— Очередная сумасбродная затея? Мы опять в погоне за иллюзиями?
— Иногда иллюзия оборачивается реальностью.
Лейтенант на некоторое время задумался. Потом, соглашаясь, кивнул.
— Хорошо. Давайте отрабатывать Саванну.
Мур поднялся, чтобы идти, но Маркетт его остановил:
— Вы не могли бы задержаться на минутку? Мне нужно поговорить с вами. — Они дождались, пока Цукер покинет кабинет, и лейтенант, закрыв за ним дверь, сказал: — Мне бы не хотелось, чтобы в Саванну летел детектив Фрост.
— Могу я узнать, почему?
— Потому что я хочу, чтобы туда отправились вы.
— Но Фрост уже готов к отъезду, — возразил Мур. — Он лишь ждет команды.
— Дело не в нем. Дело в вас. Вам нужно немного отойти от этого дела.
Мур молчал, начиная понимать, к чему клонит лейтенант.
— Вы проводите слишком много времени с Кэтрин Корделл, — сказал Маркетт.
— Она — ключевой фигурант в этом деле.
— Слишком много вечеров в ее обществе. Во вторник вы были у нее в полночь.
«Риццоли. Об этом знала Риццоли».
— А в субботу вообще остались у нее на ночь. Что, в конце концов, происходит?
Мур не ответил. Да и что он мог сказать?
«Да, я переступил черту. Но это было выше моих сил».
Маркетт опустился в кресло с выражением глубокого разочарования на лице.
— Не могу поверить, что приходится говорить об этом с вами. Уж от вас я такого не ожидал. — Он вздохнул. — Пора вам отойти в сторону. Мы приставим к ней кого-нибудь другого.
— Но она доверяет мне.
— Это все, что вас связывает? Только доверие? Я слышал, все гораздо серьезнее. Думаю, нет необходимости объяснять вам, что вы ведете себя неподобающе. Послушайте, мы ведь с вами знаем, что такое бывало и с другими ребятами. И ничего хорошего из этого не получалось. И на этот раз будет то же самое. Сейчас вы ей нужны, ей с вами удобно. Ну порезвитесь вы пару недель, месяц. А потом однажды утром проснетесь вместе, и — бац! — все кончено. И либо она, либо вы получите очередную душевную травму. И пожалеете о том, что это вообще было. — Маркетт сделал паузу, ожидая ответа. У Мура его не было.
— Помимо личного аспекта, — продолжил лейтенант, — это еще осложняет расследование. И ставит в неловкое положение всю команду, черт возьми. — Он махнул рукой в сторону двери. — Езжайте в Саванну. И держитесь подальше от Корделл.
— Я должен хотя бы объяснить ей…
— Даже не звоните. Мы позаботимся, чтобы ей передали информацию о вашем отъезде. На ваше место я назначу Кроу.
— Только не Кроу, — резко произнес Мур.
— Кого тогда?
— Фроста. — Мур вздохнул. — Пусть это будет Фрост.
— Хорошо, Фроста. А теперь поспешите на самолет. Вырваться из города — вот что вам нужно, чтобы остудить голову. Возможно, вы на меня и сердитесь сейчас. Но в душе-то понимаете, что я прав.
Да, Мур это знал, и ему было больно взглянуть на свое поведение со стороны. А увидел он Святого Томаса — грешника, позволившего себе пойти на поводу своих желаний. Правда, которую он услышал из уст Маркетта, привела его в ярость еще и потому, что ему нечего было возразить. Он не мог отрицать очевидного. Ему удалось сдержаться в кабинете лейтенанта, но, когда он вышел и увидел Риццоли, которая сидела за своим столом, эмоции прорвались наружу.
— Поздравляю, — с сарказмом в голосе сказал он. — Вы взяли реванш. Теперь полегчало, не так ли?
— А что, должно было?
— Вы сказали Маркетту.
— Если бы я и сказала, то была бы не первым полицейским, который накапал на своего партнера.
Ее язвительная реплика возымела эффект. В холодном молчании он развернулся и вышел.
У подъезда он остановился, чтобы глотнуть воздуха, с отчаянием думая о том, что не увидит сегодня Кэтрин. И все-таки Маркетт был прав; все так и должно быть. Так должно было быть с самого начала. Не стоило допускать сближения, давать волю чувствам. Но она была так беззащитна, и он, дурак, клюнул на это. Долгие годы он шел по жизни прямо, не сворачивая, а сейчас оказался на незнакомой территории, где все подчиняется не логике, а страсти. Ему было неуютно в этом новом мире. И он не знал, как выбраться из него.
