Понимание бытия как воплощения божественной сущности во многом близко Марине Цветаевой, считающей искусство посредником между миром духовного и миром физического (Цветаева 1979, 394): «По существу, вся работа поэта сводится к исполнению, физическому исполнению духовного (не собственного) задания (…) К физическому воплощению духовно уже сущего (вечного) и к духовному воплощению (одухотворению) духовно еще не сущего и существовать желающего, без различий качеств этого желающего (…) Состояние творчества есть состояние наваждения (…) Что-то, кто-то в тебя вселяется, твоя рука исполнитель, не тебя, а того. Кто — он? То, что через тебя хочет быть» (Соч.-2, 390–391, 397).
В связи с такой концепцией творчества слово быть приобретает в произведениях М. Цветаевой особое значение и понятие бытия активно разрабатывается ею с использованием явных и скрытых в языке возможностей. На всех этапах своего творчества М. Цветаева испытывает — исследует и воплощает — возможности различных форм этого глагола, способного выразить разные значения и оттенки смысла.
В современном русском языке глагол быть употребляется в экзистенциальной функции — как полнозначное слово, называющее самое общее понятие бытия, и в функции связки, а также в функции вспомогательного глагола в составе аналитической формы будущего времени — как слово, лишенное лексического значения. Одни исследователи признают глагол быть во всех функциях единым словом, другие считают полнозначное и связочное быть омонимами (см. об этом: Кузьмина, Немченко 1968, 147). Авторы, анализирующие диалектное употребление глагола быть, придерживаются мнения о том, что это одно слово во всех функциях (Кузьмина, Немченко 1968; Дементьева 1973). Очевидно, свободное и творческое отношение носителей языка к слову за пределами литературной нормы определяет множество переходных случаев, заставляющих видеть единство лексической единицы в разнообразных ее проявлениях. Характерно, что именно максимально расширенная семантика экзистенциального быть приводит к десемантизации этого глагола, сводит его смысл к выражению грамматических отношений или к полной утрате слова в современном литературном языке, а в просторечии, диалектах, языке фольклора — и к превращению этого глагола в усилительную частицу и даже в чисто просодический элемент (Кузьмина, Немченко 1968, 156).
Таким образом, слово быть, имеющее самое широкое значение и в то же время не имеющее значения вообще, реализовало в русском языке свою энантиосемичность в наиболее резкой форме: развитие признака бытия, доведенное до предела, завершается своей противоположностью, антитезисом. Однако за антитезисом следует синтез. В современной лингвистике осуществляются попытки не только описать разграничивающие признаки и функции экзистенциального, связочного и вспомогательного быть (см., например, Чвани 1977), но и показать синкретизм этих признаков и функций, объединяющий глагол как семантическую единицу языка. Так, Н. Ю. Шведова обращает внимание на внутреннюю двузначность конструкций типа была зима, на заложенные в ней разные лексико-грамматические качества глагола быть (1973). Именно возможность двузначной интерпретации глагола быть определила полемику В. И. Трубинского с Н. Б. Кузьминой и Е. В. Немченко в оценке диалектных конструкций с этим глаголом (Трубинский 1984, 186 и сл.). Взгляд на глагол быть как на синкретичное слово характеризует работы таких исследователей, как М. М. Гухман, А. И. Смирницкий, М. И. Стеблин-Каменский и др. (см. об этом: Дементьева 1973, 4). Значительное внимание синкретичности бытийного глагола уделяет Л. Г. Бондарчук (1985).
Синкретизм экзистенциальной и связочной функции глагола быть оказывается очень важным исходным элементом в моделировании поэтического мира М. Цветаевой.
