Потому что заговори я о своих страхах, это значило бы, что я их признала. Что признала: да, я верю в то, что Лаврик может отнять у меня ребенка, как пообещал в пылу ссоры. И это означало бы, что хоть какой-то надежде на мир между ним и Егором конец.
А я хотела, чтобы между ними был мир.
...В субботу, как и обещал, Лаврик повел Олежку в цирк. В воскресенье они отдыхали: поехали в парк «Тополя», где в теплое время года разворачивали парк аттракционов, катались на карусели, на паровозе, ели сладкую вату и фотографировались от души.
Я прождала еще три дня, обгрызая ногти и меряя шагами спальню от порога до окна и обратно — и втайне малодушно надеясь, что Олежка начнет капризничать, как в прошлый раз, и станет проситься домой.
— Лаврик сказал, напряженная неделя, — передала я Егору его слова уже в четверг, и только каким-то чудом голос меня не выдал и не дрогнул, хотя внутри уже поднимался ураган. — К выходным должен освободиться.
Когда в следующую субботу Лаврик не дал мне поговорить с Олежкой, сказав, что тот спит, а на мой прямой вопрос ответил неопределенным «на днях», я поняла, что больше так продолжаться не может.
В воскресенье утром, едва забрезжил рассвет, я и Егор сели в машину и поехали в Оренбург.
ГЛАВА 34. НИКА
Я позвонила Лаврику в десять часов, когда мы уже были на посте ГАИ за пятьдесят километров от города. Все-таки позвонила, хотя внутренний голос убеждал меня не делать этого — не предупреждать, а наоборот, застать врасплох, не дав времени на подготовку... к чему бы то ни было.
Недовольный и явно занятый, Лаврик сказал, что перезвонит, и положил трубку.
И тогда я выключила телефон.
Да, я хотела узнать, где находится Олежка. Мне совсем не улыбалось вламываться без предупреждения и устраивать неприятный сюрприз, но Лаврик явно что-то скрывал, а я уже предприняла благородную попытку решить все по-хорошему, от которой он отмахнулся.
А значит, у меня теперь развязаны руки. Мне даже стало немного легче: вот так, я заявлюсь без предупреждения, и ему придется все мне объяснить. И, может быть, даже не мне. Я прикрепила номер Киры Черномаз к цифре «1» в быстром наборе.
Только когда мы остановились у магазина, за которым начинался съезд к дому, я включила телефон и положила на колени, ожидая звонка. Он зазвонил уже через пять минут.
— Ну, что там у тебя стряслось? — спросил Лаврик, когда я ответила. — То звонишь и говоришь, что надо поговорить, то отключаешь телефон. Я вообще-то работаю.
— Я в городе, — сказала я, — и уже почти возле дома.
Он молчал недолго, но тяжело.
— Значит, приехала. Одна?
— Нет, — сказала я. — С Егором.
— И Егор у нас выступает в качестве кого?
— Слушай, я не хочу ругаться... — начала я, но он перебил:
— Да и я не хочу. Так... уточняю детали. — Пауза. — Зачем приехала? У тебя здесь есть какие-то дела?
Но я не была готова притворяться, что он ничего не понимает.
— Ты не давал мне поговорить с сыном. И ты тянешь время, хотя обещал мне тридцать один день. Что происходит?
Раздавшийся в трубке смех был насквозь фальшивым.
— А, вот оно что. Ты испугалась. Следовало от тебя ожидать.
На языке вертелось «А есть чего пугаться?», но я промолчала.
— Так я зайду? — спросила вместо этого.
— Как я могу не пустить в дом мать моего ребенка? — все так же фальшиво изумился Лаврик на том конце линии. — Заходи, конечно. Оба заходите. Я поставлю кофе, посидим, поговорим, как в старые времена...
Я не выдержала:
— Лаврик, ты правда хочешь продолжать разговор в таком тоне?
— А ты правда решила, что я заберу у тебя ребенка?.. — процедил он сквозь зубы и положил трубку.
Я глубоко вздохнула, пригладила волосы, поглядевшись в зеркало над сиденьем, придала своему лицу более или менее уверенное выражение и посмотрела на Егора.
— Как я выгляжу?
— Лучше всех, — сказал он, — а что?
Этих слов мне хватило.
