- Постараюсь догадаться, - ответил Ружич. - Сначала - господство над Россией, потом - над всем миром...
- Господство - не то слово. В нашем гимне поется:
"Владеть землей имеем право", - Дзержинский сделал ударение на слове "владеть".
- "...А паразиты никогда", - задумчиво, обреченно продолжил Ружич. - А вот как объясните вы мне, русскому интеллигенту, всю жизнь желавшему процветания своей родине и счастья народу... - Ружич захлебнулся от нахлынувшего на него волнения. - Как вы объясните, что этот русский интеллигент тоже попал в разряд паразитов и, следовательно, не имеет права не только владеть землей, но и жить на этой самой земле? Не подумайте, ради бога, что я хочу затянуть время и отсрочить то, что мне уготовано, утомленно, будто уже очень долго спорил с Дзержинским, сказал Ружич. - И, ради всего святого, не надо прописей.
- И, ради всего святого, - в тон ему заметил Дзержинский, - не надо лжи.
Ружич удивленно вскинул крылатые брови.
- Я имею в виду все то, что так правдиво старался рассказать Аркадий Сергеевич Громов.
- А... - горько усмехнулся Ружич. - Все это ушло уже в область предания. Актер из меня никудышный...
Сейчас перед вами сидит не Громов, а Ружич. Вы это знаете. Я же ручаюсь за этого человека, за его искренность, за его совесть. f - Хорошо, удовлетворенно сказал Дзержинский.
- Вот вы арестовали меня, - продолжал Ружич. - И много других офицеров. Но не рано ли торжествовать победу? Русское офицерство никогда не станет на колени, не смирится с насилием.
- Русское офицерство? - переспросил Дзержинский.
- Да, русское офицерство, - упрямо подтвердил Ружич. - Какие только ярлыки не приклеивают нам большевистские газеты! А между тем правомерно ли забывать, что среди этих офицеров множество умных, образованных людей, для которых ничего нет дороже России?
- И много таких, на чьих плечах держался трон государя императора всероссийского и кто остался верен этому трону, как идолу, - продолжил Дзержинский.
- Я говорю не о них. Вы смотрите на офицерство как на однородную силу, несущую в себе заряд реакционности и фанатической преданности монархии. А между тем это далеко не так.
- Чужие ошибки мы на свои плечи взваливать не собираемся, - возразил Дзержинский. - Слепы не мы, а господа офицеры. Если бы они хотели счастья трудовому народу, то пришли бы к нам.
- Не так легко сбросить с себя груз прошлого, если не взвалить на плечи ничего взамен, - возразил Ружич.
- Уйдя в подполье, господа офицеры взяли в одну руку яд, в другую кинжал.
- Еще с детства я преклоняюсь перед декабристами, - признался Ружич. Россию я видел их глазами.
- А за какую Россию вы решили сражаться теперь?
- Отечеству своему я желаю только свободы, - А за что же, по-вашему, борются большевики?
- Революция - это февраль, - вспыхнул Ружич. - Октябрь - переворот.
- Это уже игра в словечки, - усмехнулся Дзержинский. - За Советами идет громадное большинство России.
Честь и хвала такому "перевороту"!
- Свобода никогда не имела ничего общего с насилием, - упрямо возразил Ружич. - Загляните в глубину веков, и вы убедитесь в этом.
- Наше насилие - во имя большинства над меньшинством.
- Уместна ли здесь арифметика? - в свою очередь усмехнулся Ружич, откинув мягкую прядь волос со лба на затылок, и заговорил медленно, раздумчиво, словно вспоминал о том, что стало далекой историей. - Матрос Железняков... Его слова: "Караул устал..." Впервые в истории Российской империи собрался подлинный орган народовластия - Учредительное собрание, и его разгоняет матрос, обвешанный пулеметными лентами. Свобода - и этот безграмотный, жестокий матрос!
- Кстати, "представительный" орган в народе пренебрежительно назвали учредилкой.
- Это термин большевиков.
