сменяли сомнения. Я зашел на тренировочную площадку и сел на скамейку, глядя на застывшие манекены.
И ведь выбора, по сути, у меня не было. Свалить от семьи я не смогу. Вряд ли Синод это простит. Не с моим цветом силы. На меня объявят охоту, и рано или поздно найдут. И хотя с новыми вводными умирать было не так страшно, мало ли в каком мир меня может забросить? Вспомнились рассказы Александра про миры, где одни зомби, про Гигаполис…
А что, если вернуться на родную землю? Должен же быть способ уйти отсюда, да еще и в своем теле. Как я попал сюда? Или тот подмастерье кузнеца? Но тут же в голове прозвучал ироничный голос, который уточнил, кто меня там ждет? Ответ был очевиден. Никому я был там не нужен. Ни родным, ни друзьям. И что ждет меня дома, кроме нового контракта в армии. Потому как работать на завод за копейки не хочется, а прибиваться к бизнесменам охранником — ничуть не лучше, чем быть князем в этом мире.
Размышления мои прервались, когда боковым зрением я заметил движение. Обернулся. У края площадки, всхлипывая, брела Маришка. В руках у нее был венок из сочных одуванчиков.
— Что случилось?
Она подняла голову. Посмотрела на меня красными от слез глазами:
— Простите, князь, я вас не заметила.
Девушка развернулась и попыталась было уйти, но я в два прыжка оказался рядом. И схватил ее за локоть:
— Тебя кто-то обидел?
Она взглянула на меня с удивлением. Всхлипнула:
— Нет, что вы, князь.
— Тогда почему глаза на мокром месте? — продолжал настаивать я. — Скажи мне. И я разберусь.
Мариша горестно всхлипнула и грустно улыбнулась:
— Чудной вы, князь.
— Так воспитали, — просто ответил я. — У нас так принято. Ну, там, откуда я пришел. Ну так что? Расскажешь?
— Жених пропал, — просто ответила девушка и поджала. — Он жил тут недалеко. В деревне.
— Пропал, говоришь? — задумчиво протянул я. — Ну, надо заявление в поли… прости, в жандармерию писать.
Девушка удивленно посмотрела на меня:
— Писать заявление, что пропал обычный человек? Он же даже не бастард. Да и больно умный был. Наверно решил, что не нужна я ему. У меня ж ни приданного, ни образования нет. Вот и ушел к другому в подмастерья. Или в город перебрался.
Она вздохнула и пригладила растрепавшиеся волосы.
— Умный, говоришь? — переспросил я и потер лоб пальцами. — А кем работал? Не подмастерьем местного кузнеца, случайно?
Маришка с готовностью кивнула.
— А кузнеца вчера убили. Еле опознали труп. Кто-то кувалдой ему по лицу вдарил. Так что от головы ничего не осталось.
Я промолчал, раздумывая, стоит ли говорить ей о том, что кузнец-то ее жениха и прикончил.
— Вот и боюсь я, что и Ивана убили, — всхлипнула Маришка и зарыдала.
Но вместо откровений, я мягко обнял девушку и привлек к себе.
— Ну, успокойся. Тела ведь не нашли? Значит, он жив. Сбежал, скорее всего.
Девушка посмотрела на меня. Было в ее взгляде что-то доверчивое. Она сама надеялась на это. И гнала от себя мысли, что он уже мертв. Я ощутил себя мерзавцем.
— Вы так думаете?
— Уверен, — ответил я. — Все будет хорошо. Найдется твой Иван.
— Даже если не найдется, — пробормотала она. — Лишь бы живой был. Он хороший… был…
Некоторое время мы стояли, обнявшись. А затем, Маришка отстранилась от меня. Взглянула на куртку. И испуганно произнесла:
— Я вас запачкала.
На ткани оказалось пятно из размятых одуванчиков
— Мелочи, — махнул я рукой. Но девушка настаивала:
— Снимайте, князь. Негоже представителю семьи ходить в грязном.
Я послушно высвободился из куртки. Девушка схватила ее и торопливо ушла к особняку. Проводив бедняжку взглядом, я вернулся на площадку и начал тренировку.
***
Лилия объявилась только поздним вечером, когда с ужином было покончено. Прошла в гостиную, села в кресло и вытянула босые ноги, испачканные соком травы. Лицо у нее было бледным. А взгляд отсутствующим. Под глазами залегли темные круги, а волосы оказались растрепанными. Я подумал, что девушка была пьяной.
— Федор, принесите мне особенного отвара, пожалуйста, — устало попросила она. — Что-то мне нехорошо.
Дворецкий кивнул и торопливо вышел из зала. Я же вопросительно посмотрел на нее, ожидая рассказа. Но Лилия не торопилась. Она рассеянно взглянула на собственные ступни и вздохнула:
— Я опять где-то забыла обувь.
— Зачем ты ее все время снимаешь?
— Лучше спроси — зачем мне ее носить, — фыркнула сирена. — Она ужасно мне мешает и раздражает. Босой ходить намного удобнее и приятней.
— И не больно? — я отчего-то вспомнил сказку о русалочке, которой каждый шаг причинял страдание.
— Милый, мне сложно причинить боль…
В гостиную вошел Федор. В руках слуга держал поднос с чайником. Он поставил перед девушкой большую чашку и плеснул в нее напиток. Секретарь взяла посуду с изяществом, но пальчик не оставила. Почему-то я ожидал от нее именно такого жеста. Девушка сделала несколько больших глотков. И я заметил, что ее руки мелко подрагивают. А зубы предательски ударились о край чашки.
— Издержки большого расхода Силы, — пояснила она и сделала еще один глоток. — Было бы неплохо, если бы меня кто-нибудь покормил. Но…
— Покормил? — не понял я.
— Поделился Силой, — ответила девушка и вновь приложилась к чашке.
— Ну я могу, — неуверенно ответил я.
Секретарь оценивающе посмотрела на меня и хищно облизала верхнюю губу. В ее глазах плескалась яркая синь. И мне на мгновенье показалось, что сквозь бледную кожу проступили очертания костей.
— Процесс обмена Силы достаточно… интимен, — пояснила секретарша. — Так что предлагать такое даме в приличном обществе — моветон. Это вполне может стать причиной дуэли. Так что спасибо, но я вынуждена отказаться.
Она сделала еще один глоток и подлила отвар в опустевшую чашку.
Вторую порцию она пила медленно. Словно смакуя. И только когда чашка опустела, Лилия поставила ее на стол и удовлетворенно вздохнула:
— Мне удалось уладить ваше недопонимание с кузнецом.
— Спасибо, — сдавленно поблагодарил ее я. — И как все прошло?
— Я умею быть убедительной, — уклончиво ответила секретарь. — Правда, пришлось поделиться силой с теми девками, которых ты выгнал из комнаты перед тем, как пристрелить кузнеца. Мне
