– Ах ты, моя овечка. Молодец, дорогая. – Арлетта, скользкая от пота и духов, обняла ее. – Блестяще! Блестяще! Ты нервничала, и это тебе помогло.
Она добавила что-то еще, но Саба не расслышала из-за аплодисментов и криков. Арлетта махнула рукой в сторону темной пустыни.
– Дорогая, сделай мне огромное, огромное одолжение, – попросила она. – Принеси мне пудру из нашей палатки. Я потная, как свинья. Скорее! Скорее! Мой номер следующий.
Окрыленная своим успехом, Саба схватила фонарик и побежала по дороге, ведущей к их палатке. Издалека сцена казалась гигантским крылом огненной бабочки, магнетическим центром в ночном мраке. До нее доносился грохочущий голос Вилли; старый комик был в своей стихии.
– Вы довооольннныыы?
И ответ:
– Дааааа!
Пустыню освещал свет звезд. Когда Саба подошла к палатке, внутри ее горел слабый огонек, а на стенке вырисовывался темный силуэт. Она приподняла полог. На стуле сидел Доминик и ждал ее. Увидев его, она споткнулась и почти упала в его объятья.
Глава 17
Он встал, и ему на глаза упала прядь темных волос.
– Ты! – воскликнула она. – Как же ты…
– Я потом тебе расскажу. – Он озорно улыбнулся.
– Ты знаком с Арлеттой? – Ей не хотелось услышать от него, что они давно знакомы. Ее сердце снова бешено колотилось, в который раз за тот вечер.
– Теперь знаком.
– Господи, – внезапно вспомнила она. – Арлетта просила меня…
– Не беспокойся, – сказал он. – Это был только предлог – извини.
– Через несколько минут я должна вернуться. Там будет мой выход…
– Конечно. – У него очень красивые губы, изогнутые точно лук. Саба долго твердила себе, что у нее нет никаких привязанностей, но теперь испытывала новый шок, поймав себя на мысли, что ей очень хочется поцеловать эти губы.
– Я взял у наших парней джип, – сказал он. – Давай поедем после концерта в город и поужинаем в ресторане. Согласна?
– Да. – Она испытывала огромное облегчение. – Но мне пора.
Он сказал, что будет ждать ее здесь. Спросил, не влетит ли ей, если она уедет из лагеря.
Она ответила, что нет, хотя не была в этом уверена.
Пробежав по пыльной дороге, она выскочила на сцену под пронзительный свист зрителей, улыбалась, махала, посылала воздушные поцелуи. Арлетта ждала ее за кулисами.
– Он здесь, – прошептала Саба.
– Я знаю. – Объятье Арлетты окутало ее «Шалимаром». – Да еще какой красавчик, скажу я тебе!
– Могу я сегодня уехать из лагеря без разрешения, как ты думаешь?
– Никто не говорил, что нам нельзя уезжать, – с бесстрастным лицом ответила Арлетта. – Я не знаю никаких запретов на этот счет. И, сладкая моя, послушай меня, держи его крепче.
– Он пилот истребителя, – прошептала Саба, проведя пальцем по горлу. Ведь еще недавно Арлетта предостерегала ее, чтобы она опасалась пилотов как чумы. Мол, они ненадежные и слишком о себе много понимают, да при этом многие не возвращаются из полета. Словом, неудачный выбор.
– Ну и ну, старушка! Да ты, оказывается, темная лошадка. – Арлетта дернула ее за прядь волос и поцеловала в лоб. – Не говори, что я тебя не предупреждала.
Они мчались по пустыне в побитом джипе. Взошла луна, такая яркая, что ночь превратилась в фотонегатив дня. Это поразило Сабу.
– Что случилось с тобой в тот вечер в Лондоне? – немедленно спросил Доминик. – Когда я вернулся к нашему столику, тебя уже не было, ты ушла. Потом я долго тебя искал.
– Ой, у меня была куча дел. – Ей не хотелось, чтобы он узнал, как она тогда обиделась и как глупо себя чувствовала. – А ты… кажется, тебе было с кем общаться и без меня. – Она подняла на него глаза.
– Это не то, что ты подумала. – Он не отрывал глаз от дороги, его голос звучал ровно. – Это была подружка парня из нашей эскадрильи. Я впервые встретился с ней после его гибели. Конечно, очень некстати. Мне жаль, что так вышло.
Она вспомнила, как тогда по-детски капризно топнула ногой, и ей стало неловко. Хорошо хоть, что он не видел ее в тот момент. Но к этой неловкости примешивались и другие чувства – облегчения и радости.
– Я и сама была не в своей тарелке, – сказала она. – Слишком много событий обрушилось на меня.
– Да, – тихо подтвердил он. – Слишком много.
– А тот парень погибший – он был твоим другом?
– Угу. Мы вместе учились в школе и университете.
– Сколько ему было лет?
– Двадцать два.
Он вдавил в пол педаль газа. Фары джипа выхватывали из темноты лишь песок и камни. Внезапно Сабе сделалось жутковато от огромности пустыни, и она обхватила себя руками за плечи, сдерживая дрожь. Какими маленькими и хрупкими кажутся люди в этих лишенных милосердия просторах. Как бы они ни храбрились, все может закончиться для них в одно мгновение.
– Наша езда напоминает игру в жмурки, – сказала она. – Куда мы едем?
– Я Элиш Барбур, работорговец, специализирующийся на поставках белых рабынь в восточные гаремы. Я уже потерял свою карту и еду наугад. – Она с облегчением увидела, что он снова улыбается и шутит.
Он вел джип легко и быстро, положив руку на руль.
– Я знаю место в Исмаилии, где мы можем неплохо поужинать. Минутах в двадцати езды отсюда.
Он повернул к ней лицо и улыбнулся. В лунном свете сверкнули его белые зубы.
– Ты есть-то хочешь? – спросил он.
– Просто умираю с голода, – ответила она, хотя была слишком возбуждена и не испытывала настоящего голода. Рядом сидел Доминик, сильный, красивый… долгожданный. «Успокойся, успокойся», – уговаривала она себя.
– Где ты был? – спросила она, надеясь, что он поймет ее вопрос. – Я имею в виду, до твоего приезда сюда.
Он ответил, что две недели находился в Абу-Суэйре. Они проходили тренинг на истребителях «Киттихоук». Потом улетели в Луксор, и там он даже плавал несколько дней на старинном пароходе.
– Ты могла бы поехать со мной, – добавил он, бросив на нее быстрый взгляд.
– Могла бы, – согласилась она, – но я работала.
Из узкой улочки на окраине Исмаилии вырывалась бурная музыка. Еще там пахло жареным картофелем, углем и сточной канавой. В кафе при свете ацетиленовых ламп сидели мужчины; они курили, пили и играли в шахматы.
Дом въехал на соседнюю улицу и остановил там джип. Взял Сабу за руку и повел в знакомый ресторан «У Анри». Они остановились перед тяжелой резной деревянной дверью с декоративной решеткой над ней. Дверь открылась, они вошли в небольшой полутемный скромный зал, не более шести-семи столов, накрытых белой скатертью. На каждом столе стояла баночка из-под джема, а в ней веточка жасмина.
– Исмаилия – город военнопленных, – сказал Дом. – Тут и немцы, и тысячи итальянцев, но, к счастью, не Анри – он бежал из Парижа. Там у него был до войны ресторан.
