Говард хрипел от боли. Олег заламывал руку, пальцы другой играли на горле купца, как на сопилке, из горла вырывались хриплые звуки.
— Гульча, иди сюда, — велел Олег зло на языке обров. — Скорее, дура!
Она остолбенело посмотрела на него, на стражей, наконец решилась сдвинуться, но ближайший из стражей бросился к ней: знал обринский или догадался — схватил ее раньше, чем дотянулся Олег, рывком швырнул обратно через всю комнату. Другой подхватил с пола, заломил руки, приставил нож к горлу.
Все застыло, было слышно далекий скрип колодезного журавля. Страж тряхнул Гульчу, налитые кровью глаза люто смотрели поверх купца на Олега:
— Зарезать?
Олег заломил руку Говарду сильнее. Суставы трещали, кости были тонкие, как у птицы. Говард застонал.
— Он тоже умрет, — предупредил Олег.
Страж крепко держал Гульчу, лезвие ножа было прижато к горлу, ее округлившиеся глаза смотрели на Олега.
Говард прохрипел:
— Я стар... Убей меня. Вотан примет меня в Вальгалле...
Олег сдавил горло, чувствуя его хрупкость, сказал с яростью:
— Вели отпустить ее.
— Не... нет, — прохрипел Говард. — Убьешь меня, убьют ее... Потешатся сперва... Изрежут на куски, эти парни были на Востоке, знают всякие... Я тебя знаю, ты не возьмешь на душу такое...
Олег заколебался. Глаза Гульчи были огромные, испуганные. Страж оскалил зубы. Упругая кожа натянулась под лезвием сильнее. Еще чуть — порежет горло, толстую вену с кровью...
— Отпусти, — прохрипел Говард. — Ты проиграл...
Олег убрал пальцы с его горла, толчком послал старика от себя. Второй страж подхватил Говарда, не дал упасть. Первый держал Гульчу, нож был по-прежнему на ее горле. Говард медленно выпрямился, пощупал пальцами дряблую кожу на кадыке. Его замутившиеся было глаза медленно наливались злобой, желчью:
— Думаешь, проиграл в силе, но победил там, наверху?.. Живем однако здесь, а не наверху... Ты увидишь, что это важнее, когда на твоих глазах будет умирать эта женщина... А умирать она будет долго... И кричать будет, не переставая...
Страж по его знаку убрал нож с горла Гульчи, быстро потащил ее к боковой двери. Олег кинулся следом, споткнулся об умело подставленную ногу. Упал, перекатился через голову, вскочил... Что-то тяжелое обрушилось на затылок. Он вскинул руки, не успел ухватиться за ушибленное место, ноги подломились, навстречу кинулись свежевыструганные доски пола...
Его руки и голова волочились. Он несколько раз ударился затылком о ступени и понял, что без чувств был недолго. Где-то слышался крик Гульчи, а его все тащили за ноги — во всем теле были острая боль и слабость.
Он снова ударился затылком, перед глазами вспыхнули белые искры. Согнув ноги, резко оттолкнулся. Хватка на правой ноге ослабела, он ударил обеими, чувствуя ступени под спиной, — оттолкнулся лопатками, вскочил... B глазах от слабости плыли цветные пятна, ощутил жестокие удары, начал отбиваться, то падая на колени, то поднимаясь.
Они дрались на лестнице, снизу тянуло могильным холодом. В глазах был красный туман. Олег торопливо смахнул со лба плывущую кровь, но в тот же миг сзади шарахнули по голове. Упал, с разбега врезавшись лбом в стену. Падая, захватил чью-тo руку, услышал крик и хруст, удар локтем, подмял другого, но в голове гремело, словно там ревел водопад, крики слышал как сквозь стену, потом все расплылось, и он полетел в черноту...
