— Доброй ночи, монсеньор! — негромкие приветствия часовых напомнили Риккардо, что он у подножия башни. Тщательно отобранные солдаты охраняли каменные ступени, что спиралью охватывали башню до вершины. Дверь внизу была замурована.
Де Вега хмыкнул:
— Доброй. Как же. Шутите.
Ступеньки кажутся бесконечными. Время. Прадеда нет, но это его башня. Где ты, мой оклеветанный тезка? Или враги говорили правду — продался демону? Все повторяется. Он тоже готов звать неведомые силы, ибо не знает, что делать, и не может бежать.
Де Вега запнулся, больно ударился коленом о ступеньку, прикусил губу. Он ведь не хотел идти сюда. Отговаривал себя. Пытался забыть. Но в итоге поднимается на вершину. Душу жжет.
Вороны, что еще сотню лет назад облюбовали башню как место для ночевок, с рассерженным зловещим карканьем взлетели с насиженных мест — пугать спящий рядом город.
Луны — ночь выдалась необыкновенно яркой — осветили черный провал. У башни не было крыши.
Еще одна тяжелая дверь. Ночью здесь нет солдата. Массивный ключ, скрипящий в замке, нужно поворачивать самому.
Все. Он стоит на маленьком балкончике. Выходящем вовнутрь башни. Под ним темная пустота. Отсутствие света. Он здесь бессилен.
— Патриция! — сказал Риккардо, обращаясь к темноте. — Она здесь. Представляешь? Она здесь, в Осбене. Приехала меня убить. Смерть. Королевская Смерть. Она все так же прекрасна, траур ее нисколько не портит. Мой кошмар сбылся. Она здесь. Чувства, о которых я забыл, то есть надеялся, что забыл, вновь проснулись во мне. А я ведь теперь ее враг. Убийца мужа и подруги. Трус и ничтожество. Да, Альфонс де Васкес постарался на славу. Я бы все отдал, чтобы изменить прошлое! Все! Но ведь прошлое нам неподвластно! Не так ли?! — Риккардо рассмеялся. — Какую бы мы цену ни предлагали! Как бы ни молили судьбу!
Ответом ему было лишь воронье карканье.
Копыта лошадей звонко цокали о камни моста. Патриция подумала, что не зря сегодня предпочла конную прогулку карете. Конечно, дамское седло усложняло управление лошадью, в детстве она привыкла к мужскому — с тех пор как в первый раз попробовала ездить верхом под чутким руководством отца на его жеребце. Да и наездницей она была не самой умелой, но поездка ей нравилась.
— Осторожней, здесь крутой спуск, — предупредил граф.
— Вижу, — отреагировала Патриция, чуть придерживая смирную лошадку. Даже слишком смирную. Наверное, самую покладистую на графских конюшнях. Обещанный храм находился на другой стороне неширокой реки, через которую был переброшен широкий и высокий мост, что при всей своей надежности казался немного воздушным.
— Красивый мост, — она решила похвалить графа. — Не хуже, чем в Вильене. Не ожидала найти здесь такую смесь красоты, надежности и изящества.
— А чем мы хуже других городов? — удивился Риккардо и тут же испортил все очарование момента: — Вы еще не слышали о нашей канализации.
— Фи, — Пат искренне возмутилась, — как грубо!
— Это важнейшая часть жизни города, — улыбнулся граф и, к ее ужасу, принялся объяснять подробно: — Как правитель я обязан знать все. Отходы текут по трубам под землей. Отсюда и уменьшение числа болезней, и чистота улиц, и воздух свежее, чем в других городах. Во всем Камоэнсе такое есть только в Мендоре — столице — и в моем Осбене.
Они ехали вдвоем, несколько слуг следовали за ними далеко позади. Пат устала от сопровождения. Люди на улицах приветствовали своего графа:
— Доброе утро, Риккардо!
— Здравствуйте, монсеньор, я вижу, у вас отличное настроение.
Де Вега же, забыв о графском достоинстве, отвечал на все приветствия. Кому простым кивком, а кому и словом:
— Ты прав, Хью. Как торговля?
— Живет понемногу вашими заботами, сеньор Риккардо.
Патриция заметила, что она вызывает среди горожан особое оживление, ей улыбались и отдавали поклоны.
— Привет, красавица! — крикнул кто-то из толпы.
