Жаль, что такого вида вооружения сейчас почти нет в нашей армии. Это ПТР не было запущено в серию из-за дороговизны и сложности конструкции, хоть альтернативы в тот момент времени попросту не было. Увы, но армия в начале войны встретила врага, не имея достаточно мощного индивидуального средства поражения бронетехники на расстоянии. Сейчас в тылу предпринимаются немалые усилия, чтобы такое средство появилось, и оно появится, но лишь в ноябре 1941 года, когда под Москвой и встретится с танками. Однако бесценное время со дня создания первого образца, будет упущено, и сейчас останавливать немецкие танковые клинья советские пехотные части вынуждены лишь противотанковыми гранатами.
Увидев, что ружьё работает вполне нормально, решил существенно увеличить расстояние и вторым выстрелом поразил пень, который располагался приблизительно в километре от нас. Отклонения массивной пули практически не было, и она вошла в двух сантиметрах от той точки, куда я намеревался попасть. Дальность ПТР Рукавишникова была заявлена в тысячу метров, поэтому сейчас я стрелял фактически на максимальную дистанцию, Однако для того, чтобы максимально эффективно использовать все плюсы оружия, необходимо было проверить, сможет ли оно стрелять ещё дальше или нет.
Выстрелил в лежащее дерево примерно в полутора километрах от меня. Пуля попала в толстый сучок, в который я метился, но вошла в него неглубоко.
Из этого я сделал вывод, что заявленная в тактико-технических характеристиках дистанция поражения целей является адекватной. На дистанциях более километра, ну, может быть, тысячи двухсот метров патрон терял свою силу, и рассчитывать на то, что он сможет уничтожить бронированную технику, не стоило.
Для того чтобы закрепить результат, четвёртый снаряд послал точно в то место, куда попал второй — в центр пня, и на этом решил испытания нового для меня вида оружия считать успешными.
— Товарищ лейтенант, думаю, хватит палить в белый свет, как в копеечку. Я уже понял, как оно работает. И хотя пострелять можно было бы и ещё, но учитывая тот факт, что патронов к этому ружью у нас очень мало, предлагаю на этом стрельбы закончить.
— Мог бы ещё стрельнуть. Но раз ты считаешь, что четыре патрона будет достаточно, то ладно, пусть один останется, — сказал он, убирая от глаз бинокль.
Посмотрел в сторону города, вероятно, жалея, что отпустил машину на столь долгий срок, и, показав на лежащее неподалёку дерево, предложил присесть.
Положил ПТР рядом с собой, не став заворачивать его в тряпицу, чтобы оно остыло и посмотрел на командира. Тот достал из вещмешка два куска хлеба, две банки тушёнки, несколько варёных картошин, зелёный лук и, выдав мне ложку, предложил перекусить.
— Машина не скоро будет. Так что давай пока подкрепимся.
— Да я вроде бы не голоден, — сказал я, но всё же от еды отказываться не стал.
Организм у меня сейчас был молодой, рос и мужал не по дням, а по часам, и ему постоянно требовались калории.
Взял у чекиста нож, открыл банку тушёнки и приступил к еде. Воронцов от меня не отставал. Было очевидно, что он тоже проголодался.
— Ну что, Алексей, как тебе новое оружие? — закончив перекус и убирая столовые принадлежности, спросил лейтенант.
— Нормально. Только лягается, как тяжеловоз. Привыкнуть надо.
— Судя по тому, что ты в цель попадаешь — уже привык.
— Не совсем так, — покачал я головой. — Дело в том, что сейчас я стрелял по неподвижным мишеням, а вот как стрельба будет проходить по движущимся целям — покажет только бой.
— Согласен. Но всё равно, я думаю, что справишься.
Последние слова командира я почти не услышал. Мой взгляд устремился на мелькание между просветами в чаще леса, что был расположен в трёх километрах от нас в тылу.
Поднялся на ноги, сфокусировал зрение и разглядел мчащуюся на большой скорости санитарную машину. Она неслась обратно в Новск, причём с такой скоростью, что было очевидно, что водитель старается выжать из двигателя всё, что можно.
