— Ты барин не сомневайся, многие бабы тоже пойдуть. Они эту голытьбу криворукую, поболее нас ненавидят.
— А почему криворукую-то, — удивился я.
— Так несть приличный человек, кто работать могет, в красные голодранцы пойдет? Приличный человек работать будет хлеб, сеять да детей ростить, а по воскресеньем — в церковь.
— Так то ж приличные.
— Вот и я о чем барин. А если руки под х… затолчены, и все мимо пальцев идет, то тут на чуждой лоток открываешь роток. Вот оттуда они все и берутся пролетарцы, будь они не ладны.
— Ладно, Прохор, — вздохнул я вставая. — Хорошо тут с тобой сидеть, лясы точить… но и дело знать надо. Значит так, собирай мужиков, пусть берут что у кого есть: кто охотничье ружье, а кто вилы и топоры поострее и идите на двор усадьбы.
— Так ведь боязно идти, барин, у них там, на телеге, и пулемет есть.
— Пулемет говоришь?
— Угу.
— И что?
— Так ведь положат всех.
— Не положат, Прохор… Не положат… Так что иди, собирай народ, а я пойду погляжу, что там за большевики такие, и заодно с пулеметом их разберусь.
Поднявшись, я проверил оба револьвера, заткнул сзади за пояс восьмизарядный немецкий пистолет и не спеша пошел к дому, тому самому, где я проводил все лето с раннего детства до восьмого класса гимназии, к дому, где я знал каждый уголок. К дому подобрался я с задов, со стороны сараев. Был там один лаз. Нет, конечно, можно было пойти и по дорожке, только не хотел я раньше времени себя обнаруживать. Они конечно хоть и большевики, только перевес восемнадцать к одному меня все-таки смущал. Поэтому я решил действовать осторожно. И чем позже меня заметят, тем лучше.
Осторожно отогнув деревянный щит, крепившийся на огромном ржавом гвозде я проскочил в сарай. В лицо ударил запах прелой соломы. Я остановился, ожидая пока глаза мои привыкнут к полутьме, а потом ужаснулся, потому что сарай был пуст. Раньше тут всегда было груды соломы, а теперь от нее остался только запах. И, наверное из-за этой пустоты помещение казалось заброшенным, голым, и я в какой-то миг почувствовал себя предателем из-за того, что бросил, кинул родовое гнездо, и за долгие годы своих скитаний по свету не нашел недельки, да что там недельки, дня, чтобы заглянуть сюда…
Первого большевика я обнаружил сразу за дверью, ведущую из сарая вол двор. Он сидел на колоде и курил самокрутку. Сидел ко мне спиной. Больше во дворе никого видно не было, а посему я решил не тратить пулю на этого негодяя.
Вынув нож из-за голенища я осторожно подкрался к нему сзади, потом зажав правой рукой рот, рубанул острым клинком по горлу. Раньше я это никогда не делал, хотя видел, как делают другие. Тем не менее фокус удался. Красноперый даже не рыпнулся. Похоже, он так и не понял, что на самом деле происходит.
Когда же кровь забулькала в перерезанном горле, я подхватил заваливающееся назад тело и затащил в сарай. Пришлось протащить его в дальний, темный угол.
Итак, двор вроде бы был чист, а если кто и находился перед домом, то оттуда он не мог меня увидеть. Держа револьвер наготове я осторожно прокрался к заднему окну дома. Как я подозревал окна были заперты. Размахнувшись, я ударил рукоятью револьвера по стеклу. Звякнув оно развалилось. Я замер, но похоже, никто в доме не услышал этого звука. Потом свободной рукой я осторожно вынул осколки стекла и, просунув руку, убрал защелку. Открыл окно. Потом, положив револьвер на подоконник медленно подтянулся и остановился на полпути упершись лицом в дуло револьвера. Передо мной стоял матрос с расхлестанном бушлате. Усатый, мордатый, курчавый, он щурился и весело улыбался.
— Ну залезай, залезай… Посмотрим что за птица, — улыбка его стала еще шире и под густыми рыжими усами сверкнул золотой зуб.
Я на мгновение замер, потом качнулся чуть вперед, делая вид, что хочу влезть в комнату, а сам, выбросив руку вверх, схватился за руку матроса, державшую пистолет, а потом откинулся назад, увлекая противника за собой. Видимо матрос не ждал ничего подобного. Не удержав равновесия, он полетел вперед, со всего маха врезавшись животом в подоконник. Не знаю сколько я сломал ребер этим рывком, но взвыл морячок страшно, а я отскочив со всего маха ударил ребром ладони по шейным позвонкам противника. Тот дернулся и затих. Может я прикончил его, а может и нет, но чтобы не оставлять врагов за спиной, я вновь достал нож и одним ударом перерезал ему горло, после чего осторожно вынул у него из руки револьвер и заткнул за пояс. Еще один ствол всегда пригодиться.
