Под руководством Билли Бонса спустили шлюпку, матросы налегли на весла, и шлюпка понеслась к бригу. Абордажная команда лихо гикала, поправляя сабли и пистолеты, но лишь для виду, потому что всем ясно было: не с кем там воевать. Долговязый Джон и Селена смотрели, как пираты вскарабкались на борт, все так же горланя да ухая, рассыпались по палубе, а потом исчезли в люках. Донеслись знакомые шумы, хлопанье крышек, треск взламываемых замков.
Оставшиеся на «Морже» завистливо переглядывались, бормотали, чувствуя себя наказанными, лишенными удовольствия. Многие не без основания опасались, что мелкие драгоценности, найденные на борту, могут ускользнуть от учета общей добычи и исчезнуть в карманах передовой партии, что бы об этом ни говорили Артикулы.
Потом старший шлюпки Черный Пес появился на палубе и заорал:
— Пятеро живых, капитан! Шесть месяцев как из Лондона, шторма да ветры встречные… — Он смолк, глядя на что-то на палубе, невидимое команде «Моржа». — Цинга, капитан. У этих придурков ни единого зуба, все в чирьях. Было их двадцать три, остальные перемерли, схоронены по обряду, да последний шторм распорядился, смыл за борт и тех, которые оставались…
— Груз какой? — крикнул Флинт.
— На плантации селедка в бочках, шмотье для рабов, медь и свинец в слитках да порох и мушкеты.
— Что ж, цыплятки, — обратился Флинт к команде. — Вот оно, флинтово везенье. Судно и груз принесут нам кое-что в Саванне, и без единого выстрела.
На физиономиях расцвели ухмылки, в головах защелкали счетные камушки оценок личной доли каждого.
— Капитан Флинт! — вдруг воскликнул Долговязый Джои, и все смолкли, а с лица Флинта улыбку как ветром сдуло.
— Да?
— Нам бы расстаться надо, капитан, раньше или позже, но надо. И все это понимают.
При этих словах, казалось, даже ветер стих; впервые услышав то, о чем все знали, но старались не думать, не замечать, не упоминать
— Надо расстаться, чтобы не проливать кровь, — продолжил Сильвер. Флинт огляделся, попугай зашипел, заквохтал, заерзал на плече, чувствуя, что хозяину неуютно. Команда затаила дыхание, Десант на бриге вытянул шеи в сторону «Моржа», все там прилипли к борту, стараясь разобрать, что происходит.
— Возможно, — сказал Флинт, хмурясь и, как всегда, подозревая подвох.
— Ты знаешь это не хуже меня, Джо Флинт. Без всяких «возможно» знаешь.
Флинт молча, уставился куда-то в сторону горизонта.
— Вот я и предлагаю, — сказал Сильвер. — За старую дружбу и новую удачу. — Он сделал паузу, перевел дыхание и продолжил: — Я возьму этот бриг, — Сильвер показал на «Сюзан Мэри», — возьму тех, кто захочет со мной… вместе с нашей долей.
На это Флинт фыркнул и мотнул головой. Сильвер не обратил на это внимания и продолжил;
— И пойдем мы дружно дальше, веселые друзья, без трений, Джо, и причин для ссор не будет.
— А курс тебе кто проложит, Джон? Или ты, пока в койке лежал в лазарете, навигацию выучил?
— В чем проблема! — возразил Сильвер, ожидавший подколки, но все же воспринявший ее болезненно. — Дашь мне Билли Бонса, ты уж сколько раз говорил, что он такой же мастер, как ты, да и остров твой знает. Дашь мне Билли, а как придем в Саванну, я найду себе шкипера, не так уж это сложно.
Челюсть перепуганного до смерти Билли отвалилась чуть ли не до груди. Флинт топнул ногой, попугай беспокойно закудахтал, захлопал крыльями.
— И больше ничегошеньки тебе, Джон? Новенький кораблик, половина добра, лучшие люди, да еще и лучший среди лучших Билли Бонс! Ты, Джон, опиуму перебрал в лазарете, доктор перестарался, пожалуй.
Сильвер не терял выдержки. Он видел, что Флинт склонился в пользу торговли, а не драки. Хорошо. Очень хорошо. Отлично. Этого он и хотел. Торговаться, а не драться. К этому он и стремился с тех пор, как повзрослел. И Сильвер принялся торговаться.
Делал он это умело, рассудительно, как и всегда. Флинт возражал; спорил, аргументировал, взывал к небесам. У народа тоже роились мысли в головах, они принялись подсказывать, вносить свои предложения. Разыгралась сцена всеобщей торговли на каком-то экзотическом базаре. В результате торга родился превосходнейший компромиссный вариант — то есть нечто как для Флинта, так и для Сильвера в равной степени мерзкое.
Глава 27
25 июля 1752 года. Юго-западная Атлантика. Борт «Моржа»
Достигнутое соглашение, благодаря которому Долговязый Джон получил судно, наполнило его душу ужасом.
Предложение поступило от Слепого Пью, и не так уж это удивительно, как всем показалось. Нечасто, конечно, приходилось ему в те дни на «Морже» играть заметную роль. На него смотрели как на пенсионера. Он все больше дурел, однако на ощупь ковырялся с парусами и кое-какую работу умудрялся выполнять.
Некоторое время он надеялся, что зрение вернется. Глаза вдруг стали ощущать солнечный свет — болели от него. Это убедило Пью, что он вот-вот прозреет. Чтобы ускорить выздоровление, он соорудил большой зеленый козырек. Но зрение не вернулось, а защищавший глаза козырек придавал Пью столь жуткий вид, что его сторонились. Все понимали, что на борту он остался только благодаря Долговязому Джону, пожалевшему товарища по несчастью.
Зрение Пью потерял, вид приобрел кошмарный, но слухом обладал отменным, упрям был чрезвычайно и спорить любил больше, чем кто-либо другой в команде. Сначала он молча прислушивался к торгу, а потом проорал свое мнение, которое ко всеобщему изумлению пришлось по душе каждому члену экипажа. Тощий, как гандшпуг,[59] жуткий, как материализовавшееся привидение, он произнес свою речь громко и даже довольно складно. Сказалось кельтское наследие.
— Сильверу надо отдать трофейный борт! Так я говорю. А Флинту — «Моржа». Сильвер команду берет, кого хочет! Так я считаю. А Флинту добро остается. Сильверу — Бонса! Кого же еще. А Флинту — Селену. Как же иначе. Разрази меня гром. Вот мое мнение. И никому не обидно. Я сказал.
После секундной паузы раздались воодушевленные одобрительные вопли всей команды. Флинт, однако, не отступил от требуемой Артикулами процедуры. Он уже привык на них ссылаться.
— Кто согласен с братом Пью, покажись! — воскликнул Флинт. Пью выпрямился, ухмыляясь и кивая. Он наслаждался всеобщим вниманием, хоть и не видел леса взметнувшихся вверх рук, зато слышал приветствия в свой адрес, слышал, как его называли умником, судейским пронырой морских горизонтов, ощущал дружеские тычки в бока и хлопки по плечам. J4 хорошо, что не видел он выражения физиономии Долговязого Джона, полагавшего в этот момент, что боком вышла ему доброта.
