— Запишите, — попросил он. — Запишите ваши слова.
Она послушно стала писать. Она оказалась левшой и держала ручку немного неловко.
— Вы можете рассказать мне что-нибудь еще? — спросил инспектор, когда она закончила.
Она пожала плечами:
— Многое он оставлял на мое усмотрение. Я сама решала, как войти, как начать беседу. Все зависело от моего настроения и состояния. Иногда мы то и дело сбивались, отклонялись от прямого курса. Но основа была неизменной: херес, Шуберт… — Она осеклась.
— Шуберт?
— Да, у него всегда играла одна и та же музыка — Восьмая симфония Шуберта. Неоконченная.
— О чем вы говорили тринадцатого?
— О прощении.
— Дальше! — досадливо воскликнул Гунарстранна.
— Да, мы говорили о прощении, обсуждали прощение как явление.
— Назывались ли какие-нибудь имена?
— Никаких.
— Он упоминал какие-то события?
— Связанные с его жизнью? Нет…
— И он хотел, чтобы вы его простили?
Она кивнула.
— Зачем? Зачем ему нужно было, чтобы вы его простили?
— Он так и не объяснил. Вот только…
Гунарстранна ждал затаив дыхание. Хеге долго молчала, а затем отвернулась. Он откашлялся.
— Вы, наверное, гадали, в чем смысл придуманной им постановки?
— Вначале я, конечно, задумывалась об этом. Но шло время, и я… — Она помолчала.
Гунарстранна не сводил с нее взгляда.
— Как мне кажется, все довольно очевидно. Он хотел, чтобы я изображала другую женщину. Возможно, в свое время он ее любил, стремился к ней, но у них ничего не вышло… Меня подобные вещи не слишком интересуют.
— Почему?
Она печально улыбнулась:
— Он мечтал о своем идеале, а у него была я. Часть моей личности, которая существовала в тот момент, в той комнате. Первое время он просил меня представить, будто я — какая-то другая женщина, но… вначале я думала, что этим дело и ограничится, что я буду олицетворять какую-то неизвестную. А вышло по-другому… Нет, не так! — Она в досаде покачала головой, как будто поняла, что сморозила глупость.
— Продолжайте, — кивнул инспектор.
— Однажды, примерно полгода назад, я заболела гриппом. Поднялась высокая температура… под сорок. Мне пришлось отказаться от визита. — Она улыбнулась. — Фольке ужасно расстроился. Я подобрала себе замену, еще одну актрису, очень хорошую, но он и слышать ничего не желал. Ему нужна была я! — Хеге вскинула голову. — Вы понимаете? Ему нужна была именно я. Я, а не другая… не любая другая актриса. Хотя я приходила к нему в том же платье, в том же парике, он думал не о той женщине, а обо мне!
Гунарстранна встал и принялся расхаживать туда-сюда. У окна остановился и посмотрел на деревья, окаймляющие улицу. Их тяжелые безлистные ветки тянулись к небу.
— И все-таки, наверное, простить его должна была она, — послышался тихий голос у него за спиной. Инспектор обернулся. — То есть… я должна была простить его от ее имени. По-моему, когда-то он сильно обидел ее, а извиниться не успел…
Гунарстранна задумчиво кивнул.
— Ваша последняя встреча состоялась вечером накануне его убийства. Какую еще реплику вы должны были произнести? — Он круто повернулся к Хеге Вюллер. Она смотрела куда-то в сторону. — Какой была последняя реплика?
Она замялась в нерешительности. Гунарстранна выразительно посмотрел на нее:
— Кто была та женщина, от чьего имени вы должны были его простить?
Она покачала головой:
— Понятия не имею!
Гунарстранна вздохнул:
— Не пытайтесь меня обмануть! Вы не могли не знать. Ведь вы изображали ее, изображали конкретную женщину. Наверняка вы спрашивали его, как она выглядела, как вела себя… Вы должны были войти в роль!
— Я в самом деле понятия не имею, кто она была.
— Но ведь вам, наверное, очень хотелось спросить! Женщина, похожая на вас, только с длинными черными волосами, с родинкой на лице… Да, вы с ней очень похожи. — Гунарстранна помолчал и негромко продолжал: — Сейчас я кое-что вам скажу. У меня есть ее фотография.
Гро Хеге Вюллер побледнела и с сомнением покосилась на инспектора. Гунарстранна заметил, что она держится как-то неуверенно, скованно. Такого раньше не было.
— Вы похожи на нее, — без выражения продолжал Гунарстранна. — Я это заметил… еще на похоронах.
— Я вам не верю! — прошептала она и гораздо более уверенным голосом высказала свое предположение: — Вы блефуете!