Глагол быть представлен в ее поэзии различными формами, принадлежащими к активному и пассивному лексико-грамматическому запасу в современном русском языке: личными формами 1-го и 3-го лица единственного числа настоящего времени; формами прошедшего времени единственного и множественного числа всех трех родов; личными формами 1-го, 2-го и 3-го лица единственного и множественного числа будущего времени; причастиями, как сохраняющими глагольность, так и стремящимися к адъективации и субстантивации; формами императива, сослагательного наклонения; инфинитивом, элементами фразеологизированных сочетаний должно быть, быть может, то есть, как есть и др. Семантика бытия отражается и в употреблении однокоренных с быть слов сбыться, забыть, забыться, пребыть, бывать, непробудный и др., в использовании существительных бытие, небытие, быт, сущность, существенность, существованье, быль, былье, будущность и др., в словах нет и несть. Не имея возможности подробно остановиться на фактах отражения семантики бытия всеми частями речи, сосредоточим анализ на употреблении собственно глагольных форм слова быть (в том числе и причастных), которое отражает общие закономерности языкового представления понятия «бытие» наиболее отчетливо.
Формы настоящего времени глагола быть в произведениях М. Цветаевой показывают, что Цветаева, семантизируя формальный элемент — связку (или вспомогательный глагол), превращая формальное в содержательное, постоянно придает связке экзистенциальное значение. Сам факт наличия связки есть в поэтическом тексте не может быть нейтральным, поскольку в современном русском языке связка настоящего времени употребляется очень ограниченно — в научном или официальном стиле речи. При этом ее использование определяется не столько функционально-стилевой разновидностью речи, сколько установкой на архаическую модель определений типа лингвистика есть наука о языке — вместо более современного оборота лингвистика — это наука о языке.
В поэзии М. Цветаевой форма есть в основной функции связки встречается неоднократно:
1) Ибо — без лишних словПышных — любовь есть шов.Шов, а не перевязь, шов — не щит.— О, не проси защиты! —Шов, коим мертвый к земле пришит.Коим к тебе пришита (И., 469);
2) Рабской сущности ундергрунд —Музыка — есть — бунт.(…)Женской сущности септ-аккорд —Музыка — есть — черт.(…)Что есть музыка?Тайный страхТайного рата Гете —Пред Бетховеном (И., 517);
3) (…) На рвань нудную, вдовью —Что? — бровь вверх! (Чем не лорнет — Бровь!)Горазд спрашивать бровьюГлаз. Подчас глаз есть — предмет (И., 549);
4) Не в чаю спитомСлавы — дух мой креп.И казна моя — немалая есть!Под твоим перстом —Что господень хлебПеремалываюсь,Переламываюсь (И., 273).
В первых трех примерах наличие связки объясняется, несомненно, установкой М. Цветаевой на афористичность высказывания. Используя модель научного определения со связкой как усилителем ясности толкования, М. Цветаева ставит на место определения метафору, утверждая тем самым ясность и объективность метафорического способа познания. (В эссе «Земные приметы» М. Цветаева говорит: «Две любимые вещи в мире: песня — и формула». — Соч.-2, 314). Актуализирующие связку знаки тире, особенно стоящие по обе стороны связки, превращают ее из формального элемента в значимый: форма есть становится указателем истинности постулируемых связей и отношений, ее можно истолковать как 'это существует (имеется) в устройстве мира в таком виде, представлено такой сущностью'. Тем самым факт употребления и актуализация связки настоящего времени в конструкциях с метафорическими отождествлениями художественного текста придают связке экзистенциальное значение. Анализируя использование связки есть в научном стиле речи М. В. Ломоносова, Г. Н. Акимова отметила, что в конструкциях со связкой и подлежащее, и сказуемое чаще всего выражены отвлеченными существительными (1963, 100). Возможно, что это свойство конструкций с именным сказуемым и определяет абстрагирующие потенции метафоры в предложениях отождествления. Кроме того, предложения с именным сказуемым обычно бывают распространенными, выражения типа леность есть порок встречаются очень редко (там же, 101). У Цветаевой же мы наблюдаем преимущественно одночленную именную часть сказуемого — шов, предмет, бунт, черт. Может быть, это объясняется тем, что синтетический способ познания в художественном творчестве в отличие от аналитического научного способа познания требует образной достоверности, а образ оказывается семантически более объемным именно при нераспространенной присвязочной части сказуемого, так как в этом случае область бытия представлена неограниченной.
