По просьбе следователя из архива была извлечена его история болезни. По книге входящей и исходящей корреспонденции Чикуров установил, что пациент с Северного Кавказа писем в клинику не присылал. На всякий случай Игорь Андреевич изъял историю болезни Гаджиева и попрощался с Орловой. По плану следующим у него был разговор с Шовкоплясом.
Березкинская участковая больница находилась поблизости, чуть ли не на одной улице. Но какой контраст с клиникой! Скромное двухэтажное здание, обыкновенная больничная обстановка.
Геннадий Савельевич Шовкопляс был коренаст, с упрямой линией рта и крутым подбородком; взгляд у него был внимательный, изучающий. Возможно, от привычки определять недуг больных, которых он на своем веку повидал немало. Кисти рук жилистые, с редкими веснушками.
Чикуров представился и прежде всего поинтересовался состоянием Баулина.
— Боюсь сглазить, — сказал хирург. — Но уже есть надежда. Вообще, если бы мне сказали, что человек с таким ранением живет вот уже пятые сутки, я бы не поверил! Однако — живет! И, похоже, выкарабкается. Хотя еще раз повторяю: это просто чудо.
— Скажите, Геннадий Савельевич, его скоро можно будет допросить?
— О-о! — протянул врач. — Многого захотели. Я не знаю, будет ли он вообще говорить. Травмированы очень важные центры в мозгу. Ничего нельзя предсказать. Может пролежать в постели до конца дней своих, потерять память, зрение… Рефлексы пока очень неважные. — Шовкопляс вздохнул. — Скажите, кто же это в него пальнул? Если можно, конечно.
На прямой вопрос хирурга Чикуров решил ответить тоже прямо:
— Не знаем. Версий много.
— Подозреваемых? Так, кажется, у вас принято говорить?
Чикуров кивнул и сказал:
— Между прочим, вы тоже входили в их число. Но… — Он замолчал.
— Спасибо за откровенность, — усмехнулся Шовкопляс. — Ну да, отношения у нас с Евгением Тимуровичем — хуже некуда… И, как в старые добрые времена, — дуэль! Вот только секундантов не было… А ведь, товарищ следователь, Баулину повезло, что в то утро я находился в больнице… Понимаете, с вечера поступил больной: упал с четвертого этажа…
— Это как же его угораздило? — спросил Чикуров,
— Как? Очень просто. Пошел он к знакомым на новоселье и упился до такой степени, что забыл, где находится, у себя дома или в гостях.
— Ну и что? — не совсем понял Чикуров.
— Понимаете, он живет в своем домике. От водки нашло затмение: решил вылезти в окно, справить малую нужду, как иной раз, видимо, делал дома. А тут четвертый этаж… Три операции пришлось делать… Вот до чего доводит зеленый змий!.. Уже хотел было идти домой, а тут привозят Евгения Тимуровича… Счет шел буквально на секунды.
Он замолчал, испытующе глядя на следователя.
— Да, вы выложились полностью, — сказал Чикуров. — Даже нейрохирург из области признался, что не прооперировал бы профессора лучше.
— И за комплимент благодарю, — устало произнес хирург, но было видно, что похвала не оставила его равнодушным, он как-то успокоился. — Понимаете, у меня была двойная ответственность… Не дай бог, Евгений Тимурович умер бы на операционном столе! Представляю, как злорадствовал бы кое-кто! Нет, я не мог этого позволить.
— Чего же вы не поделили с профессором? — спросил Чикуров.
— Поделили, не поделили… Вопрос в другом. Мы же не дети, которые ссорятся из-за цацки. — Шовкопляс вздохнул. — Много субъективного и объективного… Все как-то перемешалось.
— А если попытаться отделить одно от другого?
— Пожалуй, это трудновато. Так уж устроен человек. — Врач усмехнулся.
— Хорошо, начните с субъективного, — попросил Чикуров.
— Вам известно, что до приезда Баулина тут никакой экспериментальной клиники не было?
— Известно.
— Существовала больница. Я был главврачом и, естественно, хотел оставаться им и дальше… Думаете, карьерист, честолюбец? — Следователь пожал плечами, а Шовкопляс продолжал: — Впрочем, я за самоутверждение! Это свойственно любому человеку. И за карьеру, если хотите, — с каким-то вызовом произнес хирург. — Но честную! Когда не локтями или потому что где-то рука, а своим умением и горбом. Понимаете, о чем я говорю?
— Вполне, — кивнул Игорь Андреевич.
— Точно не знаю, вмешивался Баулин, чтобы меня убрали с главврача или нет. Думаю, что приложил руку. Позвольте спросить, я должен был после этого его благодарить? — сощурился Шовкопляс. — Нежно любить? Не могу! Вот и весь субъективный фактор!