Несколько минут у меня ушло на то, чтобы вытащить тело из окна и оттащить в сарай. Однако мне везло, никто меня не заметил. С другой стороны нужно было поторапливаться, если я не разберусь с пулеметом, то крестьян, пришедших вершить праведный суд, будет поджидать неприятный сюрприз.
Двигаясь как можно осторожнее, я повторил маневр с окном. В этот раз я залез в дом и никто мне не помешал. Что ж, отлично. В коридоре куда выходили двери задней комнаты тоже оказалось пусто. Тут же в углу была узкая лесенка, ведущая на второй этаж. Именно она мне и была нужна. Ступая, как можно тише, я поднялся на второй этаж. Прямой коридор вел на балкон главной залы, и парадную лестницу на второй этаж. По обе стороны от меня располагались двери. Комнаты слева меня не интересовали, а вот справа. Я проскользнул к крайнюю. Раньше эти комнаты считались гостиными — предназначались для гостей, а те что слева, с окнами, выходившими на реку были хозяйскими.
Сами же комнаты кроме дверей, ведущих в коридор тоже соединялись дверьми, и я именно на это и рассчитывал. Пройдя по всем комнатам я запер все двери, ведущие в коридор и оставил открытыми двери между комнатами. Двери же первой комнаты, та что располагалась первой возле парадной лестницы, я не просто закрыл, а забаррикадировал диваном и парой небольших тумбочек. Тяжелую мебель я двигать не решился, так как шум мог раньше времени выдать меня незваным гостям.
После я выглянул во двор. Там дела обстояли точно так, как говорил Прохор. Посреди двора стояла телега с пулеметом. На облучке, сидел еще один красноармеец, и похоже скучал. Еще раз я оглядевшись и проверив оружие, я приготовился.
Первая моя пуля сразила часового, вторая и третья искорежили затвор пулемета. И хоть до конца я в этом уверен не был, но надеялся, что все именно так и вышло.
Однако не успел затихнуть грохот третьего выстрела, как кто-то грязно ругаясь начал ломиться в двери комнаты, где я засел. Развернувшись, я помчался через комнаты, захлопывая за собой двери. Если Прохор правильно рассчитал, то врагов осталось только пятнадцать. Оказавшись в дальней комнате, двери которой располагались возле черной лестницы, я осторожно выглянул в коридор. Трое здоровенных матросов, умело орудуя прикладами трехлинеек ломились в дверь комнаты, через окно которой я застарели часового. Они не видели, меня, а сами были как на ладони, и грех было не воспользоваться такими отличными мишенями. Три выстрела и три тела упали на пол. Словно в тире.
А потом, пока снизу не подошло подкрепление, я выскользнул из комнаты и захлопнул за собой дверь, метнулся к черной лестнице. Где-то позади громыхали шаги, но преследователи были еще далеко. «Эх гранату бы да на растяжечку!» — вот о чем я в тот момент думал. Но гранаты у меня не было, а посему скатившись по лестнице вниз, я нырнул в комнату, шлепнулся на пол и отложив в сторону револьвер с пустым барабаном, взялся за следующий.
Вот на верхней площадке показался первый из преследователей. Я как в тире разнес ему голову, и тело с грохотом покатилось вниз по ступеням, забрызгав стены пахучей кровью. Осталось двенадцать экспроприаторов.
А потом кто-то с радостным криком швырнул вниз гранату. В общем, я получил то, чего так хотел, но не так, как хотелось бы. Пришлось мне в спешном порядке отступать. Выпрыгнув из окна, я затаился прижавшись рядом с ним к стене. И первый же разбойник высунувшийся из окна получил пулю в висок. После чего я ретировался за угол дома, пробежал через двор, и одним махом скинув засов, распахнул ворота. Я надеялся, что Прохор с крестьянами уже где-то неподалеку, однако никого на дороге видно не было.
Тут вокруг засвистели пули. Я метнулся влево вправо, но единственным укрытием оказалась телега с пулеметом. Эй, зря я поспешил и разнес адскую машинку. Пулемет бы мне очень пригодился.
А так… положение у меня было почти безвыходным. Патронов много, три пистолета, так что до поры до времени я мог сидеть в укрытии и постреливать, не давая революционным солдатам высунуться. Только вот долго ли я так смогу продержаться?
— Эй, парень! — закричал один из революционеров в перерыве между выстрелами. — Ты бы лучше выходил сам. Сдашься, мы тебя просто расстреляем, а не выйдешь…
— …мы тебя не ленточки для бескозырок порежем, — добавил другой голос.
— Нож затупишь, резавши, — ответил я.
