— Не могу вам сказать, ведь мы не успели распаковать ее. Коробка была адресована отцу. Вечером накануне… в общем, тринадцатого я рассказал ему о новых поступлениях, и в том числе о форме.
Гунарстранна начал обшаривать глазами стол в поисках сигареты. Похлопал себя по карманам.
— Помню-помню, — буркнул он. — Вы уже говорили о ней… о форме. Значит, в списке, который вам дали, ее не оказалось?
— Нет.
— А может, ее просто описали другими словами? Например, «коробка с одеждой» или «военное обмундирование»… Как-нибудь иносказательно?
— Нет. Ничего похожего.
— Значит, вы не распаковывали коробку? Тогда откуда вы знаете, что в ней лежала именно военная форма?
— Хотя времени у меня было мало, коробку я все же вскрыл и увидел, что в ней лежит комплект военной формы. Она была шерстяная, такая синеватая.
— Что значит «синеватая»? Темно-синяя? Серо-синяя? — уточнил Гунарстранна. Он нашел самокрутку в пепельнице на краю стола и закурил.
— Серо-синяя.
— Значит, больше похожа на летную, чем на военно-морскую?
— Понятия не имею.
— А это не была, скажем, форма трамвайного кондуктора? Даже парламентские служащие носят форму.
— Нет, форма совершенно точно была военная: я увидел нашивки и знаки отличия. Правда, у меня не было времени вынимать ее и осматривать. Я сказал отцу, что прислали военную форму и два бокала из Нёстетангена. Мне показалось, что он не слишком заинтересовался.
— Возможно, ваш отец в ту роковую ночь спустился в магазин, чтобы взглянуть на форму?
— Как-то не представляю его за таким занятием.
Гунарстранна жадно затянулся и спросил:
— Как по-вашему, присланная форма представляет собой определенную ценность?
— Как я уже говорил, у меня не было времени проверить, — ответил Карстен Есперсен.
— Кто прислал коробку?
— Понятия не имею. Не помню. Кажется, там вообще не было адреса отправителя.
— А вам не показалось странным, что какой-то неизвестный прислал вашему отцу комплект военной формы?
Карстен Есперсен хмыкнул.
— Там точно не было адреса отправителя?
— Не помню. Я не обратил особого внимания на коробку.
— Вы сказали об этом отцу?
— О чем — об этом?
— Что на коробке не было адреса отправителя.
— Да, кажется, сказал. А может быть, сказал, что прислали форму, но я еще не успел ее осмотреть. Мне показалось, там был полный комплект — и брюки, и китель, и галстук…
— А сама коробка по-прежнему на месте?
— Нет, я не нашел в описи и коробки.
— Значит, пропали и форма, и коробка?
Гунарстранна попытался представить себе тот вечер. Отец и сын сидят в столовой, пьют кофе с коньяком, вокруг них носятся маленькие дети, а в воздухе висят невысказанные слова…
— В тот вечер вашему отцу несколько раз звонили. Может быть, среди звонивших был и человек, который прислал форму?
— Очень может быть, — согласился Карстен Есперсен. — Но мне о нем ничего не известно.
— Хорошо, — сказал Гунарстранна. — Спасибо, что позвонили. Вы нам очень помогли.
Положив трубку, он несколько секунд постоял на месте, нервно проводя пальцем по верхней губе. Потом вдруг опомнился, бросился на кухню и принялся наливать воду в кувшин. Измерив температуру, осторожно перелил чуть теплую воду в аквариум. Открыл пакет рыбьего корма и высыпал немного на поверхность воды.
— Сушеные личинки мух и копченые паучьи ножки, — пробормотал он, обращаясь к своему любимцу, жадно накинувшемуся на еду. — Королевское угощение!
Себе Гунарстранна налил еще виски, сел за стол и перевернул верхний лист бумаги в стопке. Под ним оказалась копия старой фотографии, которую он нашел в конторе Рейдара Фольке-Есперсена. Он разглядывал снимок, и ему казалось, что темноволосая женщина с родинкой смеется… смеется над ним.
Глава 31
СПЯЩАЯ СОБАКА
На следующий день сразу после завтрака Франк Фрёлик отправился искать водителя такси номер А-195. Гунарстранне же предстоял долгий день в кабинете. Он читал материалы дела, кое с чего снимал копии и без конца звонил по телефону. По большей части разговоры ни к чему не приводили. Ближе к вечеру инспектор отправился в Турсхов, в мастерскую Стокмо. В окнах мастерской свет не горел, зато окна квартиры на втором этаже светились уютным желтым светом. Инспектор Гунарстранна задрал голову, посмотрел на небо, серое от выхлопных газов и смога, вздрогнул и, ухватившись за металлические перила, начал подниматься по скользким ступенькам. Ему пришлось постучать три раза. Наконец дверь открыл Карл Эрик Стокмо в спортивном костюме и разношенных кроссовках.
