— Почему?
— Патологоанатомы нужны, чтобы двигать медицину вперед, а кроме того, заполнять бреши.
— Как это заполнять бреши? — живо среагировала Элизабет.
Коулмен вдруг подумал, что с этими молодыми людьми он чувствует себя свободно и непринужденно. Эти двое были как глоток свежего воздуха. Они казались ему невероятно молодыми, тем более в сравнении с доктором Пирсоном. Он уже был готов высказать вслух идеи, которые обычно держал при себе. На вопрос Элизабет он ответил:
— Медицина — это, если допустимо такое сравнение, война. И, как на войне, медики иногда совершают удивительные прорывы. Когда это случается, врачи бросаются туда, где наметился успех. В тылах знаний остаются бреши, которые надо заполнять.
— Заполнять их — это задача только патологоанатомов? — опять задала вопрос Элизабет.
— Это задача любой отрасли медицины, но в патологической анатомии для этого иногда больше возможностей. — Коулмен задумался, потом продолжил: — Есть и еще одно. Медицинские исследования в их совокупности напоминают постройку стены. Кто-то закладывает в нее первый камень знания, кто-то — второй, и она постепенно растет. Наконец кто-нибудь укладывает последний, завершающий камень — и стена готова. — Он улыбнулся: — Немногим дано совершить в медицине впечатляющий подвиг, не всякий может стать Флемингом[4] или Солком[5]. Самое большее, что обычно доступно патологоанатому, — внести скромный вклад в медицинское знание — в своей области и в свое время. Но он должен это сделать.
Джон Александер слушал Коулмена не менее заинтересованно, чем Элизабет.
— Вы будете заниматься в клинике наукой? — с искренним любопытством спросил он.
— Надеюсь, что да.
— И чем?
Коулмен заколебался. Прежде он никогда ни с кем об этом не говорил. Хотя сегодня он и без того сказал очень много; какая разница, если скажет еще что-то.
— Меня интересуют липомы, доброкачественные опухоли жировой ткани. Мы о них очень мало знаем, — оживился Коулмен. Заговорив о своем любимом предмете, он отбросил привычную холодность и сдержанность. — Бывают случаи, когда люди умирают голодной смертью, но при этом в их организме прекрасно живут опухоли. Я надеюсь… — Посмотрев на Элизабет, он внезапно замолчал и спросил: — Миссис Александер, что с вами?
Элизабет, с трудом хватая ртом воздух, судорожно прижала ладони к лицу. Потом она опустила руки и тряхнула головой, словно стремясь избавиться от какого-то наваждения.
— Элизабет, что случилось? — Александер вскочил со стула и кинулся к жене.
— Все… все хорошо. — Элизабет жестом отправила мужа на место. Она закрыла, потом снова открыла глаза. — Мне просто на какой-то миг стало больно. Сначала появилась боль, потом — головокружение. Но сейчас все прошло.
Она сделала глоток воды. Да, теперь и в самом деле все прошло. Да, боль была сильной, она вонзилась в тело тысячами раскаленных игл туда, где шевелился в ее чреве ребенок, а потом в голове возникла странная легкость и зал столовой закружился вокруг Элизабет.
— Это случалось с вами раньше? — спросил Коулмен.
Элизабет отрицательно покачала головой:
— Нет.
— Тыуверена, дорогая? — встревоженно спросил Джон.
Элизабет взяла мужа за руку:
— Перестань волноваться. Для родов слишком рано.
— Все равно, — посерьезнев, сказал Коулмен. — Я предлагаю вам позвонить доктору и рассказать ему, что произошло. Может быть, он захочет вас осмотреть.
— Я позвоню. — Она бросила на Коулмена теплый взгляд. — Обещаю.
В тот момент Элизабет действительно решила позвонить врачу. Но потом, выйдя из клиники, ей показалось глупостью беспокоить доктора Дорнбергера из-за единичного приступа боли, которая пришла и ушла очень быстро. Если это повторится, она, конечно, позвонит, но не сейчас. Элизабет решила подождать.
Глава 15
— Вы что-нибудь узнали?
Сидевшая в кресле-каталке Вивьен умоляюще посмотрела на вошедшую в палату Люси Грейнджер. Прошло четыре дня после биопсии и три дня после того, как Пирсон отправил стекла в Нью-Йорк и Бостон.
Люси покачала головой.
— Я скажу тебе, Вивьен, сразу, как только узнаю.
— Когда, когда же вы будете знать это точно?
— Может быть, уже сегодня, — буднично ответила Люси. Ей не хотелось показывать Вивьен, что и она встревожена долгим ожиданием. Вчера вечером она разговаривала с Джо Пирсоном; он сказал, что если к полудню не получит ответов по телеграфу, то сам позвонит консультантам и поторопит их. Ожидание было тягостным для всех, в том числе и для родителей Вивьен — они вчера прилетели в Берлингтон из Орегоны.
