- Где он располагался, не помните?
- За городом, в одной из старых мечетей. А общежитие института стояло в самом центре города, на Ленинской. Там было весело, хоть и не всегда хватало денег на лепешку, а уж о куске баранины мы только мечтали. Я поговорил с Василием Павловичем, он меня понял и отпустил пожить среди однокурсников, в общежитии. Время от времени я навещал Сметаниных, Нина Федоровна кормила меня обедом, а Василий Павлович незаметно совал в карман деньги. Так было все три года. Когда я пытался отказаться от помощи, они искренне обижались, говорили, что я для них роднее родного. Словом, добрейшие люди. Защитить диплом мне не удалось…
- А на каком факультете вы обучались?
- Ирригации… Каналы, арыки, трубы, вода… Мы сдали последние экзамены, и меня призвали в Красную Армию. Это было 3 мая 41-го. По иронии судьбы я снова оказался в Липецке. Там нас обмундировали, мы прошли короткий курс обучения и были зачислены в 635-й стрелковый полк, я оказался в роте связи. А тут - война. 6 июля мы уже обороняли Витебск, а 9 июля полк был разбит и отступил к Смоленску.
- Так для вас знакомые места?
- Да, мне пришлось здесь потопать. Под Смоленском, на Днепре из всех отступивших частей сформировали 1-ю Московскую пролетарскую дивизию, но и ее в августе разбили. Мы отступили к Вязьме, попали там в окружение, но кое-как выбрались. Собрались на переформирование в районе Клина. Там меня легко ранило. Царапнуло. В деревне Бобра…
Контрразведчики переглянулись. Захаров посмотрел на Кравченко и улыбнулся.
- Я что-то путаю? - спросил Кравченко.
- Нет, нет, там есть такая деревня, продолжайте.
- В Клину всех имеющих высшее образование собрали и отправили снова в Липецк.
- Прямо город вашей судьбы, - усмехнулся Захаров.
- Но пробыл я там недолго, врачи посчитали, что ранение не такое уж безопасное, и я оказался в госпитале, в Оренбурге. А через месяц вернулся в «город судьбы», как вы точно подметили. В Липецке, в тех же лагерях, где в мае 41-го стоял наш 635-й стрелковый полк, была организована разведшкола, которой командовал полковник Шидловский. Вот в эту школу меня и определили. Пробыл я там до апреля 1942 года, потом нас перевезли в местечко с названием Глазко, где мы обучались прыжкам с парашютом. А в конце мая меня направили в разведотдел 4-й Ударной армии, на Калининский участок фронта. База была в Торопце. Оттуда с группой партизан бригады Дьячкова в районе деревни Коровница на шоссе Усвяты-Невель я перешел линию фронта с задачей проникнуть в Витебск и проводить разложенческую работу среди воинских формирований, созданных немцами из бывших военнослужащих Красной Армии, попавших в плен.
- К чему сводилась ваша работа?
- Агитация: Красная Армия все равно победит, фашизм будет повержен, Гитлеру нужны только тупые русские предатели, потому что он щадит своих солдат, ну и все такое…
- Вы проникли в Витебск?
- Да, мы там находились примерно месяц, после чего перебрались в партизанскую бригаду полковника Охотника, в Россонский район. Полтора месяца там… Потом снова в районе шоссе Усвяты-Невель с группой партизан мы перешли линию фронта на сторону частей Красной Армии, и меня отправили на отдых в Старую Торопу. Это там же, в Калининской области. А в ноябре или в начале декабря 42-го, точно не помню, вместе с разведчиком Михаилом Шабановым…
- Его отчество?
- Михаил Федорович. Вместе с ним мы были заброшены самолетом в Лепель Витебской области. Задание было то же - агитация, правда, к военнопленным добавилось гражданское население. Тогда не все верили в победу Красной Армии, надо было убеждать… Две недели мы работали в Лепеле, потом возвратились в партизанскую бригаду Марченко, действовавшую в треугольнике Витебск-Полоцк-Невель, а оттуда - через линию фронта и в разведотдел штаба 4-й армии. Следующее задание - работа среди личного состава «украинского батальона», который немцы формировали в Езерищах. Тогда нам удалось направить 18 человек из этого батальона в партизанскую бригаду Фалалеева, действовавшую в Меховском районе Витебской области. Но в мае 43-го весь партизанский край в треугольнике Витебск-Полоцк-Невель был блокирован немцами, и в июне 43-го я был взят в плен в районе озера Свино. Меня ранило в обе ноги во время блокады войсками СС партизанского района. Это было 11 июня 1943 года. Вместе со мной в Езерище привезли Василия Кравцова, который был завербован мной во время работы в «украинском батальоне». В Езерищах кто-то из верных немцам «украинцев» опознал Кравцова, а тот выдал меня. Ну, а там - лагерь военнопленных в Витебске, вербовка капитаном абвера Димсрисом. Он располагал сведениями, что я - советский разведчик. Из лагеря меня освободили, поселили на берегу Западной Двины в здании недалеко от памятника павшим героям Отечественной войны 1812 года. И началась другая работа…
- И вы не пытались уйти от немцев, вернуться к своим?
