Качаю головой.
- Что? Что ты хочешь сказать?
- Я пытался избавиться от тебя, потому что, черт возьми, не могу так! У меня нет сил выносить это!
- Что? Что выносить?
- Дэнни! Кэрол! То, что ты с ним! То, что я с ней! Заниматься любовью с ней и воображать, что я делаю это с тобой! Мириться с тем, что нам приходится довольствоваться минутами близости на грязном сиденье в машине, когда мне так хочется держать тебя в объятиях и любить всю ночь. Любить тебя и кричать всему миру: «Вот она! Вот та девушка, которую я люблю!»
Она не отводит взгляд, и ее глаза начинают наполняться слезами, а я думаю обо всех несправедливостях, совершенных против меня в последнее время, надеясь пробудить в себе жалость к себе же, надеясь, что и в моих глазах блеснет водичка, и тогда эта тупая корова решит, что в них вошла моя душа, но мне трудно выдерживать ее взгляд, так как меня разбирает смех, и я притягиваю Ширли к себе, крепко прижимаю и слышу ее всхлип.
- Брууссс... Брууууссссс... давай найдем какой-то выход, Брууссс... Я люблю тебя...
В зеркале за ее спиной я вижу свои глаза, напоминающие глаза недоделка Тони Блэра на предвыборном плакате тори.
Я ебу ее и сожалею об этом. Сожалею о дурацких, пустых словах. Сожалею еще до того, как кончаю в нес. В качестве расплаты приходится слушать ее болтовню о планах на будущее, о том, как мы... и т.д. Секс с ней явно не то, на что я рассчитывал. Я чувствую себя в ловушке собственной похоти. Все представляется бессмысленным и пресным. Она же стрекочет и стрекочет.
Я рассказываю про Инглиса и его беды.
- Брюс, - смеется Ширли, - ну почему все плохое, что случается с другими, доставляет тебе такое удовольствие?
Пару секунд размышляю.
- Наверное, дело в моей вере в то, что количество единиц всего плохого, происходящего в мире в данный отрезок времени, строго определено. Так что чем больше плохого случается с другими, тем меньше вероятность того, что оно произойдет со мной. Это некоторым образом joie de vivre.
Она бы не прочь остаться до утра, но я говорю, что работаю в ночную смену. Ширли неохотно уходит, а я подбадриваю себя еще одной дозой, которую запиваю бутылочкой «Гроуза». И тут же спешу в сортир.
Спускаю штаны и (нет, нет, нет, скотина, нет) и все уносится бурным потоком. Есть!
МАСОНСКИЕ ШТУЧКИ
Вот он! Просыпаюсь утром после сумасшедшего полусна и вижу эту тварь! Выполз из моей жопы и лежит на бедре. Дотрагиваюсь. У него черные глаза. Кривой рот. Похож на сваренную вермишелину с головкой. Хочу схватить, но ублюдок исчезает в заднице, словно спагетти во рту...
...и мы проснулись. Я проснулся. На диване. Включаю видео, ставлю одну из тех кассет, что припас для меня Гектор Фермер. «Бойня с вибратором»: лесбиянки уделывают в лесу юных красоток.
Блядь, как тяжело дышать... я просто расползаюсь по гребаным швам... мы разваливаемся на части...
Эти пиздюки убивают нас экономией на сверхурочных, зная, что никто не продержится целую ночь. Они знают, что сна нам надо немного, что в темноте не остается ничего другого, как только думать, думать, думать и думать. Чтобы не думать, приходится ебаться, а это чревато осложнениями. Финансовыми - в случае с блядями, социальными - со всеми остальными.
Сажусь и жду. Жду света. Читаю «Тэма О'Шентера». Весьма возможно, что именно меня попросят произнести первый тост под хаггис на ужине в честь Бернса в Ложе. Это тем более вероятно после прошлогоднего прокола старикана Вилли Макфи. Я знаю, что он выступал с речью на протяжении последних полусотни лет, что это единственное, ради чего он живет, НО, шутки в сторону, пора и честь знать. Пора, пора освобождать место и собираться в последний путь. Наконец рассветает, и мне удается уснуть.
Прочухался и на работу. Сегодня у нас рождественская вечеринка. Принимаю выданное Росси слабительное. Мы изгоним мерзких тварей из Брюса Робертсона, изгоним всех, можете не сомневаться. Начать надо пораньше, пропустить еще до полудня - и никаких протухших черножопых и прочей ерунды.
В управлении все уже в праздничном настроении. Инглис, похоже, успел тяпнуть, видать, глушит в одиночку, как и подобает тайному гомику. И этого в инспектора? Я так не думаю. Разве что в инспектора по задним проходам. Он еще не то получит, кроме шуток. Граффити в сортире - только начало. Скоро все узнают, какой педик ел с ними за одним столом.
