– О, здорово, Степан! А ты чего тут? – заговорил управляющий сочным басом, под стать фигуре.
– Так я рыбу привёз.
– A-а. От тебя, значит, хариус? Знатный рыбец. Степан, как тебе не стыдно-то, а? Такую рыбалку от всех прятал. От всех ладно, но от меня! Степан, как так-то?
– А не мог, Варлам, леший не велел.
Варлам Михалыч крякнул и задумался. Товарищ Потапов, коммунист и ответственный работник советского общепита, конечно, во всяких леших и другие мракобесия не верил. А вот потомственный помор, рыбак и охотник, выходивший на медведя, как встарь, с одной рогатиной, широко известный в узких кругах Ведмедь, в лешего не просто верил, а знал, что идти в лесу наперекор лешему – верная смерть.
– А теперича-то, значит, можно? Покажешь?
– Покажу, отчего ж не показать теперь-то.
– Вот и ладушки, тогда в субботу и жди. Договорились?
– Договорились.
Варлам Михалыч расплылся в улыбке.
– Да, чего я пришёл-то. Тут какой-то чумородный заведующего моего избил. Был тут кто?
– Варлам Михалыч, ты не обижайся, а это я его приголубил.
– Ты?! Зачем?!
– Варлам Михалыч, Христом богом прошу, убери его отсюдова! Ладно он мне в морду рыбой ткнуть пытался, чай, не баре, переживём. Но он ведь готовить мешает! Если его оставить тут, испоганит ведь все блюда, засранец.
– Ясно. Так, кто тут за главного? – Управляющий повернулся к женщинам, с его появлением прекратившим работать.
– Я.
– А зовут тебя как?
– Шура. То есть Александра Сергеевна Некрасова я.
– Скажи мне, Сергеевна, вам заведующий нужен или сами справитесь?
– Сами, Варлам Михайлович, сами, пусть отдыхает!
– Сами так сами. Пойдём, Степан, проводишь меня недалеча.
Выйдя через служебный вход в небольшой дворик, заваленный разным хламом, мужчины остановились.
– Субботник, что ли, устроить, как думаешь?
– Можно. Вон веялка целая почти, у нас в станице у одних такая была.
– Думаешь, починить можно?
– Не знаю. Я ведь, Варлам, всё больше ломать могу.
– Это да, ломать да пугать ты мастак. Заведующий мой от тебя прибежал бледный, глаза выпученые, «убивают» хрипит. Караул.
– Хотел бы убить – убил, а так – проучил просто немного.
– Ха-ха, немного. У него до сих пор, наверное, поджилки трясутся. Уберу я его, пусть сегодня отчёты пишет.
– Варлам, а чего ты его вообще не выгонишь?
– А где я лучше возьму? С дерьмецом, конечно, человек, но с работой справляется. Да и коллектив на него не жалуется. За что снимать-то?
– Смотри, Варлам, дело твоё.
– И это, Степан, что я тебе сказать хотел… Сокур – фамилия в городе известная, братья-зятья. Так-то они на тебя гавкать не посмеют, а вот исподтишка укусить могут, так что ты там посматривай.
– Спасибо, Варлам, учту.
После этого разговора остаток дня прошёл совершенно спокойно, даже, можно сказать, скучно. Все блюда удались, московский гость остался доволен. И даже высказался в том ключе, что скоро наступит коммунизм, и все будут так питаться хоть каждый день, если захотят. А раз в Петрозаводске в простой столовой уже освоили такие вкусные и полезные блюда, то ясно, что правильной дорогой идут ответственные товарищи города, и проверять их – только пустая трата времени.
Уехал обратно Степан Ерофеевич усталый, но довольный, с ворохом свёртков и судками, полными форели по-анжуйски и нежнейших котлеток, сделанных из филе рыбы трёх видов. Потом Пласт всё порывался проведать так вкусно готовящих поварих, узнать, всё ли у них в порядке, но за чередой повседневных забот так и не выбрался в город. А затем Щербин познакомился с Командиром, и стало не до поездок.
Но любой, кто хоть раз отведал форель по-анжуйски, уже не мог забыть её божественный вкус. Не смог и Степан Ерофеевич, вот и вспомнил про Шуру Некрасову при первой же возможности.