Сперва Олег начал ощущать лютый холод во всем теле. Он лежал на холодной сырой земле, а очнулся от боли, ибо старался поджать от холода ноги. Голова раскалывалась от боли, в затылок вбивали горячие гвозди. Острые приступы боли накатывали волнами, он застыл, боясь шевелиться.
— Олег, — послышался над ним тихий голос, в котором было безмерное удивление, — ты... жив?
Он заставил себя открыть глаза, чувствуя боль даже при таком усилии. Вокруг — темнота, и он не знал: то ли ему выбили глаза, то ли лицо настолько распухло, что вместо глаз — щели, то ли бросили в темный подвал. Рядом тихо вздрогнули, по его груди легонько скользнули кончики нежных пальцев.
— Что делали с тобой? — прохрипел он.
— Пока ничего, — ответила она торопливо, — но что сделали с тобой...
Ему показалось, что услышал всхлип, но в голове шумело, как на днепровских порогах. С великим усилием подтянул ноги, перекашиваясь от нечеловеческих усилий, начал ощупывать свое лицо, шею, грудь. Кости были вроде бы целы, только в груди при вздохах остро колет. Переломали ребра? Лицо покрыто коркой крови: хрустит, осыпается — значит, лежит долго, рана успела закрыться.
— Давно мы здесь? — прошептал он.
— Не знаю, день еще или ночь. Тебя били лежачего! Ногами, дубинами. Говард ухватил кочергу и бил ею, пока весь не забрызгался кровью. Нет, пока не стал задыхаться от усталости — кровью он забрызгался раньше. Я надеялась, что он умрет... Потом тебя зашвырнули в этот подвал. Они думают, что уже умер.
— И Говард... так думает?
— Он сказал, что мне полезно посидеть с трупом. Приготовиться. К чeму, не сказал.
Олег с трудом перевернулся, встал на четвереньки. В глазах плыли огоньки, в затылке вспыхнула острейшая боль. Он упал лицом в грязь — холодная земля немного охлаждала избитое тело и смиряла боль, на четвереньках обполз подвал, натыкаясь на заплесневевшие бревна. Нащупал нишу в стене — толстый мох, плесень. Пахнет кислым, судя по запаху, здесь стояли бочки с огурцами и капустой.
Он сцепил зубы, кое-как поднялся на ноги, цепляясь за стену. Пальцы скользили по плесени, бревна шли как огромные слизни — холодные, скользкие. Если и была лестница, то убрали, других ступеней нет, а ляда под самым потолком — не дотянуться.
Одежда в лохмотьях, саднящими пальцами ощупал карманы, чувствуя, как тяжело сгибаются суставы. Пусто, вытряхнули все — умельцы наемники.
— Здесь ничего нет, кроме грязи, — сказала она где-то близко в темноте.
— Да, одна грязь... Не надо было тащить тебя сюда.
Он пробовал рыть голыми руками землю — не мог бесцельно ждать смерти, но сразу обессилел, тяжело сполз по стене на землю. Так они сидели в тишине, Гульча прижалась к нему плечом, и Олег чувствовал, как она мелко-мелко дрожит.
Внезапно он увидел полоску света на своих ногах. Вскинул голову, охнул, в потолке наметилась щель. Оттуда сыпались сухая грязь, древесная труха. Затем яркий сноп света упал вниз, а наверху затопали ноги. Олег упал в грязь, разбросал руки.
Сверху опустилась добротная лестница, сколоченная из толстых жердей, покачалась, нащупывая дно, концы с чмоканьем уперлись в мокрую землю. Перекладинки заскрипели, сверху показались ноги, обутые в грубые сапоги с толстой подошвой. Страж остановился на последней ступеньке, осмотрелся, хищно улыбнулся. Женщина вжалась в угол — маленькая, с синяком под глазом и диким ужасом на лице. Мужчина, который называл себя пещерником, лежал в грязи лицом вниз, неестественно вывернув руки, а пальцы впивались в мокрую землю, словно в последнем предсмертном усилии он пытался ползти.