— Входите, — пригласил он.
В квартире пахло едой. В гостиной перед телевизором сидела стройная женщина лет тридцати; она держала на коленях тарелку с чем-то похожим на рыбу под сырной корочкой. По телевизору показывали рекламу телемагазина: мужчина поливал свою грязную садовую мебель какой-то химией, после чего вся грязь бесследно исчезала.
Гунарстранна кивнул ей. Подруга Стокмо-младшего сидела босиком; на ней были белые спортивные штаны в обтяжку и черная майка-безрукавка. Ее загар казался неестественным для зимы. Оба предплечья украшали татуировки. Вот она улыбнулась, и Гунарстранна заметил, что у нее не хватает одного зуба. Когда мужчины сели, она ушла на кухню. В телемагазине какой-то качок демонстрировал тренажер. Карл Эрик Стокмо взял пульт и выключил звук.
Гунарстранна сразу приступил к делу:
— Мне очень жаль, но у вашего отца нет алиби на ночь убийства… По его словам, в пятницу он лег спать в одиннадцать в пристройке за вашей мастерской. — Инспектор склонил голову набок. — Там, внизу.
Стокмо откинулся на спинку кресла-трансформера, а ноги вытянул и положил на подставку.
— Хотите выяснить, приходил ли он сюда в тот вечер? — Стокмо вздохнул. — Да, наверное.
— «Наверное» меня не устраивает. Вы можете присягнуть, что ваш отец приходил сюда и спал всю ночь у вас в пристройке?
— Нет, — ответил Стокмо-младший. — Я знаю, что он там ночевал, но вечером мы с ним не виделись и не разговаривали.
— Можете сказать, в какое время он приехал и когда уехал?
— Я знаю, что он был здесь, — повторил Стокмо-младший. — Лиллиан! — крикнул он, повернувшись в сторону кухни.
Женщина открыла кухонную дверь и остановилась на пороге. На руки она успела натянуть желтые пластиковые перчатки для мытья посуды. На кухне слышался шум воды.
— Ты заметила, когда отец приходил в пятницу? — спросил Стокмо.
Его подруга в упор посмотрела на Гунарстранну и сказала:
— Я слышала, как он на следующее утро заводил мотор.
— Ну да, — кивнул Стокмо. — Это он уезжал.
— В какое время он заводил машину?
Лиллиан задумчиво почесала подбородок о плечо.
— Рано, мы еще не вставали.
— До полудня или после?
— Наверное, до… Или нет? — Она вопросительно посмотрела на Стокмо; тому тоже пришлось пожать плечами.
— Но вы видели его или его машину собственными глазами?
Стокмо покачал головой.
Гунарстранна посмотрел вслед Лиллиан. Она быстро выключила воду и снова появилась на пороге кухни.
— Нет, — сказала она. — Но я уверена, что утром тарахтел его пикап.
Стокмо кивнул:
— Глушитель у него полетел. Такой грохот стоит, когда он заводится… Слышно на весь квартал.
— Вы бы услышали, если бы он заводил машину ночью?
Стокмо и его подруга переглянулись и дружно пожали плечами.
— Вы слышали той ночью шум, похожий на шум мотора его пикапа?
Оба снова пожали плечами.
— Отлично, — сказал Гунарстранна и повернулся к Лиллиан. Та улыбнулась, снова демонстрируя отсутствие клыка.
— Значит, вы и есть знакомый Бендика? — поинтересовалась она.
Гунарстранна кивнул.
— Хорошо, — сказала она, снова закрываясь на кухне.
Стокмо кашлянул и пояснил:
— Раньше она жила с Бендиком.
— А теперь, как вижу, живет здесь. — Гунарстранна огляделся.
В телемагазине одетая в бикини женщина с безупречной фигурой демонстрировала тот же тренажер. На стенах почти ничего не было, только черепаховый панцирь над кухонной дверью. На панцире был нарисован бурый орел с белой головой. Гунарстранна посмотрел на орла. Ему показалось, что орел подмигивает ему одним глазом.
— Вам известно, почему ваш отец так зол на Фольке-Есперсена? — спросил он у Стокмо.
— Скорее всего, из-за дедушки. Во время войны дед тайком переправлял беженцев через границу.
— Можно? — спросил Гунарстранна, доставая кисет с табаком.
Стокмо кивнул и достал сигарету из пачки «Принса», лежащей на столе.
— Я слышал, Есперсен тогда устроил в Осло подпольную типографию — печатал фронтовые сводки, передаваемые лондонским радио, и так далее. А потом его кто-то выдал, и ему пришлось бежать за границу.