— Ясно. А объективный?
— Ну, тут дело посложнее. Не уверен, что поймете.
— Попытаюсь.
— Я — хирург. Это сразу поставило нас по разные стороны, так сказать, баррикады.
Врач стал охлопывать карманы. Наверное, искал сигареты. Чикурову самому хотелось курить. Он вынул пачку.
— Угощайтесь, Геннадий Савельевич.
— Благодарю. — Шовкопляс с удовольствием затянулся. — Так вот, я — хирург, но не считаю, что хирургия является панацеей от всех бед! Признаю даже, что иной раз мы режем от бессилия… Конечно, раковую опухоль лучше было бы ликвидировать с помощью медикаментов, камни в печени — растворять, катаракту снимать мазями или еще чем… Но ведь бывает такое состояние больного, когда терапия бессильна. Не доросли! Так что волей-неволей приходится браться за скальпель, иначе — смерть, слепота, глухота и так далее… Баулин же убеждал, что многие болезни, которые устраняем мы, уже сейчас можно лечить без хирургического вмешательства.
— Вы считаете его утверждения беспочвенными?
— Преждевременными. Понимаете, мы оба максималисты. Возможно, истина где-то посередине. Но, право же, иные его заявления… — Шовкопляс поморщился. — Простите меня, но это уже фанатизм.
— Я читал его работы. В них есть рациональное зерно. — Видя, что хирург скептически усмехнулся, Чикуров поправился: — Конечно, я далек от медицины, но идея активно использовать средства народного врачевания, лекарства, взятые у самой природы, видимо, заслуживает внимания.
— Что значит использовать, — встрепенулся хирург. — Так называемые народные средства, лекарства, взятые у самой природы, и сегодня входят в арсенал современной медицины. Каждого врача. Что такое, например, грелки, ножные ванны, банки? Этим пользуются все, а не один Баулин. А валерьянка, которую прописывают доктора? Настой травы. Или широко известный раунатин? Не что иное, как препарат из растения под названием Раувольфия… Таких примеров я могу привести сколько угодно. Так что некоторые утверждения уважаемого профессора — это, простите, попытка ломиться в открытую дверь. Но у него есть и другие, менее безвредные.
— А именно? — поинтересовался Игорь Андреевич.
— Отрицание достижений современной фармакологии. В частности, антибиотиков… Господи, в чем только не обвиняется их применение! А главное забывают: великое открытие Флеминга дало в руки врача грандиозное средство против воспалительных процессов — этого страшного бича человека! Антибиотикам обязаны миллионы исцеленных!
— Ну хорошо, — прервал хирурга следователь. — А разгрузочно-диетическая терапия? Попросту говоря, лечение голоданием? Хотя бы для того, чтобы сбросить вес?
— Хочу вас поправить: разгрузочная диетотерапия не полное голодание. Это во-первых. А во-вторых, если уж говорить о голодании как методе лечения… Это, по сути, перестройка работы всего организма, и сравнить ее можно со сложной хирургической операцией… Станете вы ее делать дома? Нет. Но, увы, голодать теперь стало модно… Между прочим, Николаев и Нилов — они, по-моему, одни из самых компетентных врачей в лечении голодом — в своей книге приводят случаи, когда самовольное голодание оканчивалось чуть ли не летальным исходом… Понимаете, доступность метода вводит в заблуждение… Вы затронули вопрос о похудении. Да, многие желают сбросить вес. И голодают. Лично я считаю это глупостью. Стоит потом человеку вернуться к прежнему питанию, как все его достижения, добытые так мучительно, очень быстро сводятся на нет.
— Но Баулин, насколько я понял, рекомендует вообще изменить подход к самому принципу питания. А отсюда — и образу жизни.
— Да, да, — кивнул хирург. — Свести до минимума потребление мяса, жира, особенно животного, не есть шоколадных конфет, тортов, сократить мороженое, исключить шлифованное зерно и прочая, и прочая, и прочая. — Он откинулся на спинку стула и покачал головой. — Черт возьми, сколько развелось новомодных пророков! Одни хают молоко, другие против любого мяса, третьи считают, что нужно питаться только фруктовыми и овощными соками… Возьмем, к примеру, Шаталову. Вы слышали о ней?
— Слышал и читал ее статьи, — кивнул Чикуров.
— Так вот, Галина Сергеевна Шаталова считает, что дневной рацион человека не должен превышать тысячи калорий. Откуда она взяла эту цифру, позвольте спросить? Между прочим, хорошо на ее теорию ответил доцент Горшков, завкафедрой гигиены питания Первого московского медицинского института в одном журнале. Оказывается, в фашистских концлагерях узники получали в сутки примерно такое же количество энергии. По-моему, комментарии излишни.