Учитывая скорость исполнения различных официальных запросов, Пласт с Командиром решили, что проще будет самим смотаться в Петрозаводск и узнать, как дела у поварихи. К тому же личные связи и особый статус батальона позволили Командиру добиться включения в штат одной единицы авиатранспорта. Опять же, благодаря личным связям удалось получить не одну из модификаций У-2, а престижный и более комфортабельный Я-6, который ещё не представилось случая опробовать в продолжительном перелёте.
Проверка получилась очень качественная. Если считать всё время, начиная с отрыва шасси самолёта от взлётной полосы на базе до посадки в Петрозаводске, то перелёт занял почти двое суток. В общей сложности в воздухе самолёт находился более четырнадцати часов и совершил за это время две посадки – в Москве и Ленинграде.
В Петрозаводск Пласт с Командиром прилетели около семи часов вечера и уже через полтора часа постучались в общую дверь коммуналки, где проживала знакомая Щербина. Там от явно нетрезвого гражданина, открывшего дверь, они и узнали, что гражданка Некрасова, урожденная Шестакова, в настоящий момент отбывает срок за убийство.
Петрозаводский детектив
Утром следующего дня к зданию суда подходили двое военных, невольно притягивая взгляды окружающих. Женщины улыбались приветливо и уважительно, а кто помоложе, даже с изрядной долей кокетства. Мужчины неосознанно втягивали животы и расправляли плечи.
На полшага вперёд шёл, судя по отсутствию петлиц, уже отставной, пожилой энергичный мужчина в начищенных до блеска хромовых сапогах и отглаженной командирской форме, с выражением спокойной уверенности на лице, весомо подкреплённым орденами «Знак Почёта» и Красного Знамени на груди.
Второй военный был значительно моложе и, судя по капитанским шпалам, кадровый. Лицо его было сосредоточенным и, пожалуй, даже злым. Но встречающиеся на пути люди, мазнув по лицу капитана взглядом, сразу акцентировали внимание на его орденах и медалях. А самые любопытные, щурясь, пытались орлиным взором охватить всю россыпь золотисто-рубиновых наград, сверкающих на солнце.
На левой стороне груди горели всеми узнаваемые награды, да такие, что дух захватывало. Один из высших орденов государства, орден Красного Знамени соседствовал с высшей наградой СССР – орденом Ленина. Чуть выше – учреждённая в прошлом году медаль «Золотая Звезда», знак отличия Героя Советского Союза.
Правее Звезды, под самой шпалой, со скромным достоинством занял свое место маленький красный флажок с надписью «Верховный Совет СССР». Строго говоря, нагрудный знак был не наградой, а показателем статуса, говорящим, что перед вами депутат высшего органа государственной власти.
А чуть ниже орденов была ещё одна медаль, судя по всему, иностранная. Голубой круг, в котором золотой всадник с саблей скачет над горами под красным флагом, и, главное, с иностранными надписями вверху и внизу круга. Впрочем, красный флаг однозначно говорил, что медаль всё же пролетарская, а для умеющих читать на латинице слово «HALHINGOL» и вовсе ставило всё на свои места.
Можно с уверенностью сказать, что больше в КАССР людей с таким набором регалий не было.
Практически не останавливаясь, тандем, в котором опыт и личные связи Пласта соединились с целеустремлённостью и официальным статусом Командира, преодолел секретариат и паровым катком наехал на председателя суда.
Разумеется, начальник любой структуры всей душой ненавидит проверки. Не был исключением и Фёдор Иванович У стиков, главный судья не только Петрозаводска, но и всей Карельской АССР. Любителем отдыхать на природе он не был: простреленное в гражданскую плечо не терпело холода и сырости. Потому знал он Степана Ерофеевича весьма опосредованно: пару раз приходилось присутствовать, когда некоторые товарищи рассказывали про свой отдых с банькой, самогоном и рыбалкой.
Поэтому Фёдор Иванович представлял лесника этаким рыхлым субчиком с лакейскими повадками. Люди, сидевшие сейчас в его кабинете, были какими угодно, но только не рыхлыми. Две пары жёстких хищных глаз гипнотизировали не хуже направленных в лицо «трёхлинеек». А рэсэфэсээровское «Красное Знамя», как у самого судьи, гарантировало, что при надобности рука у старого красногвардейца не дрогнет.