- Так, - Дзержинский слегка прихлопнул ладонью по столу. - Так. Вот господин Савинков создал организацию, - продолжал он, глядя куда-то мимо Ружича, и то, что он не сказал "вы с Савинковым создали организацию", и то, что не посмотрел в этот момент в упор на него, - всем этим он как бы отделил Ружича от Савинкова, и от заговора, и от тех целей, которые ставили перед собой заговорщики. - Отдадим ей должное - организация крепкая, искусно законспирированная. Звучное, заманчивое название: "Союз защиты родины и свободы".
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но скажите, вы хорошо знаете Савинкова, скажите, что общего со свободой у человека, который едва ли не с пеленок бредит диктаторством? Что общего у него с родиной, если белые генералы, эти прожженные монархисты, сделали его своей марионеткой?
- У Савинкова нет корыстных целей, - убежденно сказал Ружич. - Он живет идеей. Всю молодость он отдал борьбе с деспотизмом.
- Не из любви ли к родине и пароду он предает и родину и народ английскому и французскому капиталу?
Ружич промолчал - это было его больное место, и Дзержинский понял смысл этого молчания.
- Вот вы утверждаете: у Савинкова не было личных целей, - продолжал Дзержинский. - Возможно, да, если под личными целями подразумевать лишь желание разбогатеть или сделать карьеру. Нет. для Савинкова это пустяки. Он игрок крупного масштаба. И позвольте с вамп пе согласиться. Я утверждаю: личные цели у Савинкова есть. Он мнит себя мыслителем, спасителем человечества
от "большевистского кошмара". Он жаждет быть в центре внимания, рвется на сцену политической жизни. Вот вам и цель. Неудавшийся литератор, он делает ставку на политику.
- Я предпочел бы не говорить здесь о Савинкове, - уклонился Ружич, - и лишь по той причине, что его нет сейчас здесь и он не имеет возможности отстоять себя.
- Что ж, бог с ним, с Савинковым как с личностью, хотя от этой темы, пожалуй, не уйдешь. Посмотрим на его плоды. "Союз" создан. У него есть штаб. Есть отделы: оперативный, сношений с союзниками, мобилизационный, разведывательный и контрразведывательный, агитационный, террористический, иногородний, конспиративный, отдел снабжения - это же просто мечта любого заговорщика, воплощение четкости и педантичности! - В словах Дзержинского чувствовалась едва приметная ирония. - Итак, крепость воздвигнута. Троянский конь в самом центре большевистского лагеря. Деньги по прихоти или по иронии судьбы текут из казны иностранных посольств. Конспирация отменная. Сигнал - и крепость начнет пальбу из всех орудий. Ну, а что дальше?
Ружич настроился слушать и не ожидал внезапного вопроса Дзержинского. Более того, он не сразу понял, что вопрос обращен именно к нему.
- Что дальше? - повторил Дзержинский.
- Вы... меня? - растерянно спросил Ружич.
- А дальше - власть большевиков свергнута. Мечта господина Савинкова сбылась. Он приходит к власти. Он формирует кабинет министров. А дальше?
Теперь Ружич уже был готов к ответу.
- Мы созвали бы Учредительное собрание, - сказал Ружич, словом "мы" давая понять, что он не отделяет себя ни от Савинкова, ни от его замыслов, ни от его "Союза". - И народ выразил бы свою волю.
- "Мы" - это монархист Перхуров, который спит и во сне царя видит? Или генерал Рычков, готовый швырнуть в учредилку гранату? Или, может быть, офицеры, чьи имения жгли те самые крестьяне, мятежный дух которых вы хотите убаюкать сладкоголосой молитвой кадетов? Или "мы" - это все они, вместе взятые?
- Ваши слова в плену иронии. Смеяться над поверженными легко.
- А мы и не смеемся. Просто верим, что победим.
- Нас рассудит история.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Согласен. Но предположим - наперекор логике событий, наперекор здравому смыслу, - предположим, что эти самые "мы" настолько влюблены в русский народ, что вручат ему штурвал государственного корабля.
А дальше?
- Восторжествуют идеалы справедливости, народовластия...
- И с этим согласится господин Нуланс, посол Франции? И господин Бьюкенен, посол Великобритании?
