— Зачем это ему, мистер Бонс, можно поразмыслить на досуге, а сейчас остается только порадоваться, что наш малый «львеныш» резво бегает и от задницы «Моржа» не отлипнет.
И то верно. Скоростные качества брига радовали всех на борту и даже стали для команды предметом незаслуженной гордости. «Морж» строили для скорости, он еще не встречал себе равных, но вот же, встретил. «Лев» — что породистая скаковая лошадь без единого изъяна. Бриг резал волны, как горячий нож масло, плыл, как леди в танце, он Мог бы запросто и «Моржа» обогнать, появись в том нужда. Джон Сильвер влюбился второй раз. Если «Морж» — любимая Флинта, то «Лев» — возлюбленная Сильвера.
«Лев» так и не отлип от кормы «Моржа», и оба судна благополучно вышли к острову, который Билли Бонс, надо отдать ему должное, смог бы и сам обнаружить, не держась за хвост «Моржа». Флинт, по привычке не замечавший в людях положительных качеств, считал Билли Бонса глупее, чем тот был на самом деле. Хотя и методом проб и ошибок, с чертыханиями и исправлениями, но на многое был способен Билли, не только дважды два перемножить. И теперь оба судна вползали на якорную стоянку в Южную бухту, пустив вперед катер для промера глубин.
Все свободные от вахты облепили такелаж, мрачно вглядываясь в растительную неразбериху, в холмы и пляжи. Не радовал их этот секретный остров без имени, который капитан Спрингер должен был закрепить за короной короля Георга. Остров, обильно политый кровью. О нем часто говорили и на «Морже», и на «Льве», и кляли его на чем свет стоит на обоих бортах. Несчастливый остров. Иные из моряков совершили здесь поступки, оставившие чувство вины, которое давило, словно толстые якорные канаты.
Не слышно было смеха и шуток, никто не радовался на обоих судах. Якорная стоянка выглядела под стать настроению. Бухта, почти полностью замкнутая, окружена густым лесом, начинающимся от верхней отметки прилива. В залив впадали две речушки, но как-то некрасиво впадали, не явными устьями, а ветвясь, теряясь и застаиваясь в болотах, отливающих ядовитой зелепыо, за версту заявляя о себе гнилой вонью. Гриб да плесень цвели там, ползали всякие скользкие твари.
Тем не менее на «Льве» и на «Морже» отдали якоря, а утром следующего дня надлежало держать Большой совет, согласно Артикулам.
Пробили склянки, всколыхнув сонную жару, навалившуюся на бухту. Солнце жгло, как будто хотело уничтожить все живое. Ветер оно уже задушило, а зверье и птицы скрылись в тень.
Не прятались лишь комары. Они поднимались из болот и тучами налетали на парусники, разнося малярию и желтую лихорадку, стараясь истребить славных моряков. Но люди Флинта и Сильвера их не боялись. Сюда прибыли ветераны, всем на свете переболевшие… либо уж настолько отвратные, что даже насекомые к ним опасались приближаться.
Братство собралось на борту «Моржа», и поскольку случай выдался чрезвычайный, то явились все принарядившись: драные камзолы, сюртуки, кафтаны обмотаны шелковыми шарфами, на грязные пальцы нанизаны перстни с рубинами, пропотевшие шляпы украшены страусовыми перьями, физиономии сверкали ушными и носовыми серьгами. Ну, и оружия на себя каждый понавешал — красы ради, разумеется. Пистолеты, сабли — это непременно. А сверх того: кортики, ножи, мушкеты, мушкетоны, бердыши, топорики, протаза ны.[60]
На Флинте, как всегда, был синий сюртук морского офицера с блестящими пуговицами; шляпа перегружена шнурами и золотым позументом. На ногах сияющие ботфорты. Рубаха снежной белизны, щеки чисто выбриты. Под мышкой капитан Флинт удерживал двуствольный каретный карабин, а на его плече топтался, время от времени шепча что-то Флинту на ухо, зеленый попугай.
Долговязый Джон Сильверу не стремясь к элегантности коммодора (в такой: чин произвел себя теперь Флинт), выглядел аккуратно, подтянуто. Он тоже был в синем сюртуке, но вынужденно опирался на костыль. Ростом Сильвер намного выше Флинта; большой палец свободной руки небрежно заткнут за пояс в успокоительной близости от пистолетов. Сильвер и флинт встретились взглядами, одновременно дипломатично улыбнулись… несколько кривовато это у них получилось. За каждым толпились сторонники, а в плане личного соперничества каждый из них был почти уверен, что успеет выхватить пистолет и уложить соперника, прежде чем тот ответит взаимностью. Почти уверен. Но не совсем.
Б сторонке остановилась Селена в своей повседневной одежде. Интуитивно она нарядилась так, как и следует молодой женщине, вынужденной жить рядом со множеством мужчин: свободные брюки по лодыжки, закрытая рубаха с длинным рукавом; рубаху она надевала навыпуск, поверх брюк, что помогало проветривать тело и хоть немного скрывало формы фигуры. Несмотря на скромный костюм, Селена вызвала оживленную реакцию команды Сильвера. Взобравшись на борт, пришельцы со «Льва» принялись коситься на нее, перешептываться и ухмыляться.
Сильвер уставился на Селену, ожидая взгляда и улыбки. Но так и не дождавшись, он заставил себя переключиться на Флинта. Это явно оказалось нелишним, ибо Флинт ничем иным не интересовался, кроме особы Долговязого Джона.
Встреча этих двоих оказалась мучительной, все присутствующие ощущали сразу возникшую между ними напряженность. Да и в отношениях между командами чувствовалась еле сдерживаемая враждебность. Одно неудачное слово могло вызвать, взрыв, драку, бойню. Ненормальность конфликта; усугублялась тем, что враждовали не чужаки, а бывшие товарищи по команде.
Друзья и враги, старые счеты, взывавшие к мести проглоченные оскорбления… Если бы дошло до рукопашной, каждый хорошо представлял, кем он займется. В воздухе витало предчувствие маленькой, но жуткой гражданской войны, и люди ощупывали оружие, прикидывали шансы, присматриваясь к противнику.
— Не-е, не буду я драться с Конки Картером…
— Этого ублюдка Джоса Диллона просто пристрелю. Воровская рожа…
— С Билли Боксом лучше не связываться. Кто угодно, но не этот бык.
— Черный Пес — он и есть собака ослоухая. Занялся бы я им…
Наиболее невыносимым оказалось положение Флинта и Сильвера, от которых зависело, драться или торговаться. Каждый из них еще чувствовал боль расторгнутой дружбы и печалился о потере. Каждый боялся остаться без другого. Они так привыкли зависеть друг от друга, что страшились оказаться в одиночестве. Они стояли в десятке футов друг от друга, вглядывались друг в друга, настолько поглощенные своими мыслями, что оба вздрогнули, когда раздался зычный голос'Билли Бонса:
— Джентльмены удачи, господа веселые товарищи! Мир на палубе и никто никому не помеха под страхом ноков рей во время свободного совета свободных людей.