Баб только две, Карен Фултон и Аманда Драммонд, так что перспективы не обнадеживающие. Блондинку, любительницу больших хуев, похоже, перевели в Саут-Сайд. Карен упоминает о бедре Клелла, и Рэй спрашивает:
- А какие у него есть альбомы? А в какие клубы он ходит? Разумеется, до этих дур не доходит.
Драммонд холодно сообщает, что Клелланда отвезли в Эдинбургскую Королевскую больницу, в клинику Артура Доу. Наверное, пытался повторить попытку! От этих таблеток и не то еще сделаешь!
Настроение поднимается.
Выходим из управления и отправляемся в индийский ресторанчик.
- Если я и готов общаться с азиатами, то только здесь! - объявляет Гиллман, поднимая стакан. - Поехали!
- Веселого Рождества - всем! - громко провозглашаю я, опережая Драммонд, которая уже открыла рот, чтобы выразить неодобрение по поводу тоста Гиллмана, и тоже поднимаю стакан.
Подкрепившись, выходим на улицу, чтобы прошвырнуться по пабам. Из заведения на Кокберн-стрит вываливает шумная компания хмырей в костюмчиках и расфуфыренных блядей, которые едва держатся на обледенелом тротуаре. Один толстомордый хуй с прической под Артура Скаргилла дает залп из заднего орудия, так что аромат вонючей фасоли едва не валит с мог. Курочка с лошадиной мордой смущенно смотрит на нас, а другая с кругленькой фигуркой, вычитывает пердуна высоким, пронзительным голосом.
- Перестань, Хэнк! Слишком много рождественского духа! Вот уж сборище недоумков. Я думал, только мне не повезло с компанией, но всегда есть кто-то, кому еще хуже. Замечаю, что Драммонд делает неодобрительный жест, откровенно позаимствованный у Тоула, и это мгновенно вызывает во мне всплеск доброжелательности по отношению к выпивохам-любителям, которых я инстинктивно ненавижу. Достаю из кармана пальто несколько салфеток. Всегда держу под рукой на случай, если надо сгонять по-быстрому, потому как на прижимистых раздолбаев в управлении рассчитывать не приходится - у них вечно всего в обрез. Протягиваю салфетки парочке. Возьми, кореш.
Спасибо, - благодарит от его имени пищалка. - Вы откуда? - спрашиваю я.
Бюро стандартизации. Л, вон оно что. Бюро стандартизации. Главное эдинбургское пиздохранилище. В этом городе ты не можешь считаться полноценным мужчиной, если к двадцати пяти годам не отымел по крайней мере парочку телок из Бюро. При этом тс, что представлены здесь, ничем особенным не впечатляют, наверное, из уже послуживших. Забудьте всю эту чушь насчет моделей в модных костюмчиках из дамских журналов. Принцип таков: чем выше поднимаешься по иерархической лестнице, тем меньше надежд встретить лакомый кусочек. А все потому, что чем приятнее попка, тем меньше мозгов. Так что вверх идут одни высохшие задницы с серыми физиономиями. Если же к фигурке прилагается и не совсем пустая голова, то такая телка всегда находит обходной путь, удачно выскакивая замуж и устраивая совсем другую жизнь. Приглядевшись, прихожу к мнению, что мы где-то на уровне совета директоров. Заходим в паб, который только освободила встретившаяся нам компания. Я заказываю себе водки и тоника. Порох уже в пороховнице, и я тешу себя надеждой разрядиться в кого-нибудь чуть позже. Очевидный кандидат - Фултон, но она осторожничает. Не то что на прошлое Рождество или после похорон принцессы Дианы, когда я подпоил ее, а потом выебал в ее же квартире в Ньюингтоне.
- Прижимаешь тормоза, а, Карен? - спрашиваю я, замечая, как она нянчится с первой порцией.
- Стараюсь, - отвечает она. Драммонд одобрительно кивает.
- А помнишь похороны принцессы Ди? Мы тогда были в стельку!
Ничего не могу с собой поделать и тихо радуюсь, наблюдая, как она сжалась.
- И закончили в твоей...
- О да, - смеется Инглис, - расскажи что-нибудь еще. Фултон вздрагивает, но тут вмешивается Драммонд.
- То был очень печальный для всех день.
- Да, - говорит Гас. - Я смотрел вчера похороны матери Терезы. Подвернулась старая пленка. Просмотрел с начала и до конца и должен сказать, что у принцессы Ди похороны были лучше.
- Паписты, чего ж ты от них хочешь, - фыркает Гиллман.
- Я тебе так скажу, эти паписты обычно знают, как устраивать хорошие похороны; надо отдать им должное, - говорит Гас.
- Так это ж Калькутта, долбаные азиаты, - скрипит Гиллман, - от них толку никакого. Без нас и страной управлять не в состоянии, а ты хочешь, чтобы они похороны не испоганили.
- Не думаю... - начинает Драммонд.
Гиллман затыкает ей рот презрительной ухмылкой.
