Я выпрямилась и посмотрела на него.
— Я не стану просить прощения, Лаврик. Ты сам виноват, что я начала так думать. То в «Тополя» пойдем, то спит Олежка, то «на днях»... И, кстати, кто эта Ксюша, которую ты сюда приводил? — не выдержала я. Догадка была неожиданно неприятной, кольнула в груди. — Любовница? Ты познакомил нашего сына со своейлюбовницей?
— Господи, какое это все-таки ужасное слово, — сказал Лаврик и даже передернулся, но я не собиралась спускать разговор на тормозах.
— И? Кто она?
— Ладно-ладно, Олег все равно меня сдал со всеми потрохами. Это моя девушка. Не девушка для секса, а именно девушка, с которой я серьезно встречаюсь.
— Ксения, — повторила я и вдруг снова догадалась. — А я знаю имя. Ведь это твоя секретарша? Та Ксения, которая у тебя в приемной сидит, это она?
— Хорошая память. Да, это она.
— Я надеюсь, она не оставалась здесь ночевать, — сказала я.
— Не оставалась, — сказал Лаврик. — Но даже и если бы, ты думаешь, я стал бы заниматься с ней страстным сексом, когда за стенкой спит наш сын?
Я промолчала.
— Послушай, Ксения — прекрасный, солнечный и добрый человек, — горячо сказал Лаврик, и я удивленно приподняла брови, услышав из его уст такие непривычные слова. Он в жизни так ни о ком, кроме матери, не говорил. — Она была тут только один раз, вчера. И я тебе клянусь, что при Олежке мы не обнимались и не целовались. Я умею держать при себе руки.
Похоже, он не врал.
— Ты сказал, все серьезно. Ты хочешь с ней жить?
Лаврик отвел взгляд.
— Ну да. И, по идее, я должен сказать тебе спасибо за твой закидон с деревней, потому что если Олег будет жить с тобой, это все упростит... — Он вдруг повернулся и так грохнул по подоконнику кружкой, что от неожиданности я едва не вскрикнула. — Но все дерьмо в том, я чувствую себя ублюдком, который избавился от сына, чтобы наконец-то начать новую жизнь.
Он отвернулся к окну, явно не желая, чтобы я видела его лицо.
— Знакомая ситуация, правда? И не говори мне, что я не такой, как мой отец.
Но я и не собиралась ничего говорить.
— Вы давно встречаетесь?
— Как так вышло, что я тебе стал рассказывать про свою личную жизнь?.. — посетовал Лаврик, все еще стоя спиной ко мне, но все-таки оглянулся через плечо и рассказал: — Нет. По-настоящему недавно. Сначала думал, просто оба приятно проведем время, а потом как-то влип. Любовь.
Он обернулся, старательно не глядя мне в глаза.
— Мама будет в ужасе. Вторая жена — и снова не грузинка.
— Второй муж — и снова не русский, — сказала я, имея в виду уже себя и Егора, и Лаврик слабо улыбнулся.
— Так ты поэтому тянул? Поэтому напугал меня до полусмерти?
Он нахмурился:
— Ну, допустим, я и так собирался привезти его на неделе. И, допустим, не хотел, чтобы о Ксении ты узнала по телефону, а уж тем более от Олега. Он уже ныл, — признался Лаврик неохотно. — Я ему и базу эту космическую купил, чтобы немножко отвлечь, а не вышло. Он месяц без тебя прожить не может, а ты выдумываешь всякое...
— Мам! — донесся будто в подтверждение звонкий голосок Олежки из зала. — А торт с чаем скоро?
Вернулся, уложив мои вещи в машину, Егор, мы позвали Олежку и вскоре уже все вместе пили чай с вафельным тортом. Я предчувствовала ужас обратной дороги и поэтому, заметив, что сын съел достаточно, увела его в зал, где мы с ним сели играть в космическую станцию, пока Лаврик и Егор говорили в кухне вдвоем.
Долго говорили.
Иногда — чуточку напряженно, чуть повышая голоса.
Но говорили, и это было главное.
Я собрала Олежкины вещи, уложила в большой светло-зеленый мешок к остальным игрушкам его станцию и, поглядев на часы, направилась в кухню, чтобы позвать Егора.
— Пора ехать домой. Олежка, может, заснет в машине, вон, уже клюет носом.
Они оба синхронно кивнули и встали из-за стола.
— Да, торопишься забрать моего ребенка, — сказал Лаврик, но тут же поднял руки в жесте капитуляции, уже шагая за мной: — Не гляди на меня так, я имею право. А тебя, Егор, я еще раз предупреждаю...
