И лишь после этого, услыхав дикие вопли обожжённых паром, огонь милосердно положил конец их мучениям.
Боковые стены вместе с пушками рухнули во мгновенно растаявший снег, крышу, что уже разламывалась на части, подбросило футов на тридцать, если не на все пятьдесят; а огонь, не останавливаясь, множеством яростно-ярких, шипящих змей кинулся к третьей – и последней – машине.
Молли встряхнула руками, потому что огонь, даром что её собственный, жёг уже нестерпимо. Встряхнула – и целый веер пламенных брызг устремился к замершему вдруг ползуну.
Люки его распахнулись, и фигурки в чёрной форме одна за другой выбрасывались в снег. Молли не смотрела на них, они ничего не значили, ей нужно было остановить броненосное чудовище – и она его остановила, вогнав последний клуб огня прямо в дымовую трубу.
Она ещё успела увидеть, как рванулись во все стороны струи пламени, как горела броня и как на месте последнего ползуна осталась лишь груда чёрных оплавленных обломков.
И – да, вот оно, её эхо! Катится от неё во все стороны, содрогаются сосны, ой, вот одна взлетела, выдранная с корнем, словно гигантской невидимой рукой, падает вниз размолотый в щепу ствол; а волна спешит дальше, ой, что это, что за огнистые ручьи под землёй, почему там всё начинает бушевать, мама-мамочка, ой, что это, что?!
А потом пришла боль, яростно двинувшая ей под дых, вцепившаяся в волосы, ввинтившаяся в виски и начавшая драть – методично и люто.
Молли успела только взвыть, прежде чем её поглотило милосердное забытьё.
Глава 6
И вновь ей пришлось просыпаться, приходить в себя, мучительно выныривая из омута боли и кошмарных видений. Голова раскалывалась так, что хотелось, по примеру Зевса, попросить кого-то разрубить ей лоб топором. В глазах всё плавало и двоилось. Руки не поднять, ногой не шевельнуть. Ох-ох-ох, ну точно старая бабка…
Но небо над головой по-прежнему ярко-синее, и скрипят полозья по снегу.
– Молли? Очнулась? Сейчас Вольховну позову. – Ага, Таньша. Осунувшаяся и встрёпанная, синие круги под глазами.
– Волка… – у Молли вырвался еле слышный шёпот. – Мы их… мы их… остановили?
Мы. Их. Остановили.
У неустрашимой Волки вдруг дрогнули губы, и она как-то слишком уж поспешно отвернулась.
– Сейчас… Вольховну. – И она соскочила с саней. Соскочила как-то неловко, коряво, зашипев от боли.
Молли закрыла глаза. По вискам размеренно лупили сотни паровых молотов.
Холодные сухие пальцы берут её за кисть. Ласково гладят ладонь.
Госпожа Средняя.
«Голова, да? Сейчас полегче станет. Ох, девочка, если б не ты – не ушёл бы из нас никто. Три чудища их ты сожгла, все три, и только после этого повалилась. Ох, видела бы ты, как они резво от нас в горы драпали! Остолбенели, просто остолбенели, рты поразевали – и бежать! Эх, жаль, совсем нас мало оставалось, не погнать как следует было…
Вот только сил ты отдала… Мы думали, всё, не вытащим тебя. Горела ты вся, маги так горят, когда уже всё, когда умирать решили. Дивея вот так вот сгорела, когда пушечный поезд тот самый взрывала. Хорошо, девочка, что сумела ты огонь этот с себя сбросить, весь на них потратила. Только потому и выжила. Так-то оно вот… – Сухие крепкие пальцы сжали Моллину ладошку чуть сильнее. – Теперь вот отступаем. Сила валит с перевала, Молли, мы такой никогда не видели. Отходим всюду. Что позади, не знаем, пожары сплошные… Ну что, лучше стало, дорогая моя?»
Только сейчас Молли поняла, что адская боль, вбуравливавшаяся в череп, заметно ослабла. Настолько, что она смогла наконец разомкнуть плотно сжатые веки.
Скрип полозьев. Небо. Снег. Голубое и белое.
«Вот только… – в беззвучном голосе госпожи Средней вдруг зазвучала вина, – никак не получится нам с тобой докончить начатое. Запретной магии ты коснулась, девочка, талант у тебя есть, а умения нет, ну совсем. Времени… тоже не остаётся у нас. Эхо твоё далеко покатилось. И вулкан… не то с ним что-то. Что – сказать не могу, раненых пользовала да тебя удерживала… в общем, чтобы не вилять, везу я тебя к Вольховне Старшей, набольшей нашей сестрице».