От Новска до Чудово было около тридцати километров. Медицинская машина совсем недавно выехала и добраться до точки назначения попросту не могла. И вот сейчас, когда я наблюдал явно неплановое возвращение, в мою голову пришло понимание того, что, скорее всего, по дороге что-то случилось.
Воронцов увидел, что я насторожился, и, тоже встав, посмотрел в ту сторону.
— Что там? Не вижу, — сказал он и поднёс бинокль к глазам. Машина на некоторое время скрылась за деревьями, а потом вновь показалась. — Куда он так гонит? Там же дорога вся разбита! Перед горкой хочет скорость набрать?
Ответ на этот вопрос нашёлся почти сразу в виде показавшейся группы немецких мотоциклистов.
Группа из двух мотоциклов с колясками мчалась за нашим сантранспортом, ведя по нему огонь из пулемётов.
— Немцы! — вглядываясь вдаль, прокомментировал я Воронцову, а потом, вспомнив, кто находится в машине, обмирая, прошептал: — Там же Алёнка!
Услышав мои слова, чекист озвучил более полную информацию:
— Алёна Игоревна, главврач и раненые! Апраксин тоже там!
Он выругался.
Я вновь сфокусировал зрение и посчитал цели. Два мотоцикла и четыре мотоциклиста. Получалось двое водителей и двое пулемётчиков, сидящих в колясках. По идее на всё про всё мне должно было хватить одной обоймы моей мосинки… И у меня была в наличии всего одна обойма. В суматохе сборов взять с собой запас патронов я попросту не успел. А точнее, это у меня вообще вылетело из головы. И Воронцов ничего не сказал и не напомнил. Да и не ожидал я, что мы останемся тут одни, а машина уедет. Вот и получилось, что сейчас патронов было впритык.
Немцы вели огонь по машине неприцельно. Они, словно хищники, играли со своей жертвой, не стремясь прикончить её в первую же секунду. Короткие пулемётные очереди свистели рядом с автомобилем, словно косой начисто срезая траву и кустарник по обе стороны дороги. Водитель грузовика, вероятно, стараясь уйти от пуль, вилял машиной из стороны в сторону, но дорога в этом месте была неширокой, да ещё и шла в гору, поэтому скорости для манёвра грузовику явно не хватало.
Впрочем, бессмысленно это было. Мотоциклы явно имели большую скорость и манёвренность, чем санитарная машина, а потому шансов уйти от погони у грузовика совсем не было.
Обнадёживало одно — преследователей было немного, а расстояние около двух километров позволяло мне уничтожить врага.
Но был один неприятный момент. Дело в том, что цели не стояли на месте и двигались не по прямой, а по извилистой дороге, а потому траекторию пули рассчитать было практически невозможно.
Однако других вариантов попросту не было. Я должен был попытаться спасти наших людей из лап врага. Не мог же я просто стоять и ждать, пока фашисты уничтожат всех, кто внутри машины. Не мог! А потому нужно было немедленно начинать действовать!
— Не беспокойся, командир, сейчас я их отсеку. Они сейчас на гору поднимутся, и я их грохну, — успокаивая себя и Воронцова оптимистичным, но совершенно неуверенным тоном, произнёс я и схватил в руки мосинку.
Лейтенант с надеждой посмотрел на меня, кивнул и негромко произнёс:
— Давай, Лёша. Бей гадов!
Но открыть огонь я не успел. Как только собрался стрелять, увидел, что в задние колёса полуторки попали пули. В машине что-то задымилось и она, замедлив скорость скрылась за пригорком. Через секунду там же скрылись и мотоциклисты.
— Не вижу! Не вижу! — со злостью простонал я и стал ждать, что машина появится из низины.
Но уже через несколько секунд стало понятно, что этого не произойдёт.
— Что там? Где они? — водя биноклем, спросил командир.
Я описал обстановку.
— И что будем делать?
— А что нам остаётся? Конечно, надо выручать, — сказал я и, продев через руку ремень, закинув мосинку за спину, закончил: — Я пошёл.
— Стой, Лёха! Ружьё-то! — нервно крикнул Воронцов, останавливая меня.
— Да какое ещё ружьё⁈ Они же за пригорком. Я их отсюда подстрелить не могу. Немцы там чёрт знает что могут с нашими сделать! Туда мчаться быстрее надо!
