— Мисс Брайт давала уроки юным леди?
— Совершенно верно, милорд.
— Осанка, манеры, правила приличия? Что-то в этом роде?!
— И не только это. Очевидно, ее заведение пользовалось превосходной репутацией. Очень многие респектабельные сквайры, жившие по соседству, посылали туда своих дочерей.
— Боже праведный! — Маркус едва сдержал взрыв безумного хохота.
Слишком невероятной была мысль об Ифигинии — дерзкой, вызывающей, безрассудной Ифигинии, обучающей юных леди жестким, неумолимым правилам света.
— Через год после того, как мисс Брайт потеряла родителей, к ней приехала жить ее кузина, мисс Фарлей. Кажется, она стала преподавать в академии математику и естествознание.
— Так вы говорите, заведение пользовалось отличной репутацией?
— Да, милорд. То же самое можно сказать и о репутации самой мисс Брайт. Поверьте мне на слово — в таком крошечном местечке, как Дипфорд, любой просчет, любая ошибка или малейшее отклонение от общепринятых норм немедленно становится достоянием гласности и жестоко карается.
— Любая оплошность могла стоить ей потери средств к существованию…
— Этого более чем достаточно, милорд. Наставница юных леди должна отвечать самым высоким требованиям. Разумеется, ни единого пятнышка не может быть на ее репутации.
— Бедняжка Ифигиния!
— Простите, сэр?
— Не обращайте внимания, это я так… Продолжайте, Беркли. Что еще удалось выяснить?
— Позвольте мне взглянуть… — Беркли торопливо перелистал бумаги. — Три года назад мисс Брайт сделала еще один смелый шаг, принесший ей очень солидный выигрыш.
— Что еще за шаг?
— Они с кузиной основали собственный инвестиционный фонд, полностью состоявший из вдов и незамужних женщин — иными словами, особ, находящихся в таком же положении, что и они сами. Все женщины внесли скромные суммы в фонд, и деньги были вложены в строительство.
— Собственный строительный проект?
— Да, милорд!
— Какой именно?
— Площадь Утренней Розы.
— Черт побери! — уважительно хмыкнул Маркус. — Должно быть, она заработала целое состояние!
— Именно так, — сухо подтвердил Беркли. — Часть средств она сразу же выделила в приданое сестре — очень солидное приданое, поверьте.
— Да, а что случилось с ее сестрой? Где она?
— Так и осталась в Дипфорде. В прошлом году вышла замуж за Ричарда Хэмптона, единственного сына самой богатой дипфордской семьи.
— Вероятно, Хэмптоны пребывают в блаженном неведении относительно того, что Ифигиния здесь, в Лондоне, притворяется видавшей виды вдовушкой?
— Конечно, милорд. Можно себе представить, в какой ужас придет деревушка, когда откроется вся правда! Все в Дипфорде, и Корина в том числе, уверены: мисс Брайт до сих пор путешествует по Италии со своей кузиной.
— Интересно, какого мнения придерживаются добрые дипфордцы относительно подобной поездки?
— Да уж будьте уверены — затея была встречена всеобщим неодобрением.
— Но все же не вызвала скандала?
— Нет, хотя многие жители предсказывали, что мисс Брайт кончит очень и очень плохо, раз уж надумала закрыть академию и отправиться на континент.
— Держу пари, так оно и есть. — Маркус поднялся и подошел к окну. — Вы славно поработали, Беркли.
— Благодарю вас, сэр. Я очень старался.
— Уверен, что могу и дальше полагаться на ваше молчание?
— Разумеется. — Беркли выглядел глубоко уязвленным тем, что Маркус счел нужным напомнить ему об этом. — Ни единое слово не сорвется с моих губ!
— Благодарю вас, Беркли.
Поверенный, поколебавшись, сказал:
— Есть еще одно небольшое обстоятельство… не знаю, заинтересует ли оно вас…
— О чем вы?
— Я уже упоминал о том, что сестра мисс Брайт, Корина, вышла замуж за Ричарда Хэмптона…
— Почему вас это заинтересовало?
— Пару лет назад поговаривали, будто мистер Хэмптон собирается жениться на старшей сестре, а не на младшей.
Маркус замер:
— Неужели?
— Да… думаю, ситуация была очень неловкой. — Беркли помолчал. — Говорят, даже старшая мисс Брайт была, если можно так выразиться, несколько удивлена тем, что Хэмптон вдруг начал открыто выказывать свой интерес к Корине.
— В самом деле?
— Поговаривают, будто этот Хэмптон разбил сердечко старшей сестры, дав понять, что отдает предпочтение младшей.
Мысль о том, что Ифигиния любила, — а может быть, и до сих пор любит другого, — была для Маркуса острее ножа…
«Неужели он разбил твое сердце, Ифигиния? Не потому ли ты вдруг сбросила оковы приличий и решила перешагнуть через все условности света? Неужели ты и теперь любишь его, Ифигиния? Неужели вчера ночью, когда ты обнимала меня и шептала, что любишь, неужели ты думала о Ричарде Хэмптоне?»
Несколько минут он не отрываясь смотрел в сад. Тихо шелестел дождь, освежая яркие венчики цветов и юную зелень листвы. Каким мрачным и безрадостным стал вдруг этот день!
Он обернулся к Беркли:
— У вас есть еще что-нибудь для меня?
— Нет, милорд, полагаю, это все.
— В таком случае примите мою благодарность за ваш титанический труд.
— Да, милорд. — Беркли тяжело поднялся. — Что и говорить, весьма беспокойная поездка. Жду не дождусь, когда наконец доберусь до дому и вытяну ноги перед камином.
— У меня есть еще одна просьба к вам.
— Слушаю, сэр.
— Завтра я хочу поручить вам новое расследование.
— Относительно?..
— Относительно того, кто построил дорогую усыпальницу миссис Элизабет Итон на Ридингском кладбище. Беркли подозрительно покосился на него:
— Вы сказали «усыпальницу»?
— Да, Беркли. Нечто вроде погребального склепа.
Поверенный покорно вздохнул:
— Отлично, милорд. Посмотрим, что там можно выяснить. Будут еще поручения?
— Нет, Беркли, можете идти.
Маркус дождался, пока за поверенным закроется дверь библиотеки. Потом медленно вернулся к столу и пробежал глазами записку, полученную от Анны час тому назад.
М.
Нам необходимо увидеться. Срочно. У входа в Доллангеровские сады. В два часа.
Ваша А.
Маркус смял в руке клочок бумаги. Он боялся, что догадывается о причине, толкнувшей Анну на риск назначить ему новую встречу.
В два часа дня в наемном экипаже Маркус подъехал к улице позади Доллангеровских садов.
Анна, в шляпе с густой вуалью и в неброском коричневом дорожном платье, ждала его в саду. Она задернула занавески, спрятавшись в полумраке кареты.
Первые же ее слова подтвердили самые мрачные ожидания Маркуса.
— Когда вы были за городом, я получила еще одно письмо вымогателя, Маркус! Снова пять тысяч! — Нежный голосок Анны срывался от волнения. — Мне пришлось заложить браслет, чудесный браслет, подаренный Сэндсом на мой прошлый день рождения. Боюсь, никогда уже не смогу выкупить его! Я живу в постоянном страхе, а вдруг Сэндс спросит у меня, почему я не надеваю его браслет!