У Павлуновского уже была готова "разверстка": сколько конструкторов должен выделить тот или иной завод и сроки их приезда к нам. Он обязал Радкевича докладывать ему об их прибытии. Тут же Горьковскому автозаводу была поручена конструктивная разработка и изготовление колес, другому заводу полуавтоматика затвора. Координацию всех работ Иван Петрович возложил на Артамонова. Чебышеву приказал выехать на наш завод для оперативной помощи и связи. Был точно определен срок, к которому мы должны представить график работ. Во всем этом чувствовалась школа Орджоникидзе, учившего работавших с ним людей точности и исполнительности.
Возвращались мы с Радкевичем домой в приподнятом настроении. О многом переговорили в вагоне. Радовались, что так заботливо и внимательно подошли и Сталин, и Орджоникидзе, и Павлуновский к нашему коллективу. Теперь наш коллектив горы свернет!
- А знаете,- сказал, между прочим, Леонард Антонович,- я думал, вы откажетесь от помощи. Не в вашем это характере - принимать помощь. К тому же вы все уже наметили, все решили и делаете.
- Да, я привык и люблю сам решать все вопросы, сам делать. На помощь извне не рассчитывал и не надеялся, но это совершенно иная помощь. Для нас было бы достаточно резолюции и ободряющих слов Серго. Это главное и решающее. Ну, а если руководители при этом считают нужным усилить на время наше КБ конструкторами с других заводов, неужели я мог бы позволить себе становиться в позу?..
Решение доработать пушку Ф-22 и оказать заводу помощь в доработке окрылило, как и представляли мы с Радкевичем, весь коллектив - и конструкторов, и производственников. Это было признанием нашего КБ как творческой организации: ему верят, помогают и растят его. Это оказалось сильнодействующим воспитательным средством. Я еще никогда не видел ни в КБ, ни на всем заводе такого подъема. Результаты были видны по тому обилию чертежей, которые направлялись в опытный цех. В цехах не отставали от конструкторов.
Тем временем к нам начали прибывать конструкторы с других заводов. Мне приглянулся скромный, малоразговорчивый пожилой конструктор Алексей Васильевич Черенков, и я решил поручить ему конструктивно-технологическое формирование полуавтомата затвора. На всякий случай, для подстраховки, если окажется, что я ошибся в оценке способностей Черенкова, решил продублировать его, привлек еще Петра Федоровича Муравьева, который не раз выручал нас. Так они двое, независимо один от другого, приступили к проектированию полуавтомата.
Вскоре начало вырисовываться конструктивно-техническое решение. Черенков быстро и хорошо сделал проект на ватмане. Он оказался работником высокого класса.
Прибыл Михаил Михайлович Розенберг. Я знал его еще с 1920 года, он был командиром полубатареи в артиллерийской школе, где я тогда учился. Культурный, образованный артиллерист, он уже тогда разработал планшет для стрельбы по цели и корректировки огня на основе данных, поступавших от наблюдателей.
Розенбергу, с его согласия, поручили конструктивно-технологическую разработку колеса. Владимир Николаевич Сидоренко взялся доработать полуинерционный полуавтомат. Прибыл и представитель Кировского завода Н. П. Васильев, толковый инженер. Мы знали друг друга с 1923 года, вместе служили в артиллерийской части командирами, затем учились в академии и работали конструкторами на том же "Красном путиловце". Ознакомившись со сборочными чертежами механизмов и агрегатов, он, к моему удивлению, заявил, что пушку доработать невозможно. Я поблагодарил его за затраченное им время и сказал, что он может возвращаться на свой завод.
Этот неприятный эпизод был единственным. Все прибывшие к нам конструкторы работали хорошо, с желанием по-настоящему нам помочь. Многие из них имели хорошую теоретическую подготовку и практический опыт. Велик был соблазн оставить работать их у себя. Но, конечно, это было бы нечестно но отношению к тем КБ, которые отнеслись к нам так дружески.
Однажды, в самый разгар работы, директор сказал мне, что завтра на заседании правительства будет рассматриваться вопрос о пушке Ф-22. Нас вызывают в ГВМУ. Передо мной встал вопрос: какой материал готовить? К сожалению, завод так и не получил отчета полигона об испытаниях. Неизвестно, что и в какой форме там было записано. Пришлось просмотреть все письма, которые я посылал в КБ с полигона, свои записи, вспомнить все этапы прохождения испытаний. Пригласил к себе конструкторов и руководителей опытного цеха. Вместе проверили, что уже сделано по доработке и изготовлению новых деталей и агрегатов для опытного образца, определили ориентировочный срок окончания работ, время, необходимое для заводских испытаний, и на основании всего этого я составил конспект моего выступления.
В ГВМУ нас с Леонардом Антоновичем принял Павлуновский и попросил доложить о ходе работ. Поинтересовался, как нам помогают другие КБ. Разумеется, ничего, кроме хорошего, я сказать не мог. Спросил Павлуновского, как будет поставлен вопрос о пушке на заседании правительства, но он ответил, что ему пока ничего не известно. "Вот и готовься",- подумал я.
В приемной, в Кремле, когда мы туда прибыли, уже было множество и военных и штатских.
Я не думал, что все они приглашены по нашему вопросу. Состояние дел, как мне казалось, не требовало для обсуждения столько людей. Но когда в зал заседаний пригласили тех, кто вызван по поводу пушки Ф-22, все находившиеся в приемной устремились к двери. Мне стало даже не по себе. Военные все с ромбами, а штатских - тоже, по-видимому, товарищей ответственных - и не сосчитать. Если бы пушка выдержала испытания, тогда бы не страшно, а тут...
В зале заседаний были Сталин (он стоял у стола), за столом - Молотов (он председательствовал), Ворошилов, Орджоникидзе, Межлаук и еще несколько человек. Вошедшие расселись, а Сталин, по своему обыкновению, принялся ходить по залу.
С докладом выступил знакомый мне инженер Артиллерийского управления. Он начал читать подготовленный текст о результатах испытаний. В основном это был перечень недостатков пушки: полуавтомат работает ненадежно, подъемный механизм при выстреле сдает, рессоры ломаются, и еще, и еще, и еще...
Доклад вернул меня к недавним дням на военном полигоне, и я заново пережил все. Очень тяжело было мне слушать это, да еще в таком месте - в Кремле! Я забыл все, что готовил к выступлению. Мертвая тишина стояла в зале, когда докладчик читал о том, что случилось при последнем выстреле. Наверно, мне было бы легче, если б не эта мертвая тишина. Снова, точно наяву, на моих глазах взметнулась, повернулась и грохнулась на бетонную площадку вращающаяся часть пушки.
Наконец докладчик огласил приговор: "Пушка Ф-22 испытания не выдержала" и умолк.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
