на руках жену. Та уже бредила, ниже пояса платье было перепачкано кровью. На какое-то время все другие проблемы были забыты. Её уложили на койку Аспена, осмотрели, обмыли, с трудом напоили успокоительным отваром из хмеля и страстоцвета, артефактами сбили жар.
— Я не верил, — начал Гаронд, когда она немного успокоилась, уснула. — Боялся поверить, что получилось. И тебе не говорил, мастер, чтобы не сглазить. — Эйден молча кивнул. — Тошнило её, понимаешь. Не жаловалась, терпела, но я-то вижу, знаю. Может — сработали твои травы, может — что-то своё решили боги, человеческая природа, судьба… Она ждёт ребёнка. Моего ребёнка. Это так? Спрашиваю о том, — фермер помедлил, глядя в пол, — ждёт ли и сейчас, всё ещё?
— Скорее да. — Эйден попытался поймать взгляд Аспена, но маг смотрел в сторону. Должно быть — не хотел никого обнадёживать напрасно. — Уверенности быть не может, но её состояние налаживается. Кровь — далеко не всегда смерть. Мы сделаем всё, что только возможно. Тут уж тебе на редкость повезло с соседями.
Гаронд поднял голову, улыбнулся скупо, устало. Благодарно кивнул. Беру прикрыли ширмой, ей нужен был покой. На пузатом бочонке, служащем Аспену столом, сообразили нехитрый перекус. Сухари, вяленая свинина, немного масла и сыра. Рыжие лучи закатного солнца падали косо, тень решётки окна делила округлую комнату на части.
— Никто не вялит мясо так, как я. — Прервал молчание Эйден. Хотелось немного отвлечь всех, отвлечься самому. — Даже жухлая, лежалая, издохшая своей смертью свинья — распалась на такие аппетитные ломтики. Тают во рту, только жуй да запивай. — Аспен хмыкнул, передавливая ножом полоску мяса. Гаронд рвал сухие ломти зубами, задумавшись, не отвечая. — У меня наверху кое-что интересное ещё висит, сушится. Под крышей хорошее тепло, сквознячок. И, кстати говоря, ни одной мухи. Пучки полыни, зверобоя, немного хмеля и местного табака — и ни одна тварь не прожужжит, не пискнет, своими грязными лапками моих творений не осквернит. Что здесь курится, чуете? — Он указал на дымящуюся лампадку. — Багульник, арты́ш и совсем немного сандала, его здесь достать сложновато, средства дико универсальные. Успокоят, отрезвят, прочистят голову и грудь. Легче дышится, думается, спится. — Алхимик замялся, ещё раз проговорил про себя последнее. — Не знаю, насколько уместно… Но, полагаю, уместно всегда. Давайте уж по чуть-чуть, от нервов, для пищеварения, за удачу и здоровье.
Разлили лимонную настойку, Гаронд фыркал даже сильнее обычного, Эйден быстрее обычного пил. И почти не смолкал. Методы сохранения мяса, прочих продуктов, способы добыть, вырастить и найти то или иное, тонкости обработки всего упомянутого, вплоть до сооружения специализированных построек… С копчёного филина тема неуловимо развилась до мельниц. Эйден, уже порозовевший от настойки, вскочил из-за «стола» и практически за руку потянул Гаронда вверх по лестнице, показать вяленую дичь и выспросить про устройство конкретной мельницы, так сказать, у создателя. Уходя, незаметно пнул ногой Аспена. На всякий случай.
— Я ещё как впервые сюда зашёл — проникся. — Живо продолжал алхимик, указывая обеими руками. — От кладки до форм, обводов стен, арки входа. Стропила — гениальная простота. А сама суть ветряка, передача клиньями, жернов так высоко. Расскажи подробнее, почему так? Нет, я-то видел подобное, но на здоровенной мельнице Кро́лдэма, водяной, к тому же.
— Льстишь, мастер. Я знаю, что «обводы и формы» вышли… скорее крепкими, чем гладкими. Каменщик из меня не слишком хороший. Но упорный. А чтобы лишний раз мельника не видеть, я говорил — кончиться могло по-разному, сложил, как мог. Как подглядел, выдумал, осилил. Шипы крепкие, барабан тяжёлый, — Гаронд провёл рукой по пыльным клиньям, передающим вращение с ветряка на жёрнов, — сначала вообще из цельного массива такой здоровенный диск выпилил, неподъёмный вышел, да и треснул по ходу дела. Потом вот, из досок сработал. Немного плотничать тогда уже умел. Как жёрнов сюда поднимал — отдельная история. Пришлось ещё и в блоках, шкивах, узлах разобраться. Что, по правде, и потом пригодилось,