- Это не так-то просто. После плена для своих я стал «чужим»… К тому же немцы спасли мне жизнь, когда вытащили меня, раненного в обе ноги, из минометной воронки… И потом, я служил в разведке и знаю, как отнеслись бы ко мне, вернись я к своим после вербовочного контакта с немцами… Да и вы это знаете…
- А как вы оказались на территории СССР в июле этого года?
- Нашу группу забросили для организации диверсионно-повстанческих отрядов в Орловской области.
- А почему вы оказались здесь?
- Плохо выбросили, всех разметало, я потерял радиста. Думал перейти линию фронта немного севернее, там, казалось, проще…
- Вы шли с юга?
- Да.
Офицеры снова переглянулись. Потом один из них, старший лейтенант, позвал конвоира, и Кравченко увели.
- Он знает больше, чем говорит, - произнес Захаров, когда контрразведчики остались одни. - И он не тот, за кого себя выдает.
- Они шли с севера, их запомнили на переправе через Межу. Их было двое, один подорвался на мине неподалеку от деревни Вороново. Это его напарник, наши ездили туда вчера, нашли автомат той же серии, что и у этого Доронина-Кравченко.
- Им будут заниматься, скорее всего, минские ребята. 103-я абверкоманда действовала на их направлении. Так что приводим в порядок протоколы и передадим «трофей» соратникам.
- Я думаю, он не сгинет в лагере, он парень не простой…
Глава пятая. Прокурор
Первая послевоенная весна 1946 года принесла в страну воздух перемен. Свежесть «воздуха» ограничивалась сменой административных вывесок, объединением, укрупнением, перестановкой кадров, иногда напоминающей перемену мест слагаемых. Совнарком, не дотянув года до своего тридцатилетия (образован в 1917 году), в марте 46-го сменил революционный «псевдоним» на благородную, европейскую «фамилию» - Совет Министров.
Наркомат госбезопасности стал Министерством, но этим его переустройство не ограничилось. По указанию Сталина министр ГБ В.Меркулов, его заместитель С. Огольцов и начальник ГУКР «Смерш» В.Абакумов подготовили проект реорганизации ведомства, одним из главных пунктов которого было включение в состав Министерства военной контрразведки «Смерш».
Дело в том, что «Смерш» все время своего существования являлся подразделением Наркомата обороны и контролировался лично Сталиным. Но после окончания войны, в 1947 году, пост министра Вооруженных Сил СССР занял Н.Булганин, человек сугубо штатский, не имевший военного образования. Перед назначением его срочно произвели в маршалы. Оставлять под его началом две спецслужбы (ГРУ и «Смерш») Сталин счел нецелесообразным, поэтому «Смерш» перебросили в МГБ.
В мае 1946-го Политбюро ЦК ВКП(б) проект утвердило, и «Смерш» стал именоваться 3-м Главным управлением МГБ СССР.
Вскоре генерал-полковник (уже не комиссар!) Абакумов сменил Меркулова на посту министра ГБ. Сталин примерял к этой должности фигуру Огольцова, но на заседании Политбюро, где рассматривался вопрос о кадровых перестановках в органах безопасности, Огольцов заявил, что он не располагает достаточным опытом для работы на столь ответственном участке. Всего за полгода до этого Огольцов был переведен в Москву из Куйбышева, где возглавлял управление ГБ. Тогда Сталин предложил кандидатуру Абакумова. Берия и Молотов промолчали, зато секретарь ЦК Жданов поддержал идею вождя. Вопрос был решен. Говорили, что Сталин таким образом высоко оценил работу в годы войны контрразведки «Смерш», обошедшей по результатам коллег из госбезопасности. Так это или нет, сегодня вряд ли удастся узнать, да не так уж и это важно.