У Молли враз пересохло во рту. Однако из-за пережитого она даже не смогла испугаться как следует. Ну, Старшая… Старшая… ну…
«Прости, девочка. Не могу я с тобой оставаться и учить тебя больше тоже не могу. Душой не покривлю – не совладать мне с твоей магией. Может, кабы не война, сидели б с тобой в светёлке тихонько, помаленьку, полегоньку – и справились бы, да поздно теперь. Только Старшая тебе и поможет. Огонь-то ты сбросила, силу жить я, как могла, тебе восстановила. Однако магия – это не огонь, это куда большее. Идёт оно вглубь, и не остановить это мне. Замедлить – замедлила, но не остановила. На Старшую вся надежда».
Госпожа Средняя звучала очень, очень виновато. И даже чуть испуганно.
«Ничего, – подумала в ответ Молли и вдруг повторила, уже не на имперском: – Nichego. Госпожа Средняя, я… я правда не боюсь…»
«Не боишься, девочка, и очень зря, – вздохнула целительница. – Сестрица моя старшая… злая она. Сильная – очень, старая и злая. Такая уж есть, и, как мы ни пытались, на своём стоит. Туго тебе там придётся, чего уж там скрывать…»
«Госпожа Средняя… я… всё равно не боюсь». И Молли попыталась, как могла, вновь представить этот бой, три паровых ползуна на снегу и свой восторг, свой взлёт, свою неуязвимость, своё бессмертие…
«Стой! Стой! – переполошилась госпожа Средняя. – Не вздумай! Ты ж все заплаты, что я наставила, вмиг сорвёшь! Силы своей не ведаешь, Молли Блэкуотер! Старшая с этим, верю, справится – а я нет! Так что лежи тихо! Сейчас Волку к тебе пригоню, они с твоей кошкой подружиться успели, где-то тут по округе скачут…»
«И Ди здесь?» – обрадовалась Молли.
«Куда ж она от тебя денется! Сторожит пуще любого надзирателя».
Скрипел снег. Стлалась дорога. Наверху – только небо да заснеженные верхушки елей. А позади, в мороках, в дымах и туманах – Норд-Йорк, и Молли даже сама уже не знает, а жила ли она там вообще? Слова – мама, папа, братик – вроде как остались, а за словами – тоже дым один. Словно не настоящая память, а раскрашенные картинки из книги.
Но это ж неправильно…
«Не пугайся, девочка. – Госпожа Средняя поспешила на помощь, видно, уловив Моллины мысли. – Нелегко после такой магии себя прежнюю вспоминать, даже и самое дорогое из жизни былой. Даже отца-мать родных. Оно всё вернётся, если… – она вздохнула, – если со Старшей совладаешь. Если она тебя на самом краю удержит. Видишь, врать тебе не вру, горькое снадобье мёдом не умащиваю. Страшна старшая сестра моя, да иначе участь ещё страшнее выходит. Что сказать тебе, девочка! Держись!..»
«Я продержусь…» – пообещала Молли, борясь со вновь наваливающейся сонливостью.
Караван, если судить по солнцу, двигался почти строго на запад. Молли вяло удивилась этому – жуткая Старшая, которую боялась, похоже, и её собственная сестра, по понятиям Молли, должна была обитать где-то далеко на севере, в самой глубине земель Rooskies.
Однако вместо этого они двигались параллельно горам Карн Дреда, уходя всё дальше и дальше от войны.
Простилась с ними госпожа Средняя – целительница возвращалась туда, где гремел бой. Вестями с Молли она не делилась, но, судя по мрачным лицам и Волки, и Всеслава, радостного в этих вестях было немного.
С ними никого не осталось: к Старшей Молли должны были доставить оборотни. Все уходили обратно, все шли на front, как они это называли.
Таньша часто сидела рядом с Молли, тоже, как и госпожа Средняя, держала её за руку, но, конечно, не для того, чтобы говорить. Говорить у Волки отлично получалось и так.
– Не пугайся только, как Старшую увидишь. Не пугайся. Это главное. Она трусих ой как не любит.
Молли втянула голову в плечи.
– Легко сказать «не пугайся»… столько уже про эту Старшую я слышала, что ой-ой-ой.
– А ты всё равно не пугайся, – с нажимом сказала Волка. Акцент её, когда она волновалась, делался особенно сильным. – С машинами этими – не испугалась ведь?
– Испугалась, – призналась Молли. – До смерти испугалась.
– Когда «до смерти пугаются», себе в штаны писают, – фыркнула Волка. – А не разворачивают магию и не взрывают три ползуна подряд. На себя не наговаривай.
– Не, я точно испугалась, – повторила Молли. Хотя на самом деле, пытаясь сейчас вспомнить ту яростную магию, что текла через неё, понимала – страха не было. Была именно ярость.
– Не каждый бы так смог, – с уважением проговорила тем временем Волка. – Как-никак ты из Норд-Йорка…
– Я оттуда, ага, – зябко поёжилась Молли. – Наверное, должна бы мучиться… наверное. Потому что я… их предала. А предателей… нигде не любят.
Волка помрачнела.