Люси сняла повязку с колена девушки. Заживление раны шло нормально. Снова перевязав ее, Люси сказала:
— Я понимаю, что тебе трудно ждать, но ты постарайся думать о чем-нибудь другом.
Девушка грустно улыбнулась:
— Это нелегко.
Люси, уже стоявшая в дверях, сказала:
— Тебе поможет один гость. Сегодня у тебя ранний посетитель. — Она открыла дверь и сделала приглашающий жест рукой.
В проеме возникла фигура Майка Седдонса в белой хирургической форме.
— Я вырвался на целых десять минут. Они твои. — Он подошел к Вивьен и поцеловал ее. Она зажмурила глаза и тесно прижалась к Майку. Он нежно провел ладонью по волосам Вивьен и ласково прошептал ей на ухо: — Наверное, это очень тяжело — просто сидеть и ждать?
— О, Майк, если бы я только знала, что меня ждет! Думаю, я бы так не переживала. Это так мучительно — неизвестность.
Он отстранился и посмотрел ей в глаза.
— Вивьен, дорогая моя Вивьен, как бы мне хотелось хоть что-то для тебя сделать!
— Ты и так много для меня сделал. — Вивьен уже улыбалась. — Хотя бы тем, что ты есть и что ты здесь. Я не знаю, что бы делала без… — Она замолчала, потому что Майк протянул руку и прижал палец к ее губам.
— Не говори так! Я должен был появиться, так было предопределено космическими силами. — Он широко улыбнулся. Он один знал, какая гнетущая пустота прячется за этой его улыбкой. Как и Люси Грейнджер, он прекрасно понимал, почему так долго нет ответа из отделения патологической анатомии.
На этот раз Майку удалось по-настоящему рассмешить Вивьен.
— Ерунда! Если бы я тогда не пришла на вскрытие и если бы тебе на глаза попалась другая студентка…
— Ох, ох! — тряхнул он головой. — Это тебе так кажется. А на самом деле с тех пор, как наши далекие предки, почесывая подмышки, спрыгнули с деревьев, наши с тобой гены стремились друг к другу сквозь пыльные пески времени, жизни и судьбы. — Он говорил первое, что приходило ему в голову, и только для того, чтобы что-то говорить, но это действовало!
— Майк, какую великолепную чушь ты несешь! Как я тебя люблю!
— Очень хорошо тебя понимаю. — Он слегка коснулся губами ее губ. — Думаю, что твоей маме я тоже понравился.
Вивьен слегка отстранилась.
— Вот видишь, как много ты для меня делаешь! Мне сразу надо было тебя спросить. После того как вы вчера ушли, все было нормально?
— А как же иначе? Я поехал с ними в отель. Мы сели за стол и немного поговорили. Мама была немногословна, но папа очень внимательно ко мне присматривался и, наверное, думал: «Что это за тип собрался жениться на моей прекрасной дочери?»
— Я сегодня расскажу ему, что ты за тип, — пригрозила Вивьен.
— И что ты скажешь?
— Ну, не знаю. — Она протянула руки, взяла Майка за уши и принялась разглядывать, поворачивая его голову то вправо, то влево. — Возможно, я скажу: «У него самые прекрасные в мире нечесаные рыжие волосы, очень приятные и мягкие на ощупь». — Она зарылась пальцами в его буйную шевелюру.
— Да, это здорово мне поможет. Какая свадьба без рыжих волос! Что еще?
— Я скажу: «Конечно, он далеко не красавец, но у него золотое сердце и он станет блестящим хирургом».
Седдонс притворно нахмурился:
— Нельзя ли добавить: «уникальным и блистательным»?
— Я скажу, если…
— Если что?
— Если ты меня поцелуешь.
Люси остановилась у двери главного хирурга клиники, легонько постучалась и вошла.
Оторвавшись от сводок, Кент О’Доннелл поднял голову и сказал:
— Сядь, дай отдохнуть своим старым изношенным костям.
— Теперь, когда ты это сказал, я почувствовала, что они и правда изношены. — Она упала в глубокое кожаное кресло напротив стола О’Доннелла.
— Сегодня утром ко мне приходил мистер Лоубартон, — сказал он Люси.
О’Доннелл вышел из-за стола, сел рядом с Люси в другое кресло и достал из кармана золотой портсигар.
— Сигарету?
— Спасибо. — Люси взяла сигарету, прикурила от зажигалки, которой щелкнул О’Доннелл, и глубоко затянулась успокаивающим дымом. — Родители Вивьен приехали вчера вечером. Естественно, они растеряны. Кроме того, они меня не знают. Наверное, поэтому мистер Лоубартон решил поговорить с тобой.
