К чему приблизился, затруднялся придумать. Разве что к выполнению задания, возложенного на меня шефом «Эсмеральды».
Подошел к фальшивому камину. Очаг закрыт металлической плитой, сверху небрежно покрашенной бежевой краской под цвет обоев. Контраст — разительный, видно, что делалось на скорую руку и дизайном не заморачивались.
Выступ такой, же, как и в соседствующей моей комнате. Если где и мог прятаться потайной ход, так только здесь. Но, где он начинается? Вариантов было два: или внизу в подвале, или в соседнем помещении.
За стенкой располагались апартаменты Марины. Вряд ли она способна в инвалидной коляске взбираться узкой лестницей на второй этаж. Поэтому я исключил вариант с соседней комнатой и решил начать поиски с подвала. Благо, заручившись поддержкой хозяйки, мог теперь заниматься этим обстоятельно, не спеша и легально.
Глава двенадцатая
Тома в одиночестве сидела за столиком, перед ней — высокий бокал, но, она вряд ли помнила о его существовании. Выглядела она неважно. Даже при слабом освещении были заметны темные круги под глазами, а в прическе ощущалась небрежность.
— Что-то случилось?
Я присел рядом, Тома подняла голову.
— Кеша пропал…
Похоже, все помешались на этой новости. От кого я только ее не слышал. Запил мужик, к чему паника? Или, возможно, я не знал чего-то, что было известно другим?
— Думаешь, с ним что-то случилось?
— Не знаю. Но если бы он собирался отлучиться, он обязательно бы кого-то предупредил.
— Ты так считаешь?
Она уловила сомнение в моем голосе.
— Я уверена!
Тома едва не сорвалась на крик, но сразу взяла себя в руки. Или попыталась, потому, что истерические нотки настойчиво прорывались в каждом слове.
— Славик, ты не понимаешь. Он не из тех людей, которые могут все бросить и уйти. Он, как дитя малое, на все разрешение спрашивает…
— Томочка, что с ним может здесь случиться? Сама подумай…
— А вдруг он в подвал пошел?
— Нет там никакого монстра. Мы с Владом уже все выяснили.
— Да знаю я, — отмахнулась Тома. — Но его там могло привалить камнем, он мог заблудиться, вдруг ему стало плохо, и он не может выбраться?
Я вспомнил, как сам чуть не потерял сознание, и если бы не Влад, кто знает, что со мной могло случиться?
— Наверное, ты права. Нужно проверить.
— Славик, я пойду с тобой! Ты такой молодец! Я к кому только не обращалась, все смотрят на меня, как на дурочку… — она всхлипнула.
И что она так о нем переживает? Меня задело. Ведь каждый мужчина, познавший женщину, считает ее частичкой своей собственности, осознание, что приходится ее с кем-то делить, ощутимо бьет по самолюбию.
* * *
У меня успели сформироваться стойкие негативные ассоциации по поводу подвала. Два раза я спускался в него и оба раза ничего хорошего оттуда не вынес. Не в материальном, конечно, плане. Утром с Владом еще, как бы ничего. Я был всего лишь ведомым, ответственность лежала на плечах товарища. Но и тогда страх пробирал.
Сейчас мне предстояло взвалить на себя главенствующую роль, быть образцом мужества и бесстрашия. Не позориться же перед, пусть и не хрупкой, но, все равно, женщиной.
Задача казалась сложной и почти невыполнимой. Утешало одно: если бы Тома не навязалась в попутчики, мне рано или поздно пришлось бы исследовать подземный мир в одиночку.
Дверь в подвал была открыта, лестница из вырубленной в полу дыры никуда не делась, стояла на прежнем месте. Превозмогая нерешительность и внутреннее отвращение, я заставил себя спуститься, вдохнул наполненный гнилью воздух, отчего настроения и желания двигаться дальше, отнюдь, не прибавилось. Посветил фонариком, луч бесстыдно забрался Томе под платье, могла бы и брюки одеть, но даже ее стройные ножки не сумели отвлечь от предстоящего неприятного занятия. Протянул руку, она охотно воспользовалась помощью, спрыгнула с последней ступеньки и оказалась в моих объятиях. Искорка, хоть и слабенькая, пронзила тело, мелькнула провокационная мысль вернуться, закрыться в комнате. Мелькнула и исчезла. Тома думала об ином.
Узкая каменная нора показалась более зловещей, чем в ночь, когда мы убегали от ревущего монстра. Тогда некогда было вглядываться в детали, да и утром я особо не присматривался. Фонарь был у Влада, его спина заслоняла свет, и подробности проплывали мимо внимания. Теперь я видел мокрые, покрытые слизью камни, некоторые из них вывалились, иные готовы были вот-вот обрушиться. Под ногами чавкала грязь. И хоть я считал, что не страдаю клаустрофобией, мне стало не по себе. Томе, наверное, тоже. Она шла сзади, но ее рука намертво вцепилась в мою, сжала, словно тисками, и вырваться из ее хватки было невозможно. Правда, я и не пытался. Мне самому так было спокойнее.
Кроме наших шагов в подземелье раздавалось еще много разных звуков. Шум падающих капель, необычно громкий, бьющий по мозгам, непонятные стуки, шуршание. Я не пытался их идентифицировать, чтобы не пугаться еще больше.
Вот и разлом в стене. Надо сворачивать. Путь до пещеры мы с Владом прошли полностью, и если бы Иннокентий Вениаминович был там, мы бы его увидели.
Я остановился, направил луч в узкую щель. Ее проделали недавно. Выбитые камни горкой лежали под ногами, но большая часть свалилась внутрь, образовав завал, у которого успела скопиться лужа черной, словно деготь, воды.
— Кажись, нам туда.
Хотелось, чтобы Тома проявила женские эмоции: закатила истерику или еще что-то, но она молчала. То ли язык отнялся от страха, то ли оказалась смелее, чем я. Последнее не устраивало. Пути назад не было. Пришлось собрать волю в кулак и, вопреки желанию, вступить в пропитанный гнилью отросток, почему-то устойчиво ассоциирующийся с раскрытой пастью хищника, который не имел представления о гигиене ротовой полости. Воняло, конечно, не так сильно, как на скотобойне, но, ощутимо. Тяжелый, не единожды проклятый и мысленно, и вслух воздух основного хода казался теперь чистейшим кислородом пропитанным фиалками.
Я осторожно ступил на камень, выпирающий из воды, он колыхнулся, накренился, нога соскользнула и по колено утонула в жиже. Не успел я возмутиться, как сзади раздался всплеск, Тома вскрикнула, ее руки вцепились в мою одежду и, мгновенье спустя, мы оба плескались в луже. Самое обидное, что за шаг было относительно сухо, дальше вода лишь сочилась по вымытой в гранитном основании бороздке.
— Какой ты неловкий, — спокойно, будничным голосом произнесла Тома.
Меня ее спокойствие покоробило. Подумать только, это я — неловкий? Нечто неприличное, готовое сорваться с языка, я удержал громадным усилием воли. Скрипя зубами, выбрался на сухое, попробовал струсить налипшую грязь, но только еще сильнее вымазал руки. Протер рубашкой стекло фонарика, направил луч на женщину, все еще барахтающуюся в луже, и помог ей подняться. Вид у Томы был еще тот. Платье лишь местами сохранило прежний облик и больше напоминало тряпку, которой вымыли пол и не успели сполоснуть. Пятна грязи прилипли к лицу, в волосах застряли щепки, паутина, комки чего-то неопределенного, отвратительного. Я бы рассмеялся, но вспомнил, что сам выгляжу не лучше, а может и хуже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
