— Я Денис Павлов, сын Марины Игоревны, вашей знакомой…
Если бы не подсказка айфона, Глеб не сообразил бы применить к Кабуче обычные человеческие имена и отношения, а теперь он понял: звонит Денька. Денька? С трубки Мариши? Что случилось?
— Что случилось, Денис?
— Мама сказала, что я могу обратиться к вам, если что-то вдруг потребуется… Если у меня будет критическая ситуация…
Глеб быстро подумал, что у Мариши была куча разных приятелей-тусовщиков и мужики с сайтов знакомств — все отобранные по анкетам, по тестам, но Мариша на случай неприятности дала сыну телефон отставного бойфренда…
— Что случилось, Денис? — повторил Глеб.
— С мамой… плохо… — И голос у парня сломался.
— Возьми себя в руки, — приказал Глеб. — Объясни, что с ней.
— Она… Она словно бы не в себе. Я думаю, у неё истерика. Она разбила посуду, выбросила вещи из шкафа…
— Она что-то говорит?
— Невнятно. То рыдает, то выкрикивает что-то, то бормочет.
— Лежит? Сидит? Ходит?
— Всё сразу. То ляжет, то встанет. И шатается, когда на ногах.
Глеб подумал, может, Мариша напилась — или ширнулась чем?
— Денис, она трезвая?
— От неё не пахнет. У нас на кухне бренди стоит, она не трогала.
— Наркотики?
— Нет, Глеб Сергеевич. Она никогда… — Денис явно терялся. — Она шутила о наркотиках, и все считали, что она иногда употребляет, потому что она была коммуникабельная, интересовалась эр-энд-би, но на самом деле такого никогда не бывало. Я же знаю. Я уже взрослый.
— Ни шприцов, ни порошков, ни таблеток, ни травки…
— Ничего такого.
— Может, всё-таки вызвать наркологию? Или скорую?
Денис молчал. Глебу не хотелось ехать в Митино, но он понимал, что на Бобса эту проблему не перевалить, хотя Бобс, а не он теперь любовник Мариши. Борька был какой-то бесчеловечный. Наверное, вместо помощи он скинул бы Денису на е-мейл ссылку на ресурс, где объяснялось бы, что делать в подобном случае.
— Денис, а где отец у тебя? — спросил Глеб.
— Он уже три года в Мюнхене.
Херов ариец, подумал Глеб, вспомнив внешность Дениса.
— Значит, вы не приедете? — надтреснуто спросил Денис.
— Я уже еду, — соврал Глеб. — Просто думаю, кого можно было бы подослать к тебе прямо сейчас.
— Я подожду вас, Глеб Сергеевич. Маму я в ванной закрыл.
— То есть? — удивился Глеб.
— Я боялся суицида, что она окно разобьёт и выбросится, и потому затолкал её в ванную. Она там всё уже сломала, так что не опасно…
Вообще-то, можно вены порезать, повеситься, башку раскроить, подумал Глеб, но не стал пояснять это Денису.
— А ты как её застал, маму-то?
— Она с утра была дома. У неё сегодня свободный день, но она не собиралась никуда идти. Я вернулся после школы и увидел всё это…
— Она ничего тебе не сказала?
— Ничего. Только кричала, что у неё чума.
Глеб поехал по Алтуфьевскому шоссе не в сторону Центра, а в направлении к МКАДу — так будет проще добраться до Митино. Зима в Москве никак не начиналась, словно застряла на растаможке: снег не выпал и не морозило. Обе стороны улицы дробно пылали россыпями новогодних гирлянд, опутавших голые деревья, длинными трассерами фонарей, заревом рекламы и витрин — вдали всё сливалось в дымные озёра огней. Казалось, что Москва, подобно детской железной дороге, выстроена на полу в огромной комнате, поэтому здесь густо натыкано лампочек подсветки: в комнате неба нет, вместо него глухой потолок.
Снова чума? — думал Глеб. — Чего она прилепилась-то к судьбе, как чесотка? Опять душу сосёт этот страх, мучительный и тоскливый.
Ситуация с Маришей во многом напоминала ситуацию со Славой. Слава сидел дома один, к нему заявился демон чумы, и Слава впал в психоз. С Маришей примерно так же: была дома одна — а потом вдруг взбесилась. Логично предположить, что и к ней пробрался демон.
Какой он на самом деле, Абракадабра? Смешное детское слово, пиратское и тарабарское, трескучее и бренчащее, несерьёзное, как погремушка, непонятное, как белиберда, и стр-р-рашное, как борода Карабаса-Барабаса. Но это чтобы усыпить бдительность. Глеб и Слава увидели демона в облике Орли. Никто не узнает, каким увидел демона Генрих Дорн. В чьём же облике Абракадабра обрушился на Маришу?
