хочется, но возвращаться домой ни с чем — тоже.
Втайне надеюсь, что Макс избавит меня от необходимости заговаривать первой, потому что я стесняюсь, теряюсь, совершенно не знаю, с чего начать!
Надежда умирает последней — вспоминаю крылатую фразу, когда мы проходим центральный фонтан, аллею классиков и мост на пруду, а он до сих пор, как воды в рот набрал.
— О чём думаешь? — стараюсь голосом не выдать переживаний.
— Волнуюсь.
Его лицо остаётся непроницаемым.
— Не очень на тебя похоже.
Кусаю губы от адской неловкости. Там, на раздаче, Макс был собой! Уверенным в себе и дерзким.
Может, я его угнетаю? Ну, бывает же так, что тяжело нести и жалко бросить? И знакомство с родителями, это не показатель. Первый раз у нас тоже был фееричным, для меня так вне сомнений. Его же это не удержало. Что могло измениться?
Ксения.
Она его кровь, его первенец. А я кто? Довесок, который не вписывается в привычную жизнь. Постоянство, быт, тихие семейные вечера… про него ли оно всё?
— Я сам не свой, — с толикой удивления подытоживает он, кривовато ухмыляясь.
— Есть повод? — отзываюсь надтреснуто.
— Это ты мне скажи.
Так, я не поняла… Макс сейчас в нападение так грамотно пытается уйти? Мне как будто оправдываться предлагают, а я всё никак не соображу, где провинилась.
— Дай подумать, с чего б начать? — вскидываю брови, мысленно поражаясь с его непонятливости.
Это что за замашки такие, а? Явился весь такой самоуверенный. За неделю всем зубы заговорил, толком привыкнуть к себе не дал и снова шею на других сворачивает… Ловелас чёртов! А мне, получается, надо закрыть на всё глаза? Таков рецепт счастья?
Нет, я так не смогу. Даже если сильно хочется — не умею притворяться.
— Обсудим планы на будущее? — находится он, не давая затянуться повисшей паузе.
— О, так ты видишь меня в своём будущем?
Вопрос жалким отзвуком тонет в шелесте листвы. От обиды на глаза наворачиваются слёзы.
— Мне кажется, я это как только мог показал.
— Ага, сегодня было особенно доступно.
Макс останавливается, с силой растирает ладонями лицо, нагнетая во мне чувство вины. Одно непонятно — а собственно за что?
— Подожди… — усмехается, сжимая пальцами переносицу. — Это из-за Любы, что ли?
Люба. Вот, значит, как её зовут. Запомнил.
— О тебе говорят, что ты ни одной новой юбки в офисе не пропустишь.
— Говорят, — цедит Макс, срывая с нижней ветки лист клёна. — А если скажут, что у меня роман с твоей подругой, тоже полезешь проверять?
— Вряд ли, — осекаюсь, нервно покусывая нижнюю губу. Его ответ звучит так убедительно, но разве я уже не обжигалась? — Лина меня за столько лет ни разу не предавала.
— А я предавал?
Его вопрос звучит так абсурдно, что меня корёжит внутри. Приятного мало, когда тебя считают за дурочку.
— Дай подумать… — в притворном раздумье стучу пальцами по губам. — Где ты был пять лет, мерзавец?! Почему тогда не приехал?
Оставляю маленький шанс, возможность быть со мной искренним.
Пусть расскажет про девушку, про то, что брякнул, что мы теперь встречаемся, просто так, чтобы не обидеть. Я бы поняла. Честно. Таких, как я с родителями знакомят, только обретя финансовую независимость. Не все как Амиль готовы пожертвовать своим будущим: отказаться от нормального образования, наплевать на личную жизнь, жить чужими проблемами, всего лишь, чтобы поступить так, как диктует сердце.
— Ногу сломал. В гипсе особо на мотоцикле не покатаешься, — отвечает Макс, но как-то зло и сухо. Порыв ветра швыряет мне волосы в лицо, не давая как следует рассмотреть выражение его глаз. — Знаешь, я никогда не питал иллюзий по поводу своей репутации. По большому счёту она вполне заслужена. Но почему-то был уверен, что, если буду искренним, любящий человек это сможет почувствовать и поверит мне, а не сплетням. Выходит, я неубедителен.
— Не переживай, — шепчу, отодвигаясь, чтобы заглянуть ему в лицо. На этот раз мой голос звучит увереннее. — В кафетерии было более чем эффектно.
Мартышев в бессилии закатывает глаза.
— Я тоже видел, что понравился этой Любе. Ну так что теперь, рычать на всех? Мне показалось, что заказать признание любимой самый простой способ убить двух зайцев: и выразить незаинтересованность ею, и сделать приятное тебе. — Резко разворачивает меня к себе за плечи. Психует. — Мари, я не понимаю намёков. Можешь прямо сказать, что опять не так?
— Не уверена, что это что-то изменит. — Опускаю голову, сглатывая горький комок. — Я пытаюсь тебе верить, но не могу доверять безоговорочно, потому что однажды ты уже соврал.
Макс с каменным лицом сжимает челюсти.
— О чём ты?
— Всё о том же, — старательно подбираю слова. Он смотрит так… так открыто и непонимающе, как не стал бы смотреть тот, кто позволил себе быть двуличным. Кажется, я совсем запуталась. И всё же решаюсь спросить на выдохе — Почему ты расстался со своей девушкой?
— Бред опять. — Качает головой разочарованно. — У меня никогда не было девушки. Знаешь, как-то не задерживались дольше ночи.
Атмосфера между нами накаляется. Воздуха не хватает.
— А кто тогда та, которую ты по выходным домой возил? — не отступаюсь. Если уж идти, то до конца. — Возил даже когда, по твоим словам, был в гипсе?
— Пытаешься пересказать очередные сплетни? — улыбается он как-то слегка напряжённо. — Ты всегда будешь верить кому угодно, но не мне?
— Твоей сестре тоже нельзя верить?
Его лицо вытягивается.
— Кате?
Вместо ответа киваю.
— Я искала тебя. Хотела рассказать, что у нас будет ребёнок…
— Пошли, — перебивает он, хватая меня руку. — Зайдём к ней в гости.
— Макс, к чему это всё? — вздыхаю, поднимаясь с ним в лифте.
Во время короткой поездки в такси Мартышев был занят телефонным разговором с Катей. Нет, он даже словом не обмолвился сестре о том, что приедет не один. Как, собственно, не назвал причину внезапного визита. Просто узнал, закончились ли у неё лекции, а дальше разговор ушёл в праздный трёп.
— Ты считаешь меня лгуном. Должны же мы выяснить, как так вышло?
Его голос звучит сухо и непреклонно.
Я, с одной стороны, хочу разобраться, а с другой — уже начинаю чувствовать себя глупо. Катя, должно быть, и думать о том разговоре забыла. Это у меня он сидит в голове как заноза.
— Спросил бы по телефону, — настаиваю. — Я же рассказала тебе, как всё было. Слово в слово. Что изменится?
Больше всего, конечно, коробит тот факт, что Макс не стал отпираться. Мне сложно представить более красноречивое подтверждение своим подозрениям.
— Теперь я понимаю, в кого наш ребёнок задаёт столько вопросов, —
