Де Вега скучал в одиночестве. Патриции еще не было. Карл и его молодая жена еще не приехали во дворец.
Опаздывают, подумал Риккардо и улыбнулся — Карл вчера хвастался ее горячим темпераментом, наверняка она его и задержала.
— Знаете, Марк, сегодня я намерен весь вечер и ночь танцевать с Патрицией и только с ней, — раздался рядом знакомый голос.
Риккардо обернулся. Мимо него проходил Васкес в сопровождении Марка де Мены и еще нескольких дворян, незнакомых ему. Молодой граф осознавал, что его провоцируют, но сдержаться не смог.
— Не стройте пустых планов, Васкес. Патриция танцует сегодня только со мной, — громко сказал он.
— Ах, это вы, де Вега. В приличном обществе подслушивать не принято, — показал зубы де Мена, но граф сделал вид, что не заметил его подначки.
— Не будьте так самоуверенны, дорогой Риккардо, — хищно улыбнулся Васкес, — Патриция сама выберет, кто будет ее кавалером.
— Она уже выбрала, и давно, — отрезал Риккардо.
— Когда-нибудь ваша самоуверенность вас погубит, уверяю, — повторил Васкес — И вы и я добиваемся ее благосклонности. Бессердечно будет заставлять Патрицию выбирать, если шансы равны. Да и общество наше жестоко по отношению к любви — Патрицию могут очернить, если она открыто выберет меня, — к сожалению, вы сумели добиться от ее родителей разрешения на брак, — Альфонс рассуждал витиевато, на публику.
Вокруг них уже собирались зеваки, привлеченные намечающимся скандалом.
— Не понимаю вас, — грубо перебил его де Вега, он не мог больше заставлять себя говорить вежливо.
— Мы сами решим наш спор, — перешел к сути вопроса Васкес, голос его стал жестким, в нем прорезалась сталь. — Дуэль! Кто победит, тот и танцует сегодня с прекрасной Патрицией.
— Нет, — отрезал де Вега.
Он хотел продолжить, аргументировать тем, что Васкес, его родственник, когда-то был другом и он не может поднять на него руку. Тем более что Патриция — его, Риккардо, невеста и он не собирается ее ни с кем делить. Если бы граф успел это сказать, он был бы прав, его поддержали бы ревнители обычаев и чести. Крик перебил его слова:
— Сеньоры, де Вега отказывается биться за свою даму! Сеньоры, позор! Он отказался от невесты! — вопил де Мена, привлекая внимание публики.
— Вы исказили мои слова, сеньор! — воскликнул Риккардо, но его опять никто не услышал. Друзья Васкеса дружно закричали:
— Не оправдывайся, трус!
— Долой его, здесь только настоящие кабальеро!
— Ничтожество!
— Бедная Патриция, как она будет огорчена, услышав ваши слова, — притворно сокрушился Альфонс.
— Я не отказывался биться за Патрицию, не отказывался от нее. Вы лжете! — вновь закричал де Вега, но его никто не слушал. Граф оглянулся — он оказался один среди равнодушных или злонастроенных лиц.
— Сеньоры, он даже покраснел со стыда, или мне это кажется? — опять де Мена. — Наверное, в нем еще не умерла совесть.
— Не оправдывайтесь, де Вега. Вам никто не поверит. Я разочаровался в вас. Сын моего прославленного дяди Энрике оказался трусом. Позор на наш род. — К Васкесу, в отличие от Риккардо, прислушивались все.
— Какой позор!
— Да, сеньор, вы совершенно правы…
— Эта молодежь…
— Господи, откуда он вылез, это ничтожество?
— Что, неужели правда? Сын Энрике? Кто бы мог подумать…
— Трус, его здесь поносят, а он даже пощечину отвесить не может. Тьфу!
— Кто? Где? Вот этот молодой человек? Неужели? — появились дамы, охочие до сплетен, разнося новость дня по всему дворцу. И конечно, первой в списке добровольных помощниц Васкеса и де Мена была Патриция.
— Луиза, идите ко мне, милая, здесь такое…
— Стойте, дайте графу Кардесу ответить, он не отказался от невесты! — кричал какой-то мальчишка, совсем юнец. Но его никто не слушал. Риккардо где-то уже видел мальчишку, кажется в Вильене.
Мир вокруг графа закружился, напомаженные и напудренные, приглаженные лица придворных казались ему злобными собачьими мордами. В ушах звенело от лая. Он ничего не слышал. Руки сжались в кулаки, на бал оружие не брали, иначе бы де Вега тут же попытался убить Васкеса.