Глеб сжимал руль так крепко, что заболели руки. Бедная Мариша. При чём тут она, пускай даже она и паслась в комьюнити? Дурочка-болтушка, несчастная одинокая женщина: какое дело до неё чуме или глобальным трендам?.. Слава потихоньку выздоравливал в дурке и не желал видеть Орли. Глеб верил, что с Маришей всё обойдётся так же: она оклемается и отцепится и от него. Отменит свой приказ сыну при форс-мажоре звонить Глебу Тяженко. Мы скорбящие, но не лохи.
Глеб оставил машину на знакомой парковке и пошагал к подъезду Мариши. Оранжевые фонари освещали заиндевелый асфальт и чёрные газоны. Высоко в небе искрились окнами столбы высотных башен.
— Глеб Сергеевич?.. — гнусаво спросил домофон голосом Дениса.
Лифт громыхал, и казалось, что его кабина расхлябанно болтается в шахте. Глеб привалился плечом к цветастому объявлению о скидках в ближайшем мегамолле и ждал нужный этаж. Был бы Абракадабра обычным демоном, можно было бы надеяться на молитву, на святую воду или на заклинание, на страх демона перед распятьем, на помощь какого-нибудь экзорциста… А что делать против чумы? Уповать на божье чудо, других вариантов спасения нет. Но разглядит ли бог тебя в сутолоке мегаполиса? И чем ты заслужил снисхождение? Да, Генрих Дорн подсказал Льву Гурвичу неуязвимую технологию уничтожения.
Денис открыл дверь квартиры, едва задребезжал лифт.
— Привет, дружок, — негромко сказал Глеб, заходя.
Денис встречал Глеба в домашних джинсах Dockers и в длинной хип-хоперской майке с надписью «Killuminati 2К10». На полу в прихожей валялся мусор и черепки посуды. В квартире везде горел свет. Глеб повесил пальто и кашне на плечики и убрал в шкаф.
— А тапочки можно?
Денис поставил Глебу тапочки.
— Извините, я в стрессовом состоянии, — сказал Денис.
— Я понимаю, — кивнул Глеб. — А где мама?
— В ванной, как и раньше…
Глеб осторожно подошёл к двери ванной комнаты и прислушался. За дверью лилась вода — но не сильно, тонкой струйкой, и будто бы что-то там шевелилось, вороша по полу всякий хлам, — бессмысленно, механически, однообразно. Глеб ждал, но ничего не менялось.
— Страшно? — Глеб покосился на Дениса.
Денис стоял с закрытыми глазами. Он поднял перед собой руки, положенные одна на другую, как у прилежного ученика в школе. Глеб узнал американскую практику самоуспокоения: «Внутри этой границы — моя территория, где я в безопасности!»
— Страшно, — не открывая глаз, признался Денис.
— А почему пахнет сигаретами? Мама курила?
Денис опустил руки и открыл глаза.
— Это я курил, — признался он. — Это помогает обрести равновесие.
Глеб осмотрел дверь. Ага, задвижка открывается вот так… Свет в ванной комнате включён. Отступать можно вот сюда, в гостиную…
Что там, кто там, за дверью? Демон с синими ногтями, с гниющим ртом и с чернотой, расползающейся вокруг мёртвых глаз? Или всё-таки человек, женщина — пускай напуганная, доведённая до истерики, но живая и настоящая?..
— Кушетка там свободна? Можно будет маму положить?
Денис заглянул в гостиную.
— Пожалуйста, — сказал он.
— Тогда, Деня, подожди на кухне, хорошо? — попросил Глеб. — Я не хочу, чтобы ты видел маму в таком состоянии… Я потом позову тебя.
— Я всё понимаю, Глеб Сергеевич. Конечно.
Денис повернулся и ушёл на кухню.
Глеб вздохнул и отщёлкнул задвижку на дверке в ванную. Сейчас бы прочесть молитву — но Глеб в бога не верил, молитв не знал. Он нажал на ручку и приоткрыл дверь.
Первое, что Глеб увидел, — зеркало над раковиной умывальника, размашисто исчёрканное мылом. Раковина, пол в комнате и дно ванны были усыпаны флаконами и флакончиками, пакетиками шампуней и всякой банной парфюмерией, щёточками, тюбиками, расчёсками, губками, салфетками. Мариша всё расшвыряла и потоптала, но почти ничего не раздавила. Сама она лежала на коврике для ног, завернувшись в сорванную полиэтиленовую шторку.
Глеб присел перед Маришей на корточки. Вот сейчас он повернёт её на спину и увидит, поймёт, кто перед ним — заплаканная Кабуча или ухмыляющийся демон, довольный тем, что снова обманул Глеба. Мариша скорчилась на полу в позе эмбриона. Глеб пошевелил её за плечо. Лицо у Мариши оказалось облеплено волосами. Кончиками пальцев Глеб отвёл волосы в сторону. Это была Мариша. Несчастная Мариша, маленькая женщина, а не демон чумы.
Она не спала, но смотрела тупо, как-то осоловело. Глеб принялся обдирать с неё полиэтилен занавески. На Марише была рубашка с закатанными рукавами и домашние штанишки-бриджи. Всё прилично.