Пат позволила себе улыбнуться, но тут же прикусила губу.
Красавица. В траурном наряде. Наглец. Издевается. Красавица, рядом с де Вегой. Виновником…
Она оборвала неприятную мысль, но все веселье куда-то исчезло.
Де Вега, очевидно, заметил это.
— Вы им нравитесь, Патриция.
— Так я же ваша «гостья», — сделала она ударение на последнем слове. — Зачем вы им это сказали?
— Потому что это — чистая правда. И еще для того, чтобы облегчить свою и вашу жизнь. В образе Королевской Смерти вы не смогли бы гулять по городу.
Пат не нашла, что ответить.
— Кстати, мы уже подъезжаем к храму, — де Вега указал на массивное каменное здание с куполом, увенчанным изображением солнца. Стены были покрыты искусной резьбой на мотивы священных книг, вход украшали мраморные колонны. Храм завораживал и привлекал взор, он был достоин столицы провинции, а не графства. Осбен больше не казался Патриции медвежьим углом, затерянным на краю света.
Риккардо спрыгнул с коня, отдал поводья подбежавшему служке и предложил свою помощь. Девушка отказалась, сама слезла с седла.
— Прошу. — Они вошли внутрь храма. Навстречу вышел настоятель. Невысокий худой мужчина в годах, одет скромно, в черную ризу, на груди висело серебряное солнце. Священники в ее родной Вильене, подчинявшиеся столице и исповедовавшие истинную веру, выглядели значительнее и увереннее. Их одеяния были расшиты золотом, а драгоценная посуда для богослужений украшена самоцветными камнями. Этот же выглядел не слугой Господа, а нищим, забредшим в церковь.
— Приветствую вас, граф Риккардо, чем могу помочь?
— Благодарю, отче. Ваша помощь не требуется, — чуть поклонился настоятелю граф. Пат и не подумала. Это не ее церковь. — Я просто покажу храм гостье.
Когда священник отошел, она не удержалась:
— Бедный у вас храм. Скупитесь на золото?
Риккардо улыбнулся:
— Дело не в золоте, у нас в Маракойе разграничивают мирское и духовное. Зачем церкви сокровища земные? Она должна хранить небесные: добро и любовь, веру в людей и справедливость. Посмотри, как здесь красиво. Это дороже любого золота.
В этом граф был прав. В храме было действительно очень красиво.
Стены были искусно расписаны настоящими мастерами, что не пожалели ни сил, ни умений, ни дорогой — судя по яркости цветов — краски. Голубой потолок, очевидно, символизировал небо. Не было икон, роспись показывала мир, где царят любовь и добро. Пасторальные картины, что дороги каждому сердцу. Над алтарем был изображен Единый в виде старого, но еще крепкого мужчины, убеленного годами, в простой одежде. Еще одно отличие от остального Камоэнса — на голове Единого не было воздушной сияющей короны. Пат показалось, что Бог со стены смотрит именно на нее. И взгляд этот был добрым, заботливым, ласковым.
— Да, — восхищенно произнесла девушка, — ваш храм прекрасен!
Риккардо довольно улыбнулся:
— Взгляд заметила?
Он перешел на «ты», но Пат не стала его поправлять.
— Да.
— Это наша гордость. Имя мастера неизвестно, но, ясно, руку его направляло небо.
— Скажи, а кто эти люди? — Патриция указала на портреты, висящие на специально выделенном фрагменте стены под изображением Единого. — Святые?
— Нет, не совсем, скорее… — Граф запнулся, подбирая нужные слова, — скорее это люди, достойно прожившие свою жизнь и ставшие примером для окружающих.
— Значит все-таки святые?
— Нет, их жизнь не была образцом святости, они были обычными людьми. Расскажу на примере. — Риккардо указал на портрет бородатого мужчины средних лет в одеянии монаха. — Преподобный Альварес — священник этого храма триста лет назад. Тогда Осбен был маленьким городком. По сохранившимся запискам, преподобный был человеком веселым и добрым. Никогда не отказывал в помощи страждущим, мирил семьи, хранил душевный покой городка. Любил женщин и был не прочь выпить. Содержал приют для сирот. Когда Кардес захватили скайцы, поднял жителей на восстание и был убит захватчиками. На похороны пришел весь город.