— Риккардо, как ты мог! — Патриция уже была рядом.
Толпа расступилась перед ней в ожидании нового зрелища.
— Патриция, это все ложь! — кричал Риккардо, пытаясь заглушить гул вокруг. — Я все тебе объясню!
— Как ты мог! — Патриция его не слушала, она была взволнована, шокирована, взвинчена. Ее, ее Риккардо, жених, только что отказался от нее! — Ты, ты клялся мне в любви, трус! Я верила тебе! Любила! — Девушка была прекрасна даже в гневе. Разгоряченное лицо, сверкающий взор делали ее похожей на языческую богиню возмездия. Вот только богини не плачут — в ее же глазах были слезы.
— Посмотрите, до чего он ее довел — бесчувственная скотина! — не таясь, говорили вокруг.
— Не верь им, Пат, я люблю тебя! Не верь лжецам. Я люблю тебя! — тщетно надрывался Риккардо.
Патриция его не слышала.
— Как ты мог?! Уйди от меня прочь! — плакала она.
— Прости меня, Патриция, — влез Васкес. — Если бы я знал, что он трус, то ушел бы. Лишь бы тебя не расстраивать.
— Пат, не уходи. Подожди, дай же мне сказать тебе правду! — Риккардо схватил ее за руки.
— Прочь от меня, трус! — Патриция ударила его по лицу.
От пощечины всю щеку залило кровью. Патриция замерла с полуоткрытым ртом.
Светская львица и первая красавица — герцогиня де Тавора — была зачинательницей последней придворной моды. Прелестные пальчики дам теперь украшали ногти, длиной и остротой больше всего похожие на когти. Впрочем, герцогиня так их и задумывала. За пару дней такие не вырастишь, сеньориты прибегали к помощи чародеев и алхимиков.
Три длинных пореза через всю щеку, глубокие — останутся шрамы.
Риккардо поднес руку к лицу, коснулся щеки, посмотрел на пальцы, измазанные кровью. Замер, не в силах поверить. Наконец поднял взгляд на Патрицию. Девушку трясло, она смогла вымолвить только:
— Риккардо, уходи!
Он ушел. Медленно развернулся и, шатаясь, побрел к дверям. В проеме качнулся, ухватился за мрамор стены, оставив на нем карминовые полосы. Никто и не пытался его остановить.
Карл де Санчо проклинал себя за то, что опоздал, прибыл во дворец спустя ору после скандала. Не успел. Риккардо был один среди этой своры. Риккардо, который не умел ни драться, ни держать удары судьбы. Сразу найти его Карл уже не смог. Граф пропал. Исчез. Его никто не видел. Карл разослал по всему городу слуг и вассалов, объявил награду за информацию о Риккардо. Он знал — сейчас друга нельзя оставлять одного.
Де Вега объявился сам. Зашел в двери своего особняка утром. Прибыл пешком. В разорванной грязной одежде. Без денег и драгоценностей. Сохранил только фамильный амулет Единого — восьмиугольник, заключенный в круг, висящий на цепочке на груди.
Лицо неживое, бледное, даже чуть серое. Только глаза усталые, воспаленные, горят.
За поясом — чей-то кинжал. В крови. Чужой.
— Риккардо, дружище! Что с тобой? Где ты был? — Карл, всю ночь не смыкавший глаз в ожидании известий о друге, обнял его и засыпал вопросами.
Но Риккардо молчал. Лишь смотрел в глаза, не моргая.
Де Санчо вздохнул, понял, что расспрашивать Риккардо сейчас бесполезно.
— В ванну его. Отмыть и уложить спать, — приказал он слугам.
— А еду разогревать?
— Дурак, он с ног валится, какая еда. Пошевеливайтесь, черти!
Риккардо проспал почти сутки. Проснувшись, тут же позвал Карла к себе.
— Друг, скажи, что с Пат?
— Она весь вечер танцевала с Васкесом. Он теперь ее опора и утешитель. Она просила передать, что больше не желает тебя знать, — медленно сказал Карл, ему нелегко дались эти слова. Он хотел бы их смягчить, но не смог.
Риккардо стиснул зубы и закрыл глаза. Гнетущую тишину нарушало лишь пение ручного соловья где-то в саду.
— Я иду к ней, — как одно слово, как клич выдохнул де Вега.
— Никуда ты сейчас не пойдешь. Поешь, приведи себя в порядок.
