Мур собрался с духом.
— Это еще не все. В ночь нападения Кэтрин Корделл слышала и другой голос в своем доме. Голос мужчины, который разговаривал с Капрой.
— Она мне об этом не говорила, — опешил Сингер.
— Это выяснилось в ходе сеанса судебно-медицинского гипноза.
Детектив расхохотался.
— Вы случайно не приглашали экстрасенса, чтобы подкрепить свою версию? Вот тогда бы я непременно поверил.
— Это объясняет, почему Хирург в точности владеет техникой Капры. Эти двое — партнеры. И сейчас Хирург занят местью, выслеживая единственную уцелевшую жертву.
— В мире полно других женщин. Зачем ему именно она?
— Чтобы довести дело до конца.
— Что ж, у меня есть версия получше. — Сингер поднялся. — Корделл забыла накинуть цепочку на кухонной двери. Ваш бостонский убийца копирует то, что прочитал в газетах. А гипнотизер просто воспроизвел ложную память. — Покачивая головой, он направился к двери. И бросил на прощание, с сарказмом:
— Дайте мне знать, когда поймаете настоящего убийцу.
Мур не стал поддаваться эмоциям и реагировать на последнюю реплику. Он понимал, что Сингер защищает себя и свою команду, и не мог винить его за это. Сейчас его больше беспокоило то, что он уже начинал сомневаться в своей интуиции. Он проделал долгий путь в Саванну, чтобы доказать или опровергнуть версию о партнере, а у него до сих пор не было ни одного доказательства.
Он опять уставился на экран и нажал кнопку воспроизведения записи.
Камера ушла из кухни в коридор. На какое-то мгновение задержалась у двери в ванную: розовые полотенца, штора для душа с рисунком из разноцветных рыбок. У Мура вспотели ладони. Он с ужасом ждал следующего кадра, но не мог оторвать взгляда от экрана. Камера отвернулась от ванной и двинулась дальше по коридору, мимо висевшей на стене акварели с розовыми пионами. Следы крови на деревянном полу уже были размазаны подошвами сначала полицейских, первыми прибывших на место преступления, а потом и суетливых медиков из скорой помощи. То, что осталось, представляло собой абстрактный рисунок в багровых тонах. Впереди показалась открытая дверь, и камера задрожала в руках оператора.
Теперь в кадре была спальня.
Мур почувствовал, что внутри у него все перевернулось, и не потому, что увиденное было зрелищем более жутким, нежели другие из его богатой практики. Нет, этот ужас ранил слишком глубоко, потому что женщина, которая здесь страдала, была не только ему знакома, но и очень дорога. Ему уже приходилось видеть снимки с места преступления, но они не передавали и доли тех ощущений, что вызывала живая картинка. Хотя Кэтрин и не было в кадре — к тому времени ее уже увезли в больницу, — свидетельства ее мучений словно кричали ему в лицо с экрана. Он увидел нейлоновый шнур, которым были связаны ее запястья и щиколотки, еще не снятый с ножек кровати. Хирургические инструменты — скальпель и ранорасширители, — оставленные на ночном столике. Потрясение было настолько сильным, что он даже отпрянул от экрана, словно отброшенный сильным ударом.
Когда наконец объектив камеры сместился в сторону, сосредоточившись на неподвижном теле Капры на полу, у него в душе ничто не дрогнуло; шок, вызванный предыдущими кадрами, поверг его в состояние ступора. Рана в брюшной полости Капры сильно кровоточила, и под трупом набралась огромная лужа крови. Вторая пуля, попавшая в глаз, усугубила и без того смертельное ранение. Он вспомнил про пятиминутный интервал между двумя выстрелами. Кадры подтверждали это. Судя по размерам лужи на полу, Капра, еще живой, истекал кровью в течение как минимум нескольких минут.
Видеозапись подошла к концу.
Какое-то время он сидел, уставившись на погасший экран, потом, очнувшись, выключил видеомагнитофон. Он так обессилел, что не мог подняться со стула. Наконец он заставил себя встать, но только чтобы уйти из этого ненавистного помещения. Он прихватил с собой коробку с фотокопиями документов по расследованию в Атланте. Фотокопии можно было посмотреть и в другом месте.
Вернувшись в отель, Мур принял душ и пообедал в номере, заказав гамбургер с жареным картофелем. Позволил себе для разрядки часок поваляться перед телевизором. Но все это время щелкал кнопками, перепрыгивая с канала на канал, только чтобы занять свои руки, которые так и тянулись к телефону. Просмотр видеокассеты вновь вернул его к мыслям о смертельной опасности, которая угрожает Кэтрин, и он не мог оставаться спокойным.