* * *
Кэтрин сидела в машине, собираясь с духом, чтобы войти в здание «Шредер Плаза». Весь день она с привычной любезностью осматривала пациентов, консультировала коллег, преодолевала мелкие неприятности, неизбежно возникавшие по ходу работы. Но ее улыбки были фальшивыми, а под маской теплоты и сердечности бушевало отчаяние. Мур не отвечал на ее звонки, и она не знала, почему. Всего одна ночь вместе — и уже что-то не сложилось между ними.
Наконец она выбралась из машины и вошла в здание штаб-квартиры Бостонского полицейского управления.
Хотя ей однажды уже довелось побывать здесь, на сеансе у доктора Полочека, здание все равно казалось ей запретной территорией, куда вход простым смертным был закрыт. Это впечатление усилилось, когда на нее уставился офицер, дежуривший на входе.
— Могу я вам чем-то помочь? — спросил он. В его голосе не было ни дружелюбия, ни враждебности.
— Я ищу детектива Томаса Мура из отдела убийств.
— Я позвоню наверх. Ваше имя?
— Кэтрин Корделл.
Пока он звонил, она ждала в вестибюле, испытывая ощущение неловкости и от строгости гранитной облицовки, и от любопытных взглядов мужчин — как в форме, так и в штатском, — которые проводили мимо. Это была вселенная Мура, и она здесь была инопланетянкой. Она забрела на чужую территорию, где на нее косились строгие мужчины с кобурами на поясе. Кэтрин вдруг поняла, что совершила ошибку, что не следовало приходить сюда, и поспешила к выходу. Но уже возле самой двери ее окликнул чей-то голос:
— Доктор Корделл?
Она обернулась и узнала светловолосого мужчину с добрым приятным лицом, который только что вышел из лифта. Это был детектив Фрост.
— Может, поднимемся наверх? — предложил он.
— Я пришла к Муру.
— Да, я знаю. Я спустился, чтобы встретить вас. — Он жестом пригласил ее пройти к лифту. — Пойдемте?
На втором этаже он провел ее по коридору в отдел по расследованию убийств. Никогда прежде она не бывала в этом крыле, и ее поразило, насколько обстановка здесь напоминала деловой офис с его компьютерными терминалами и рабочими местами за стеклянными перегородками. Фрост подвел ее к креслу и усадил. Глаза его излучали доброту. Он видел, что ей здесь неуютно, и старался хоть как-то угодить.
— Чашку кофе? — предложил он.
— Нет, спасибо.
— Может, вам все-таки что-то принести? Содовой? Или стакан воды?
— Спасибо, не надо.
Он присел рядом.
— Итак. О чем вы хотели поговорить, доктор Корделл?
— Я надеялась, что застану детектива Мура. Все утро я провела в хирургии и подумала, вдруг он пытался дозвониться мне…
— Честно говоря… — Фрост запнулся, и в его взгляде промелькнуло смущение. — Около полудня я оставил для вас сообщение у вашего секретаря. Теперь по всем вопросам вам следует обращаться ко мне, а не к детективу Муру.
— Да, я получила сообщение. Я просто хотела узнать… — Кэтрин с трудом сдерживала слезы. — Я хотела узнать, почему вдруг все изменилось.
— Видите ли… м-м… такова тактика следствия.
— Что вы имеете в виду?
— Необходимо, чтобы Мур сконцентрировался на других аспектах этого дела.
— И кто это решил?
Фрост выглядел все более несчастным.
— Я в общем-то не знаю, доктор Корделл.
— Это Мур так решил?
Последовала пауза.
— Нет.
— Выходит, дело не в том, что он попросту не хочет видеть меня?
— Я уверен, что это не так.
Она не знала, говорит ли он правду или просто пытается утешить. Кэтрин заметила, что двое детективов с интересом смотрят на них, и это вдруг разозлило ее. Неужели все, кроме нее, знали правду? Не жалость ли увидела она в их взглядах? Все утро она с наслаждением вспоминала прошлую ночь. Ждала, что Мур позвонит, жаждала слышать его голос, знать, что он думает о ней. Но он так и не позвонил.
А в полдень ей передали сообщение Фроста, в котором говорилось, что отныне по всем вопросам ей следует обращаться к нему.
Ей оставалось только держать марку и сдерживать слезы.
— Есть причина, по которой я не могу поговорить с ним? — спросила она.
— Боюсь, его сейчас нет в городе. Он уехал сегодня днем.
— Все ясно. — Кэтрин поняла, что больше здесь ничего не узнает.
Она не стала спрашивать, куда уехал Мур и как можно связаться с ним. Она и так поставила себя в неловкое положение, явившись сюда, и теперь гордость взяла верх. В последние два года именно гордость была для нее источником силы. Она заставляла ее двигаться вперед день за днем, отказываясь от унизительной роли жертвы. Окружающие, глядя на нее, видели лишь холодный профессионализм и эмоциональную сдержанность, потому что ничего другого она им не позволяла видеть.