— Я помню, — отозвался тот. — Если Олег на меня пожалуется, ты приедешь с камой (прим. — кавказский кинжал) и меня зарежешь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сердце ёкнуло. Сколько раз я слышала это от Лаврика еще в школе!
— Ну да, ну да, — подтвердила я, как тоже не раз делала раньше, уже заходя в зал. — Бамбарбия. Киргуду.
Олежка услышал и захихикал.
— Киргуду! Пап, а мама говорит «киргуду»!Кенгуру!
Лаврик безмолвно схватил его в охапку и закружил, и Олежка залился хохотом.
А я могла поклясться, что, держа на руках мальчика, которого в следующий раз увидит как минимум через полгода, мой бывший муж и бывший лучший друг с трудом сдерживает слезы.
Глава 35. НИКА
Каждый выбирает по себе.
Щит и латы. Посох и заплаты.
Мера окончательной расплаты.
Каждый выбирает по себе.
(Юрий Левитанский)
— Мам, дядя Егор будет жить с нами? — спросил Олежка как-то вечером спустя месяц после возвращения, сидя за столом и пристально наблюдая за тем, как я допекаю последнюю сковородку оладий.
На ужин и чаепитие с оладушками, сметаной и вареньем должен был прийти и Егор тоже. Я его ждала.
— Нет, у дяди Егора есть свой дом, — ответила я сыну, наливая в сковородку тесто. — С нами он жить не будет.
— А почему он тогда приходит?
Вот ведь! Не в бровь, а в глаз.
— Хм. — Я пошевелила оладьи. — А тебе не нравится, что он приходит?..
— Не знаю... — протянул Олежка после короткого, но показавшегося мне бесконечным молчания, и тут же огорошил меня новым вопросом: — Мам, а Персика ты ему не отдашь?
— А почему я должна отдавать Персика? — удивилась я. — Персик — наш с тобой котенок.
— Мой котенок, — уточнил Олежка.
— Твой-твой, — согласилась я, переворачивая оладьи, — но пока я тоже буду присматривать за ним. Он еще маленький. Пусть немножко подрастет.
— А он будет ловить мышей?
— Будет, — сказала я уверенно. — Дядя Коля, это мой бывший одноклассник, который нам Персика подарил, сказал, что Персик родился от мамы-мышеловки. А значит, и он сможет.
— Почему?
— Потому что кошки учат котят ловить мышей. — Я выложила оладьи к остальным, на большое плоское блюдо, и как раз зазвонил лежащий на тумбочке телефон. — Вот и дядя Егор пришел. Давай зови бабулю, мойте руки и сейчас все будем кушать.
Мы вместе вышли из кухни, и я махнула Олежке в сторону зала, где мама сидела в кресле и вязала детский свитер под бормотание телевизора, а на полу лежали игрушки.
— Бабуля, дядя Егор пришел!.. — донесся до меня его голос уже оттуда. — Пора кушать!
Я вышла во двор, чуть тронутый теплой патокой сумерек, и Егор ждал меня у крыльца: несколько минут вдвоем, несколько минут только он и я перед дверью моего дома.
— Привет, — сказал он.
— Олежка спрашивает, будем ли мы жить вместе, — выпалила я на одном дыхании, спускаясь со ступенек. — И зачем ты приходишь. Вот так.
Егор улыбнулся, когда я скользнула в его объятья, но сначала поцеловал меня и ткнулся носом в шею, обдавая нежностью, и только потом заговорил.
— Конечно, он спрашивает. Он у тебя умный парень, а я прихожу каждый день и провожу с вами много времени... — Он отстранился, чтобы вглядеться в мое лицо. — И что ты ему сказала?
— Я хочу, чтобы мыобас ним поговорили. Ты и я. Вместе. Как мы и хотели.
— Ник... — Егор, казалось, не был уверен, продолжать или нет, но в конце концов продолжил: — Ты можешь сказать ему, что сама считаешь нужным. Необязательно форсировать события, необязательно нам сразу делать этовдвоем, если ты не готова.
— Ты хочешь, чтобы я сказала, что не знаю? — Я покачала головой; Егор все так же внимательно смотрел на меня. — Но я знаю! И я хочу, чтобы и Олежка тоже потихоньку к этой мысли привыкал. Тем более он спросил сам... — Вдруг прострелило где-то в районе сердца внезапное осознание. — Если только ты не... сомневаешься?