Дважды он брался за трубку и клал ее обратно. И вот наконец он опять схватил ее, и в этот раз пальцы уже не повиновались ему, а сами набирали хорошо знакомый номер. После четырех гудков у Кэтрин включился автоответчик.
Мур повесил трубку, не оставив сообщения.
Он уставился на телефонный аппарат, устыдившись того, что его решимость так быстро пошатнулась. Он ведь обещал себе твердо придерживаться своих принципов, согласился с требованием Маркетта не общаться с Кэтрин до конца расследования.
«Когда все это закончится, я как-нибудь улажу эту проблему между нами».
Мур посмотрел на пачку документов из Атланты, которую оставил на столе. Была полночь, а он еще не брался за них. Вздохнув, он открыл первую папку.
Дело Доры Чикконе, первой жертвы Эндрю Капры, нельзя было назвать увлекательным чтивом. Он уже знал его в общих чертах; основные моменты были приведены в кратком отчете Сингера. Но Мур не читал оперативных материалов из Атланты, и вот теперь ему предстояло вернуться в прошлое и изучить первый опыт Эндрю Капры. Именно здесь все и началось. В Атланте.
Он прочитал первый отчет, составленный полицией по горячим следам, потом прошелся по протоколам опросов свидетелей. Здесь были показания соседей Чикконе и бармена из местного кабака, где ее в последний раз видели живой, и подруги, которая обнаружила тело. К делу был подшит список подозреваемых с их фотографиями; Капры среди них не было.
Двадцатидвухлетняя Дора Чикконе была студенткой магистратуры университета Эмори. В ночь смерти ее в последний раз видели живой около полуночи в баре «Ла Кантина», где она потягивала коктейль «Маргарита». Через сорок часов она была найдена мертвой у себя дома, голая, привязанная к кровати нейлоновым шнуром. У нее была перерезана шея и удалена матка.
Мур нашел итоговый отчет. Это был грубый набросок, сделанный неразборчивым почерком, как будто детектив из Атланты составлял его по памяти, лишь бы уложиться в какие-то нормативы. Уже по этим страницам было понятно, что следствие обречено на неудачу; это угадывалось даже в унылых закорючках полицейского. Мур и сам не раз испытывал это тяжелое ощущение, которое накапливалось по мере того, как проходили первые сутки после убийства, потом неделя, месяц, а дело не двигалось с мертвой точки. Вот и у детектива из Атланты тоже не было надежды на успех. Убийца Доры Чикконе так и остался неизвестным.
Он принялся изучать протокол вскрытия.
Резня, которую устроили Доре Чикконе, не имела ничего общего с молниеносными и умелыми убийствами, совершенными Капрой позднее. Внутренние края ран были неровными, словно у Капры не хватило уверенности сделать чистый надрез в нижней части живота. Он как будто колебался, и лезвие дрожало в его руке, кромсая кожу. После иссечения кожного покрова процедура больше напоминала любительское хакерство. Скальпель глубоко проник и в мочевой пузырь, и в кишечник, прежде чем был извлечен главный приз. Здесь, на первой жертве, он не применял никакого шовного материала, чтобы перевязать артерии. Кровотечение было обильным, и Капра должен был работать вслепую, поскольку все органы, служившие ему анатомическими метками, были затоплены кровью.
Только смертельный удар был нанесен с каким-то намеком на мастерство. Это была глубокая ровная рана на шее, тянувшаяся слева направо. Казалось, после того как голод был утолен и лихорадка спала, убийца смог взять себя в руки и завершить работу с холодным профессионализмом.
Мур отложил в сторону протокол вскрытия и вернулся к остаткам своего обеда, подвинув к себе поднос. Его вдруг затошнило, и он вынес поднос за дверь. Потом вернулся к столу и раскрыл следующую папку, в которой были подшиты отчеты из криминалистической лаборатории.
Первый отчет был составлен по результатам анализа спермы: «В мазке, взятом из вагины жертвы, обнаружены сперматозоиды».
Он знал, что анализ спермы на ДНК позднее подтвердил, что сперма принадлежит Капре. До убийства Доры Чикконе он изнасиловал ее.
Мур обратился к следующему отчету, который был составлен лабораторией по исследованию волос и волокон. Анализу были подвергнуты волосы, вычесанные с лобка жертвы. Среди них обнаружили рыжеватые волосы, идентичные волосам Капры. Он пролистал страницы отчета, где приводились результаты анализа самых разных волосков, найденных на месте преступления. Большинство образцов принадлежали самой жертве — это были волосы и с головы, и с лобка. На простыне нашли и короткий светлый волос, позднее идентифицированный как не человеческий. В написанном от руки дополнении к отчету было указано: «У матери жертвы имеется собака породы золотистый ретривер. Похожие волосы были обнаружены на заднем сиденье автомобиля жертвы».