Лаврик открыл дверь через секунду после того, как я набрала номер квартиры на домофоне, и уже ждал нас у порога, когда мы поднялись. Оглядел нас пристальным взглядом и отступил в сторону, когда из-под его руки вынырнул мой сын и запрыгал на месте, радостно вопя:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мама!
— Сынок! — завопила я тоже, хватая Олежку в охапку, и все проблемы мира сразу перестали иметь значение, потому что мой ненаглядный ребенок был со мной.
— Проходи, я закрою дверь, — сказал Лаврик Егору, пока мы с сыном обнимались.
Радость от встречи с сыном затопила меня; я прижимала Олежку к себе и все никак не могла отпустить, хотя он уже рвался «на волю», чтобы показать мне новые игрушки. Мы добрались до гостиной, где с экрана телевизора весело смеялась проказница Маша, и я наконец позволила Олежке слезть с моих рук.
—Давай-ка поздоровайся с... — я оглянулась на Егора, который шел за нами, — дядей Егором, ты ведь его знаешь.
Олежка тут же стушевался.
— Здрасте.
— Здравствуй, — сказал Егор приветливо. — Про кого это мультфильм?
Олежка замялся, но, поймав мой ободряющий взгляд, ответил:
— Про Машу.
Спустя пару секунд возбуждение все же пересилило страх, и мой сын с новой силой потащил меня за собой, к загончику из лего, в котором стояли два космических корабля — он брал их с собой — и внушительное незнакомое мне сооружение из пластика, похожее на космическую базу. В прозрачных отсеках виднелись человечки, возле закрытых дверей выстроились космонавты разных мастей и размеров.
— Это мы сКы-сюшейпостроили! — заявил сын, указывая на базу, и краем уха я услышала, как сразу следом выругался себе под нос застывший в дверях Лаврик. — Полет на Марс! Видишь, они сидят внутри? Это потому что снаружи нету воздуха!
— Ксюша — это какая-то девочка, которая приходила к тебе в гости? — поинтересовалась я.
Олежка засмеялся, мотая головой.
— Нет, ты чего, мам! Кы-сюшазрослая, как и ты. Она с папой работает. Мы вместе ходили в парк! — сообщил он доверительно и принялся объяснять мне, как далеко лететь на Марс.
Мне же потребовалось несколько секунд, чтобы осмыслить сказанное. Еще одна — чтобы повернуться и посмотреть на Лаврика, который в ответ на мой взгляд скрестил на груди руки и вздернул подбородок, явно готовый к бою.
— Ну давай. Жги напалмом.
— Обязательно, — сказала я и, обернувшись к Олежке, присела рядом с ним на корточки. — Сынок, мы скоро будем пить чай с тортом. Ты посидишь тут две минутки, пока мы с папой поговорим на кухне взрослые разговоры?
Олежка кивнул. Взрослые разговоры он знал сызмальства.
— Только вы с папой не ругайтесь.
Ты мой милый. Я поцеловала сына в макушку.
— Не будем, обещаю. У нас с папой просто дела. Ты давай лучше собери игрушки пока. Мы сегодня поедем к бабушке.
— Прямо сегодня? — удивился Олежка.
— Прямо сегодня, — сказала я, не глядя на Лаврика. — И станцию не забудь. Мы поговорим, и я приду и помогу тебе, хорошо?
— Я пока отнесу вниз твои вещи, — сказал Егор мне, когда мы вышли в коридор.
Лаврик благоразумно промолчал.
Мы ушли в кухню, где и в самом деле уже закипал чайник, и я достала из сумки и положила на стол вафельный торт, который мы купили по дороге. Ни я, ни Егор не пили натуральный кофе, так что Лаврик насыпал нам растворимого из той банки, что осталась еще после меня. Подошел к подоконнику, взял с него документы в файле и бросил на стол.
— Вот соглашение о порядке общения с ребенком. Два экземпляра, почитаешь, подпишешь, один пришлешь мне заказным письмом. Нотариуса, мне сказали, не надо, достаточно, чтобы подписали мы.
С бьющимся сердцем я пододвинула документы к себе и пробежала глазами.
— Один месяц летом, — подсказал Лаврик, прислонившись к подоконнику и наблюдая за мной. — Новогодние каникулы или другие каникулы, когда он пойдет в школу. И ты обсуждаешь со мной все важные решения, например, смену своего места жительства, смену номера телефона и все в таком духе... А то вдруг решишь похитить моего сына и куда-то увезти.