Гунарстранна откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и стал наблюдать за ней. Неуверенность все больше овладевала его собеседницей. Выждав немного, он спросил:
— Зачем мне вас обманывать?
— Где фото?
Он похлопал себя по нагрудному карману:
— Здесь.
— Покажите!
Гунарстранна сам не знал, стоит ли показывать ей старый снимок.
— Или мне нельзя ее видеть?
— Да зачем она вам?
— Покажите, пожалуйста, — безапелляционно потребовала Хеге.
Гунарстранна лукаво улыбнулся:
— Хотите понять, хорошо ли вы справились с ролью, удалось ли вам перевоплотиться в нее?
— Нет! — отрезала она.
— Точно? — Гунарстранна холодно улыбнулся. — А как же две ваши реплики? Они ведь наверняка имеют к ней какое-то отношение!
— Вы покажете мне фото, если я скажу вторую реплику? — взмолилась она.
— Хорошо.
— «Я люблю тебя».
— Что, простите?
— Это и была вторая реплика: «Я люблю тебя». — Хеге Вюллер закрыла глаза и словно перенеслась в другой мир. И снова что-то в очертании ее профиля, мягко подсвеченного лампой, лишило инспектора дара речи. Он сидел точно громом пораженный. Хеге медленно открыла глаза. Они с Гунарстранной посмотрели друг на друга. — Фото! — напомнила она.
Инспектор сунул руку в карман и достал оттуда фотографию, которую нашел в кабинете Есперсена. Не показывая ее своей собеседнице, он смущенно кашлянул и спросил:
— Вы уверены, что хотите на нее взглянуть?
Они снова посмотрели друг на друга. На несколько секунд в ее голубых глазах мелькнула неуверенность; она стала такой хрупкой и беззащитной, что у Гунарстранны защемило в груди. Он понял, что она все заметила и что ей стало неприятно. Гро Хеге Вюллер отвернулась и прошептала:
— Да… вы правы, наверное, лучше мне ее не видеть.
Он не шелохнулся.
— И что же? — спросила она в замешательстве. — Это все?!
Гунарстранна провел пальцем по губам и спросил:
— Вам не показалось, что в тот день что-то пошло по-другому?
— Знаете, у нас каждый раз все было по-другому… Хотя… По-моему, в тот день Фольке был какой-то… грустный. — Голос у нее сорвался.
— В каком смысле грустный?
— Он плакал, — ответила Хеге. — Немного, совсем чуть-чуть. А такого раньше никогда не случалось… Не знаю. Мне показалось, он был печальнее, чем всегда. Он был… каким-то притихшим и немного рассеянным.
Гунарстранна внимательно посмотрел на нее. Она была где-то в другом месте. Потом как будто вспомнила, где находится, — казалось, она вынырнула из воды. Даже поморгала глазами, словно не сразу смогла сфокусировать на нем взгляд.
— Что было потом? — негромко спросил он, убирая фотографию назад, в карман.
— Мы уехали вместе, на такси.
Гунарстранна молчал.
— Со склада, — пояснила она. — Из Энсьё.
— Куда вы поехали?
— Сюда.
— Вы оба?
— Я вышла здесь, он поехал дальше. Наверное, к себе домой.
— Кто заказывал такси?
— Он.
— Когда вы приехали к нему на улицу Бертрана Нарвесена, вы ничего не заметили?
Хеге быстро обернулась через плечо:
— А сейчас что вы имеете в виду?
— Ничего. Я просто так спросил, а вот вы, судя по вашей реакции, действительно заметили что-то необычное.
Она не ответила. Инспектор поднялся, отодвинул стол и присел перед своей собеседницей на корточки.
— Вам нечего терять, — негромко сказал он. — И приобретать тоже нечего. Раз уж сказали «А», говорите и «Б» — таковы правила. Поверьте, я знаю правила игры, я играю в нее полжизни. Не лгите мне! Значит, водитель был вашим знакомым?
Она опустила глаза и быстро спросила:
— Как вы догадались?
— Не тяните время! — раздраженно бросил Гунарстранна. — Отвечайте! Вы знакомы с водителем?
— У склада стояло такси.
— Черт побери, отвечайте!
— Его зовут Ришар. Он живет в этом доме… он водит такси. — И сердито добавила: — Я не лгу!
Гунарстранна тихо вздохнул и сел в кресло.
— Вы сами попросили этого таксиста отвезти вас на склад Есперсена в Энсьё? Или он случайно вам подвернулся, когда вы собрались ехать?
— Я попросила его подвезти меня, потому что он был у меня, когда позвонил Фольке.
— Он был здесь, у вас… с вами?
