— Наступили новые времена, вампир, и скоро многое изменится. Скоро вы будете подчиняться нам!
Я пошла на попятный. Мне хотелось уязвить его, а не подталкивать к совершению какой-нибудь глупости.
— Возможно, но это мало чем поможет тебе, если к тому моменту тебя не будет в живых, чтобы увидеть это, что, не так? Ты не знаешь меня, поэтому мое слово мало, что будет значить для тебя. Но если его даст Кэсси? Что, если она даст тебе гарантию, что будем вести себя надлежащим образом?
Было видно, что Джимми разрывается на части, от желания поверить мне, и я знала почему. Пулевое ранение в его руке выглядело не так уж ужасно, чего нельзя было сказать о повреждениях на его теле. Спереди на длинной белой полоске меха, уходящей вниз, расползалось красное пятно, и дышал он как-то затрудненно и с легкими пузырчатыми хрипами. Десять к одному, что я попала в легкое, и даже изменение формы с трудом справится с ее излечением.
— Соглашайся, Джимми. Это — самое лучшее предложение, на которое ты можешь рассчитывать.
— Скажи своему силовику отойти, если действительно желаешь этого, или она умрет. — Он плюнул мне под ноги, чтобы подчеркнуть свою угрозу, и в его слюне была кровь. Время Джимми было на исходе, и не только он понимал это, но и я тоже. Его усы дергались, а я с удивлением осознала, что могу физически чувствовать запах его страха. Он был материален, так что я ощущала его суть, и могла покатать его вокруг своего языка как вино.
У страха было мускусное, сладкое послевкусие, хотя последнее, возможно, было из-за его крови. Теперь, когда я заметила обостренные чувства этого нового тела, то поняла, что они были очень взбудоражены.
Внезапно мне стало понятно, что Луи-Сезар был не просто сердит; он был разъярен: горячий, пряный аромат исходил от него волнами, и у меня появилось такое чувство, что большей частью его ярость была направлена на меня — или скорее на Томаса — чем на Джимми. Этот аромат был перепутан со многими другими внезапно обступившими меня со всех сторон: слабый, отдаленный запах канализации, проходящей глубоко под землей, дыма дизеля и сигаретных окурков на автостоянке, а также сильного запаха квашеной капусты от дневного рубена[14] в мусорном контейнере. И напротив мое тело, пахло очень хорошо, по-настоящему хорошо, и сначала я думала, что это вызвано тем, для меня это знакомый аромат. И только потом до меня дошло, что фактически оно пахло как любимая еда, горячая, свежая и готовая к употреблению. Никогда до этого момента я не думала, что кровь пахнет сладостью, как теплый яблочный пирог или горячий сидр в холодный день. Я почти ощущала вкус крови, бегущей под теплотой той кожи, представляя, как обильно она будет стекать вниз по моему горлу. Мысль, что я пахну как пища для Томаса, поразила меня до такой степени, что я не заметила, что произошло прямо передо мной, пока это уже на половину не свершилось.
Удушающее облако голубого газа вздымалось вокруг нас, задымляя автостоянку и вызывая резь в моих глазах. Прозвучало несколько выстрелов, и я услышала, как Луи-Сезар кричит Приткину, чтобы тот посторонился. Наверное, он боялся, что маньяк, нарезающий круги вокруг нас, чтобы подобраться к месту схватки с другой стороны, собирается поразить меня вместо Джимми. Поскольку я была солидарна с ним в этом мнении, то не вмешивалась. В мои намерения входило войти в гущу голубого марева, и попытаться найти свое тело прежде, чем его прикончат, и в этот момент оно, крича и задыхаясь, выползло из вредного облака. Я не понимала, чем вызвана такая реакция — так как у меня не было проблем с дыханием — пока не вспомнила, что Томасу не нужно дышать, и все время моего пребывания в нем, я этого просто не делала. От этой мысли я начала задыхаться как рыба, в то время как мое тело подползло и обхватило мои лодыжки.
— Помоги!
— Со мной все в порядке? — Я упала на колени, тем самым фактически свалив нас обоих, и начала ощупывать себя повсюду. — Скажи мне, что ты не допустил моего ранения!
Слова с трудом вырывались сквозь пульсацию в моем горле, но кроме тонкой линии пореза на моей злополучной шее и ошеломленных, слезящихся глаз, я вроде бы была невредима.
— Будь тут, — сказала я изрядно сконфуженному Билли Джо. — Я пошла за Джимми.
Моя голова кивнула, а рука махнула мне. Я задержалась, чтобы подтянуть блузку на Билли прежде, чем что-нибудь выскользнет, чтобы со спокойно душой окунаться в стычку.
Приткин что-то вопил, и хотя я могла расслышать его, но кроме этого мне было слышно и все остальное, и я действительно подразумевала все. Разговоры в раздевалке были настолько отчетливо слышны, словно они велись не на расстоянии в половину автостоянки от меня. Музыка от звякающих игровых автоматов и спор между официантом и одним из поваров на кухне были абсолютно четкими, как колокольный звон. Я слышала: пульсы немногих оставшихся в живых оборотней, некоторые из которых пытались заползти под автомобили, дыхание всех вокруг меня и даже шелест маленького листка бумаги, пролетевшего по ряду — все это превратило тихую ночь в час пик в особо людном месте. Возможно, вампы знали, как нужно выбирать или дифференцировать тривиальные и жизненно-важные вещи. Думаю, что да или они были сумасшедшими. Но я не знала, как это делается, и хотя видела мрачное лицо Питкина, но не могла разобраться, что его так разъярило.
В какой-то момент, находясь в сердцевине голубого вредоносного вихря, я узнала, что глаза Томаса видят лишь очертания без каких-либо характерных признаков. Однако было совсем не трудно разобрать, что упавшее тело принадлежит гигантской крысе. Черт. Я так и знала, что они напортачат. И хотя я не буду проливать слезы по Джимми, но все же мне хотелось бы узнать, что он хотел поведать мне о моем отце. К тому же, мы заключили сделку, и мне не нравилось, что мои так называемые союзники переиграли все, не удосужившись согласовать это со мной.
— Лучше бы ему не быть мертвым, — начала я, когда покрасневшее лицо Луи-Сезара появилось передо мной. Но мне не удалось продолжить дальше, поскольку его рука потянулась и сжала мою шею в захвате, которой мог переломить горло человеку. Он что-то говорил резким тоном, который совсем не походил на его обычный голос, но я не понимала его. У меня была всего лишь секунда, чтобы подумать, «Вот, дерьмо», прежде чем знакомая дезориентация нахлынула на меня, и голубой цвет исчез. Я закрыла свои глаза, даже боясь предполагать, что это происходит на самом деле, и именно сейчас у меня собиралось случиться видение, но не было ни единого шанса отрицать это. Внезапно я снова оказалась в том неприветливом, холодном, каменном коридоре, слушая голоса, наполненные невообразимым отчаянием.
